José Ovejero - La invención del amor - XIV

Llego a casa con Carina; he ido a recogerla a la parada del metro. En los
escalones del portal hay sentados dos chinos. Casi siempre los encuentro
delante de sus tiendas de ropa al por mayor que han invadido mi calle o,
para ser preciso, que ya la habían invadido antes de que yo la considerase
mi calle, fumando, hablando de tienda a tienda, escupiendo, y no sé, cada
vez que los veo, si los he visto ya o son otros. Tampoco sé si los que están
sentados en los escalones estaban allí sentados ayer y anteayer o son sus
primos o sus hermanos. Al principio no los saludaba, me parecían provenir
de un mundo ajeno con el que cualquier intento de comunicación sería
imposible. Además, ninguno me miraba nunca a la cara ni sonreía o hacía
un amago de saludo; en todo caso, si me estorbaban para entrar se corrían
unos centímetros sin interrumpir su conversación y sin indicar de otra
manera que se daban cuenta de mi presencia. Hasta que un día hice la
prueba y dije «hola». Y desde entonces nos saludamos con esa palabra, que
yo intento pronunciar como lo hacen ellos, en un tono ligeramente más
agudo de lo que sería el mío, hola, hola, hola, ni una palabra más, y a mí
me parece bien, como cuando decimos «ajá» por teléfono para que el otro
sepa que seguimos ahí mientras monologa. «Hola», les digo, y los dos
responden al unísono. Entro con Carina en el pasillo; el buzón de Samuel
está abierto, con un montoncito de polvo de cemento sobre la portezuela
abatible; también hay polvo desparramado en el suelo. Abro mi buzón sin
hacer ningún comentario; tampoco Carina dice nada aunque se queda
mirando el de Samuel; se adelanta a llamar al ascensor.
Cuando voy a cerrar la puerta del ascensor a mis espaldas se oyen pasos
apresurados.
—¡Un momento!
Carina y yo tenemos que apretarnos hacia uno de los lados porque
aunque en un pequeño cartel de metal dice «3 personas, 250 kilos», es
difícil acoplar en su interior más de dos que no hayan alcanzado cierto
grado de intimidad. Me giro noventa grados porque creo que así cabremos
mejor los tres, de forma que Carina queda a mi lado, y encuentro ante mí la
cara de un desconocido. Nos saludamos con un gesto de cabeza.
—¿A qué piso vais?
—Quinto.
Pulsa los botones del cuarto y del quinto y se gira hacia Carina por
primera vez. Como es lógico, enseguida me asalta la sospecha. Y me lo
confirma la expresión perpleja, inquieta, que se