| Pero mientras trabajaba y trabajaba para avanzar en el mundo de las telenovelas, desarrollarme y crecer como actriz, ese tren de trabajo que había tenido con el grupo, arriba del escenario cantando en vivo, se iba acumulando en energía que al no estar con ellos ya no podía sacar. La necesidad de cantar se me estaba convirtiendo en una sed desaforada por mi lanzamiento como solista. Lo que más quería era subirme al escenario y agarrar el micrófono, pero sabía que necesitaba un plan, una preparación. En mí se estaba desarrollando un sueño, un deseo que anhelaba cristalizar: quería ser solista. Me veía cantando mis canciones, yo sola con el público, un momento mágico y compartido entre nosotros. Pero para llegar a vivir mis sueños tenía que hacer un cambio, por lo que decidí que al término de la grabación de mi tercera telenovela Luz y Sombra, me iría a vivir a Los Ángeles por un tiempo, para estudiar canto y baile. Quería aprender a tocar algunos instrumentos como el bajo y perfeccionar la técnica de escribir canciones. Así que con mis sueños a cuesta y mis relucientes diecisiete años llegué a Hollywood, acompañada de mi inseparable cómplice, mi madre. Y como dice mi canción: “Playa, sol y palmeras”, ¡California, aquí estoy! Alquilé un departamento en Westwood, en donde tenía al alcance cines, restaurantes, tiendas, cafecitos… un área en ese entonces muy juvenil y perfecta para mí, ya que la universidad UCLA se encuentra muy cerca. ¡Qué lugar! UCLA es una de las universidades más grandes e importantes del estado de California y caminar por sus jardines perfectamente bien cuidados, ver los edificios de diferentes estilos arquitectónicos, y los jóvenes en grupos, moviéndose de un lado para otro, para mí fue una experiencia sin igual. En UCLA tomé clases de inglés, pero también deseaba dominar un instrumento, y fue al barrio de Melrose que llegué a tomar mis clases de bajo. Iba de un lugar a otro, pues en Santa Mónica asistía a mis clases de baile y viajaba hasta el San Fernando Valley para tomar mis clases de canto. De clase en clase se me iba el día viajando en el convertible rojo que renté y oyendo a todo volumen los cassettes de Aerosmith, Janet Jackson, Madonna, The Doors y Journey. A todas estas, mi madre era como mi apéndice. Estaba siempre pegada a mí, viendo, oyendo y oliendo todo lo que yo veía, a tal grado que incluso me esperaba en la cafetería de la universidad hasta que yo saliera de las clases. Era un poco bizarro ver a una señora rodeada de jóvenes, sentada todos los días tres horas esperándome. Fue una situación muy difícil para mí porque en su afán de cuidarme me limitó la oportunidad de desarrollarme libremente como adolescente y como mujer… Pero todo tiene su por qué, y probablemente si no hubiera sido así, tal vez no hubiera vivido todo lo que viví. Ella lo hacía porque sentía que, como madre, era lo que tenía que hacer: protegerme. Y eso se lo agradeceré por siempre. Esta aventura en Los Ángeles duró aproximadamente un año entero, un año en el que me desconecté de todos y de todo, un año en el que me dediqué exclusivamente a mi preparación como artista. Cuando dejé Timbiriche, el Señor Azcárraga creía que era importante darme la oportunidad de desarrollarme cual diamante en bruto tanto en el ámbito actoral como en el musical; en definitiva él fue mi pigmaleón; parte de su programa fue la idea de mandarme a estudiar al centro del show business: Los Ángeles, California. El Señor Azcárraga Milmo, apodado “El Tigre,” era uno de los hombres más influyentes a nivel nacional e internacional, hijo de Emilio Azcárraga Vidaurreta, quien fundó lo que hoy es Televisa. Fue dueño de Univision y presidente de la red de habla hispana Galavisión. “El Tigre” fue quien organizó toda la estructura de lo que debía aprender y afinar en mi carrera. El punto principal de mi viaje a Los Ángeles era desarrollar el concepto integral de mi primer disco como solista; debía encontrar el tono de mi voz, el estilo musical, la imagen y el concepto genérico de lo que yo quería presentar de una forma novedosa a la gente, con mis ideas y las inclinaciones y preferencias musicales del productor, Alfredo Díaz Ordaz, quien estaba a cargo del área musical de la empresa Televisa. Alfredo era un genio extraordinario, excéntrico y visionario. Desde que nos conocimos nos convertimos como en almas gemelas y juntos logramos crear lo que más adelante se convertirían en clásicos de los ochenta; “Saliva, sudor, sangre” y “Pacto entre los dos” —temas que marcaron una época y que hoy en día ya se consideran clásicos de la música pop mexicana. El destino nos juntó y creamos dinamita pura. Para esa época, el hablar de secreciones como “tu saliva me emborracha”, “mira que me gusta, ven a sudar”, y de temas sadomasoquista como los que aparecen en “Pacto entre los dos”, fue un inicio muy controversial y con muchas aristas. Además, a eso hay que añadirle mi terquedad de querer salir con la moda del “Flower Power”, símbolo de la liberación juvenil de los años sesenta. Lo cierto es que en aquella época todo mi ser pugnaba por romper con lo tradicional; quería expresarme a mi manera y encontrar mi propia voz. Es posible que también, de manera inconsciente, quisiera romper con las cadenas invisibles que por amor mi madre me había puesto, al igual que con la carrera en la que había dejado mi infancia y parte de esa adolescencia que pugnaba y gritaba por su libertad. Pero sola no iba a poder romper con lo tradicional, aún estaba muy joven y aunque sentía todas esas cosas en mi interior, toda esa energía viva que buscaba la forma de expresarse, necesitaba a alguien que me pudiera canalizar. Necesitaba un “asociado” que pensara como yo. Esa complicidad la encontré en mi productor, el cual se convirtió inmediatamente en mi aliado pues él, desde su adolescencia, había sido un rebelde “con causa”. No cabe duda de que los caminos se cruzan muchas veces a lo largo de nuestras vidas, y en el caso nuestro, quién se hubiera imaginado que nuestros padres se conocerían en aquella entrevista del 18 de noviembre de 1970, el padre de Alfredo siendo el Presidente de la República Mexicana y el mío su entrevistador. Quién hubiera imaginado que estaríamos tan cerca en una fiesta en su casa a la que mis padres fueron invitados, mi madre iba embarazada de mí y Alfredo, que desde entonces era un niño hiperactivo asomándose a la adolescencia, corría de un lado a otro poniendo de cabeza la fiesta de sus padres. Y finalmente, quién se hubiera imaginado que ahora, cada uno teniendo el eco de sus pensamientos que por fin se cristalizaban en cadenciosa música, trabajaríamos en un “Pacto entre los dos”… un pacto entre él y yo. Todavía estando en Los Ángeles, me di a la tarea de buscar lo necesario para mi imagen, y todo lo que quería lo encontré en una tiendita escondida en un segundo piso en Melrose. Toda la tienda era estilo “Flower Power”, el “hippismo” en su máxima expresión… De inmediato me encantó porque ese era exactamente mi look en esa época. Esta fue la puerta que abrió mi afición por la constante búsqueda de looks, de vestuarios, de innovación, probando cosas tan estrambóticas cómo llegar a una premiación con un abrigo blanco elaborado de osos de peluche, pasando por lo inusual de un brasier hecho de metal cromado, con dos llaves de agua al frente para mi video “Piel Morena”, al igual que un bustier que echaba fuego para mi video Gracias a Dios, incluyendo cada diferente etapa: la niña de las flores, la femme fatale, la época de los vestuarios hechos con CDs y las diferentes caracterizaciones tanto de azteca, como de japonesa, como de egipcia, o para cerrar el estrambótico vestuario, un brasier elaborado con dos pequeñas guitarritas y una minifalda simulando el sombrero charro. Looks que fueron únicos en su tiempo y que hoy día vemos diferentes versiones de ellos en grandes músicos como Lady Gaga. ¿Quién iba a decir que esa tiendita destaparía la caja de Pandora? Ahí compre un sinnúmero de pantalones a la cadera acampanados, brasieres o tops diminutos, llenos de flores, zapatos con plataforma típicos de los setenta, por mencionar algunas cosas. Finalmente cuando llegó la hora de regresar a México, yo me sentía preparadísima y segura de mí misma; muy orgullosa de los resultados y de todo lo logrado. Había aprendido muchísimo en las clases de música y baile, me sentía invadida de un poder y una libertad que nunca antes había experimentado. Sentía que estaba en el lugar que era, en el momento que era, haciendo exactamente aquello a lo que estaba destinada… pero, oh, sorpresa, qué duro me recibió la realidad. Mi cambio de imagen, el cual me hacía sentir completamente segura y satisfecha, rompía totalmente con la imagen de aquella chiquilla tierna de quince años, con las dos colitas de caballo, el fleco en la frente y mirada dulce, que protagonizó Quinceañera. Supongo que la gente se había acostumbrado a esperar eso de mí y por eso cuando regresé de Los Ángeles con mi primer disco como solista y una imagen totalmente distinta, fuerte y sensual —recibí críticas muy duras, críticas para las cuales no estaba preparada. El lanzamiento del disco no fue realmente lo que había visualizado, a pesar de que mi compañía disquera trabajó al máximo para promocionarlo. El primer sencillo del disco, titulado “Pacto entre los dos”, fue vetado en más de la mitad de la programación de las radios más importantes de México, ya que su contenido era demasiado fuerte para los radioescuchas. Las palabras y frases como: “Róbalo, amárralo, pégale… goza su dolor. Muérdelo, lastímalo, castígalo… comparte su pasión”, simplemente fueron demasiado para el público mexicano del momento, porque una cosa es pensarlo en la intimidad o hablarlo entre amigos, y otra muy diferente es exponerlo a los cuatro vientos en una canción supuestamente de amor. Además, al igual que Sandy en Vaselina, yo misma estaba pasando de ser la dulce jovencita para convertirme en una vampiresa sensual. Y eso a la gente no le gustó nada. De esa niña inocente de nombre Beatriz en Quinceañera no quedaba nada; en su lugar había llegado una joven de dieciocho años, con pantalones muy pegados, acampanados, con flores grandes y muy bajitos al torso. Se me veía toda el área del ombligo porque en la parte de arriba solo llevaba un sostén diminuto también adornado con flores. A mí me gustaba mucho el look pero más que nada lo adopté con toda la intención de hacer algo distinto, algo que marcara una tendencia que fuera llamativa para mi público, que fuera algo que la gente quisiera seguir. Hasta me pinté un mechón rubio en la parte de adelante del pelo. Así salía toda orgullosa a cantar mi primer sencillo, “Pacto entre los dos”. No tenía idea de lo que me esperaba. Obviamente, nada de esto cayó muy bien en una sociedad tan conservadora como la de mi país en aquel momento. Todos se preguntaban: “¿Qué pasó con la chica de las colitas de caballo? ¡Qué vulgaridad, por Dios!”. Sentí que la gente estaba decepcionada y pensaba que cómo era posible que nadie me aconsejara mejor sobre mi imagen. Me veían como una joven semidesnuda y acabaron conmigo. ¡Me dijeron de todo! Los comentarios cayeron como granizo: “¿Y pretende ser un icono de la juventud?”, decían los medios. “¡Que ni lo sueñe!”. En aquella época nadie en mi patria salía vestida así, precisamente por eso yo quería romper con lo típico, con la imagen de niña buena que teníamos que asumir las jóvenes cantantes si queríamos llegar a algún lado. Por supuesto que ya había famosas que salían “provocativas” al escenario, como era el caso de Alejandra Guzmán, rockera de corazón, dinamita pura en el escenario, y con un sonido en su voz provocativo y sensual, que la colocó de inmediato en el gusto de los jóvenes. También estaba Gloria Trevi con sus letras y movimientos irreverentes rompiendo los cánones de la sociedad y creando un movimiento juvenil que podía expresarse de manera abierta a través de sus letras. Pero en mi caso, y de alguna manera por haber formado parte de un grupo tan importante y amado como Timbiriche, que la gente vio crecer de niños a adolescentes, y de haber sido un personaje cándido de telenovela que resonó con las jovencitas de ese tiempo, hizo que para el público mi cambio de imagen fuera mucho más obvio, controversial y muy difícil de asimilar. A pesar de todo el esfuerzo y todo el empeño que le metí a la grabación y promoción del disco, los comentarios siguieron siendo implacables. Esta reacción me pegó durísimo y fue un momento de mucha duda, dolor y vergüenza. Sentí que mi mundo se rompía en pedazos, no había forma de encontrar la salida, no había forma de explicarme… no había nada… solo la vergüenza que acompañaba mis sueños rotos y mi dolor. De hecho llegué hasta un punto en el que me tiré sobre la cama a llorar y no salí de mi habitación en dos semanas. No quería ni ver el sol, ni siquiera dejaba que mi madre abriera las cortinas. Mi mamá me dio mi tiempo para pasar el dolor pero un día, ya cansada de verme llorar sin consuelo, entró a mi recámara abrió las cortinas de par en par y me dijo: “A ver, mi’jita, tú tienes dieciocho años, tienes talento, inteligencia y, además, un cuerpo hermoso. No te ves para nada vulgar. Ándale… ya no estés más así, levántate y sigue adelante”. Y yo solo podía repetirle que lo había hecho todo con el corazón y no podía entender cómo la gente podía ser tan malvada de atacarme así tan despiadadamente. Le mostraba mis manos todas duras por el pegamento que usé para pegar las flores a mis corpiños y a mi vestuario. ¿Cómo podía ser que se juzgara el alma y el corazón que se había plasmado en todo el disco por una sola canción? ¿Cómo podían dar por terminada la vida de un disco por un solo sencillo? De lo que yo quizás no me daba cuenta en aquel momento era de que mi madre sabía mejor que nadie todo el esfuerzo y el trabajo que había invertido en hacer mi sueño realidad. Lo sabía porque ella había estado a mi lado desde el primer momento y nunca dejó de estarlo. Como además de madre era mi mánager, ella fue la primera en apoyarme para ponerme esa ropa, para romper con los esquemas e intentar ser diferente. Fue ella la que me animó a hacer algo atrevido y novedoso, algo que expresara todas esas emociones tan intensas que se amontonaban en mi interior. Nunca, ni siquiera una vez, me dejó de apoyar y empujar a hacer todo lo que yo soñaba. Para sacarme lo más rápido posible del estado de depresión en el que me encontraba, mi mamá me dio tres opciones: —Mira mi’jita —me dijo —, podemos seguir lamentándonos por las críticas negativas al disco y a tu nueva imagen de solista, sumergiéndonos en esta depresión tan nefasta y, ¡san se acabó! Se termina tu carrera y hasta aquí llegaste; te dedicas a otra cosa, como la biología o la psicología que tanto te han gustado desde pequeña. Para esos momentos yo ya me había incorporado en la cama pensando, ¿Cómo que hasta aquí llegue?, mientras ella seguía hablando: —Ahora que si quieres seguir con tu carrera y ya no quieres trabajar en México, pues agarramos nuestras maletas, cerramos casa y nos vamos por el mundo a empezar de nuevo en otro lado, ahí tienes España, Italia, hay mil lugares y mil oportunidades —hizo una pausa breve, mirándome a los ojos —. Pero si quieres quedarte en México y seguir con tu profesión tal como la has deseado y soñado, entonces te levantas de esa cama y vas a defender tu talento como una leona… ¿Me entendiste? Yo me quedé pensando en sus palabras y me di cuenta de que estaba en lo cierto. No me podía dejar abatir. Simplemente no iba a dejar que sucediera. Al final mi mamá añadió que algún día me iba a reír de las cosas que acababa de decir. —Mi amor —me dijo —, lo que no mata, fortalece. Ya verás cómo vas a salir más fuerte y poderosa de todo esto. Si hubiera visto lo que me esperaba en el futuro cercano, que tendría discos de oro, cuatro sencillos que hasta la fecha son canciones claves, icónicas, que acompañaban a toda una generación y siguen creando el efecto “nostalgia”… Si hubiera visto eso, sabría que mi madre tenía la razón. Toda la razón. O salía corriendo, o me sostenía como “las machas” y… pues me sostuve y muy bien que resultó. Aquel día aprendí una de las lecciones más valiosas que jamás me haya dado mi madre: aprendí que el valor está dentro de uno y que a veces hay que enfrentarse a las situaciones, por más dolorosas que sean, porque es la única manera de hacernos más fuertes, más sabios y más humanos. |
Не покладая рук, я трудилась на съемочной площадке, чтобы двигаться вперед в мире сериалов, разворачиваться и расти как актриса. В то же время у меня был непочатый край работы вместе с “Тимбириче”. То, что я стояла на сцене вместе с ребятами и пела вживую, выливалось в энергию, которую я уже не могла получить, не будучи с ними. Необходимость петь превращалась в неуемное желание выпустить сольную программу. Больше всего мне хотелось подняться на сцену и взять в руки микрофон, но я понимала, что для этого нужен был план, нужна была подготовка. Во мне развивалась и крепла мечта, желание стать солисткой. Я видела, как я пою свои песни, стоя на сцене наедине со зрителями и разделяю с ними этот чарующий, волшебный миг. Но для того, чтобы воплотить в жизнь свои мечты, я должна была эту жизнь изменить, поэтому я решила, что по окончании съемок моего третьего сериала “Свет и тень” я на время уеду жить в Лос-Анджелес, чтобы изучать пение и танцы. Мне хотелось научиться играть на каком-нибудь инструменте типа бас-гитары и усовершенствовать технику написания песен. Со своими мечтами и цветущими семнадцатью годами за плечами я приехала в Голливуд в сопровождении моей неразлучной сообщницы-мамы. Как поется в моей песне: “Пляж, солнце и пальмы”34. Я здесь, Калифорния! Я сняла квартиру в Вествуде, районе Лос-Анджелеса. Вблизи которого находились кинотеатры, рестораны, магазины, кафе... словом, молодежная среда, идеальная для меня еще и потому, что Калифорнийский Университет Лос-Анджелеса находился совсем рядом. Какое место! Этот университет один из самых больших и значимых университетов калифорнийского штата. А гулять по его ухоженным, замечательным паркам, любоваться зданиями совершенно разных архитектурных стилей, наблюдать за молодежными компаниями, бродящими туда-сюда по дорожкам, было для меня бесподобным событием в жизни. В Университете я брала уроки английского, но также мне хотелось овладеть игрой на музыкальном инструменте, и я ездила в район Мерлоуз брать уроки игры на бас-гитаре. Я моталась по всему городу, поскольку помимо вышеперечисленного посещала еще танцевальную студию в Санта-Монике и брала уроки пения в Сан-Фернандо Вэлли. Целый день я разъезжала с урока на урок во взятом напрокат красном автомобильчике, слушая заведенные на полную мощь кассеты “Аэросмит”, Джанет Джексон, Мадонны, “Дорс” и “Джорни”. Мама сопровождала меня всегда и повсюду, она словно была моей тенью, не отпуская от себя ни на шаг. Она видела, слышала, чувствовала то же, что и я. Она даже ждала меня в университетском кафе до тех пор, пока я не выходила из класса. Было немного странно в окружении молодежи видеть сеньору в возрасте, которая каждый день по три часа просиживала в кафе, поджидая меня. Для меня это была довольно тяжелая ситуация, потому что в своем стремлении заботиться обо мне и опекать она ограничила мою возможность свободно раскрыть себя как девушке и как женщине... Но всему своя причина и, если бы все было не так, я, возможно, не прожила бы все то, что прожила. Она поступала так потому, что как мать чувствовала, что должна была защищать меня, и за это я всегда буду ей благодарна. Это приключение в Лос-Анджелесе длилось почти год. В этот период я отключилась от всего и ото всех, полностью посвятив себя артистической подготовке. Когда я оставила “Тимбириче”, сеньор Аскáррага35 посчитал, что было очень важным дать мне возможность раскрыть себя, самореализоваться в музыке, так сказать, огранить неотшлифованный алмаз, превратив его в бриллиант. В конечном счете, он был моим Пигмалионом. Частью его программы была идея послать меня учиться в столицу шоу-бизнеса, в Лос-Анджелес штата Калифорния. Сеньор Мильмо Аскаррага, прозванный “тигром”, был одним из наиболее влиятельных людей не только в стране, но и за рубежом. Он был сыном Эмилио Аскаррага Видауретта, который основал “Телевису”. Он был владельцем телекомпании “Унивисьон” и президентом кабельного канала “Галависьон”, вещающего на испанском языке. “Тигр” был тем, кто организовал всю структуру того, чему я должна была научиться и что должна была довести до совершенства в своей карьере. Основным пунктом моей поездки было составить цельное представление о моем первом сольном диске. Я должна была понять тональность своего голоса, музыкальный стиль, представить в общих чертах то, что хотела показать людям в новой форме со своими идеями и музыкальными предпочтениями продюсера Альфредо Диаса Ордаса, который отвечал за музыкальную составляющую компании “Телевиса”. Альфредо был мечтателем и фантазером, человеком с необычайно эксцентричным характером. Как только мы с ним познакомились, мы стали родственными душами. Нам удалось создать то, что впоследствии превратится в классику восьмидесятых. Шлягеры “Слюна”, “Пот”, “Кровь” и “Договор между нами двумя”36 знаменовали собой ту эпоху, а в наши дни они считаются классикой мексиканской поп-музыки. Судьба свела нас вместе, и мы создали чистой воды динамит. В то время говорить со сцены вещи типа “меня одурманивает твоя слюна” или “посмотри, как мне это нравится, идем потеть”, или о теме садомазохизма, появляющейся в “Пакте между нами двумя”, было очень и очень спорно, дерзко и вызывающе. Кроме того, к этому нужно добавить мое упрямое желание выйти в модной одежде “Флауэр Пауэр”, символе молодежной свободы шестидесятых годов. В те годы я всем своим существом была готова порвать с традициями; мне хотелось выразить себя по-своему и найти свой собственный голос. Возможно, неосознанно, я также хотела порвать со своими невидимыми цепями, которые надела на меня любовь моей матери, равно как и с карьерой, в которой остались мое детство и часть юности, которые ратовали за свою свободу, во всеуслышанье крича о ней. Но будучи одна, я не смогла бы порвать с традициями, я была еще так молода и, несмотря на то, что чувствовала все это своим нутром, мне был необходим кто-то, кто направил бы меня в нужное русло. Мне нужен был единомышленник, “поводырь”, который думал бы как я. Такого вот сообщника я нашла в своем продюсере, который немедленно превратился в моего союзника, поскольку с юности был бунтарем с “высокими идеалами”. Немудрено, что за всю прожитую нами жизнь наши дороги пересекались много раз, и кто бы мог подумать, что наши отцы познакомились на том самом интервью 18 ноября 1970 года. Отец Альфредо был президентом Мексики, а мой отец брал у него интервью. И кто мог себе представить, что на празднике в доме президента, куда были приглашены мои родители, мы с Альфредо находились совсем близко друг от друга. Моя мама была беременна мной, а Альфредо в то время был ужасно непоседливым мальчишкой, стоящим на пороге отрочества. Он безостановочно носился туда-сюда, став центром внимания на празднике своих родителей. И уж тем более кто бы мог предположить, что теперь отзвуки мыслей каждого из нас, наконец-то, воплотятся в ритмичную музыку, которой мы добились в песне “Договор между нами двумя”... договор между ним и мной. Я все еще находилась в Лос-Анджелесе и дала себе задание – найти все необходимое для моего сценического образа. Все, что хотела, я нашла в неприметном магазинчике, спрятавшемся на втором этаже одного здания в Мерлоуза. Весь магазинчик был в духе “Флауэр Пауэр” – хипповость в самом ярком его проявлении... Это сразу околдовало меня, потому что в точности соответствовало моим тогдашним взглядам на внешний вид. Это была дверь, которая открыла мое увлечение постоянными поисками имиджа, одежды, новшеств. Я проделывала разные эксцентричные вещи, например, могла прийти на вручение премии в белом пальто, отделанном плюшевыми мишками, или прогуляться в весьма необычном бюстгальтере из хромированного металла с двумя краниками с водой спереди, сделанном для моего клипа “Мулат”, равно как и в бюстгальтере, изрыгающем огонь для клипа “Спасибо Богу”. Эти сценические костюмы включали в себя разные этапы творческого пути: цветочная девочка, роковая женщина. Была и целая серия нарядов, изготовленных под запись компакт-дисков и клипов к ним, отражающая разные образы: ацтекская девушка, японка, египтянка, и в довершение ко всем сумасбродным нарядам – бюстгальтер с маленькими гитарами и мини-юбка в виде колоритного мексиканского сомбреро. Для своего времени те образы были уникальны, и сейчас мы видим различные их модификации у таких знаменитых исполнителей как, например, Леди Гага. Кто бы мог сказать, что этот маленький магазинчик представлял собой шкатулку Пандоры. Там я накупила себе несметное количество брюк, расклешенных от бедра, бюстгальтеров и крошечных топиков с цветами, туфли на платформе, характерной для 70-х годов, и еще много чего. Когда пришло время возвращаться в Мексику, я чувствовала себя полностью готовой и уверенной в себе самой. Я была необычайно горда достигнутыми результатами. Я многому научилась на уроках музыки и хореографии и чувствовала, что все могу. Никогда прежде я не испытывала такой свободы, как теперь. Я чувствовала, что находилась на предназначенном мне месте, в назначенное время, и делала то, что мне предназначалось... но какой же жестокий сюрприз получила я на самом деле. Сменив свой прежний имидж на тот, который заставлял меня чувствовать уверенность в себе и удовлетворенность, я полностью разрушила образ нежной, ласковой и хрупкой пятнадцатилетней девчушки с двумя хвостиками на голове, челкой, спадающей на лоб и мягким взглядом, которую я сыграла в “Пятнадцатилетней”. Думаю, что люди по привычке ждали от меня того же, поэтому, когда я вернулась из Лос-Анджелеса со своим первым сольным диском и в совершенно ином качестве сильной и чувственной девушки, меня очень жестко раскритиковали. Я получила то, к чему не была готова. На самом деле выход диска остался почти незамеченным, несмотря на то, что компания, выпустившая его, прикладывала максимум усилий для его продвижения. Премьерный сингл диска под названием “Договор между нами двумя” был запрещен более чем в половине самых основных радиопрограмм Мексики, поскольку его содержание было слишком жестким для радиослушателей. Слова и фразы типа “Похить его, свяжи, избей... насладись его болью. Кусай его, причиняй боль, мучай... раздели его страсть” на тот момент были слишком шокирующими, потому что думать и говорить об этом в тесном кругу друзей – одно дело, и совсем другое – выставлять эти чувства напоказ в песне о так называемой любви, разносящейся на все четыре стороны. Кроме того, я сама, как Санди из “Васелины”, перестала быть милой молоденькой девушкой, чтобы стать чувственной женщиной-вамп, и это не понравилось людям. От невинной девочки Беатрис из “Пятнадцатилетней” не осталось ничего. На ее место пришла восемнадцатилетняя девица в плотно облегающих бедра брюках-клеш с крупными цветами и с сильно заниженной талией. У меня был виден весь живот, поскольку сверху меня прикрывал только крошечный бюстгальтер, тоже украшенный цветами. Мне чертовски нравился мой прикид, но, прежде всего, я вознамерилась, подчеркнув свои теперешние предпочтения, сделать нечто совершенно отличное от прежнего, что бросилось бы зрителям в глаза, чтобы им захотелось продолжения. Я даже осветлила спереди прядь волос. В таком виде, чрезвычайно гордая собой, я вышла на сцену петь свой первый сингл “Договор между нами двумя”. Я и не представляла того, что меня ожидало. Все, что я делала, уже заведомо не понравилось столь консервативному тамошнему обществу моей страны. Все спрашивали себя: “Что случилось с той девочкой с хвостиками? Господи, какая вульгарщина, боже мой!” Я почувствовала, что зрители были разочарованы и подумала, как могло быть возможно такое, что никто ничего мне толком не объяснил о моем сценическом имидже, не дал дельного совета. Все смотрели меня лишь как на полуголую девицу и поставили на мне крест. Мне высказали все! Отзывы сыпались на меня как град с неба. “И она собиралась стать кумиром молодежи? – говорилось во всех средствах массовой информации. – Даже не мечтай!” В то время в моей родной стране никто не носил такую одежду, именно поэтому мне хотелось сломать привычный образ хорошей, послушной девочки, который должны были напяливать на себя молодые певицы, если хотели чего-то достичь. Конечно же, были знаменитости, которые выходили на сцену, держась вызывающе. Такой была Алехандра Гусмáн, рокерша до мозга костей по своей сути, а на сцене – чистой воды динамит. Ее голос, в котором звучали вызов и чувственность, сразу же поставил ее в ранг любимцев молодежи. Была также Глория Треви с ее текстами и непристойными телодвижениями, разрушающая все общественные каноны и создающая молодежное направление, в котором могла открыто выражать свои мысли посредством текстов песен. Но в моем случае все было иначе. Я была частью популярной и любимой группы “Тимбириче” и люди видели, как мы растем, превращаясь из детей в подростков. Кроме того я сыграла в сериале наивную молоденькую девушку, и мой персонаж являлся отражением девушек того времени. Два эти факта сыграли свою роль в том, что для зрителей смена моего имиджа была слишком очевидной. Новый образ был весьма сомнителен, и его сложно было принять. Несмотря на все мое желание, на все усилия и старания, которые я вложила в запись диска и его раскрутку, отзывы по-прежнему были жестоки и беспощадны. Такая реакция повисла камнем на моей душе, и были моменты тяжелых сомнений, когда мне очень больно и стыдно. Я чувствовала, что мой мир рушился, разваливаясь на куски, и не было способа найти выход, объясниться… не было ничего… только стыд, сопровождающий разбитые мечты, и боль. По сути, я дошла до точки; я бросилась на кровать и ревела, неделями не выходя из комнаты. Я не хотела видеть солнце и даже не позволяла маме открыть шторы. Мама дала мне время на то, чтобы боль прошла, но однажды, устав видеть меня безутешно рыдающей, она вошла в мою спальню, отдернула шторы и сказала: “Посмотри на себя, доченька. Тебе восемнадцать лет, ты талантлива, умна и, кроме того, у тебя прекрасная фигура. В тебе нет ничего вульгарного. Ну-ка давай, вставай… больше ты не будешь валяться. Поднимайся и иди вперед”. Но я могла только твердить ей одно и то же, что я все делала от души, от чистого сердца, и не могла понять, как люди могли быть такими злыми и беспощадными и так набрасываться на меня. Я показывала ей свои руки, жесткие от клея, которым я приклеивала цветы к своим бюстгальтерам и костюмам. Как можно было приговорить к смерти душу и сердце, которые выразили себя в целом диске из-за одной песни? Как они могли оборвать жизнь диска из-за одного сингла? В тот момент я, пожалуй, не понимала, что моя мама знала лучше всех, сколько трудов и усилий я приложила к осуществлению своей мечты. Она знала это, потому что всегда, с самого начала, находилась рядом со мной и не оставляла меня ни на минуту. Помимо того, что мама была моим менеджером, она была первой, кто поддержал меня в выборе костюмов, в том, чтобы сломать стереотипы и попытаться стать другой. Это она воодушевляла меня сделать что-нибудь смелое и новое, что-то такое, что выразило бы все накопившиеся во мне чувства. Никогда, ни единого раза, она не переставала поддерживать меня и побуждала делать все, о чем я мечтала. Чтобы как можно быстрее вытащить меня из депрессии, в которой я пребывала, мама предложила мне на выбор три решения: - Смотри, доченька, – сказала она, – мы можем продолжать сетовать и жаловаться на крайне негативную критику по поводу твоего диска и нового имиджа как солистки, погружаясь в эту злополучную депрессию, и делу конец, остановимся на достигнутом! На этом твоя сольная карьера заканчивается, ты решаешь заняться чем-то другим, например, биологией или психологией, которые нравились тебе с детства. К этому времени я уже приподнялась в кровати и стала думать, чего же я достигла, пока мама продолжала говорить: - Теперь, вот что. Если ты хочешь продолжить свою карьеру и не хочешь работать в Мексике, мы подхватим чемоданы, закроем дом и поедем по миру, чтобы начать все заново в другой стране – Испании, Италии, да есть тысяча всевозможных мест…– она сделала краткую паузу, посмотрела мне прямо в глаза, а затем продолжила… – но, если ты хочешь остаться в Мексике и продолжить петь, как ты хотела и мечтала, тогда живо вставай с кровати и защищай свой талант, дерись за него, как львица… Ты меня поняла? Я задумалась над ее словами и поняла, что она была права. Я не могла позволить себе сломаться и упасть, я просто не собиралась этого делать. В конце мама добавила, что когда-нибудь я посмеюсь над тем, что она только что сказала. - Милая моя, – сказала мне мама, – то, что не убивает – закаляет и делает сильнее. Вот увидишь, из этой переделки ты выйдешь более сильной и стойкой. Если бы я видела тогда, что ожидало меня в ближайшем будущем, что у меня будут “золотые” диски, четыре песни, написанные как ностальгия о прошлом… Если бы я все это видела, то поняла бы, что мама была права, права во всем. Если бы я видела это, то выбежала бы и держалась бы как истинные “мачо” и… все-таки я устояла тогда, и очень хорошо, что так получилось. В тот день я усвоила один из самых важных и ценных уроков, которому мама никогда меня не учила: я поняла, что истинная ценность человека, его достоинство и доблесть заключены в нем самом. Я поняла, что, порой, человеку нужно столкнуться с ситуациями более болезненными, чем были раньше, поскольку это единственный способ больше узнать, стать сильнее и человечнее. 34 Пляж, солнце и пальмы (Playa, sol y palmeras) – строчка из одного из самых известных шлягеров Талии PielMorena (Мулат) UCLA (University of California, Los Angeles) – Калифорнийский Университет Лос-Анджелеса Pero todo tiene su por qué (= su causa o su motivo) – навсеестьсвояпричина, всемусвояпричина 35 Мильмо Аскаррага – сын Эмилио Аскаррага Видауррета, одного из основателей компании “Телевиса”, превратил оставшуюся от отца небольшую радиокомпанию в крупнейшую в мире телесеть на испанском языке, прославившуюся во всем мире своими сериалами 36 “Слюна” (“Saliva”) – песня с альбома Thalia (1990) “Пот” (“Sudor”) – песнясальбома Mundo De Cristal (1991) “Кровь” (“Sangre”) – песня с альбома Love (1992) “Пакт между нами двумя” (“Pacto entre los dos”) – песня с альбома Thalia (1990) “Мулат” (PielMorena) – песня с альбома En Extasis (1995) “Спасибо Богу” (GraciasADios) – песня с альбома En Extasis (1995) Алехандра Гусман (AlejandraGabrielaGuzmánPinal) – наст. имя Алеханлра Габриэла Гусман Пиналь (1968 г.р.), мексиканская рок-певица, композитор и актриса. Выпустила 17 дисков, обладатель премии Грэмми Латино. Славилась неординарным, порой вызывающим поведением на сцене и неоднозначными, порой весьма грубыми, текстами наряду с прекрасными рок-балладами ¡san se acabó! (expresión con la que se pone término a una discusión; se terminó!) – ходовое выражение, означающее конец спора
|
© Перевод — Вера Голубкова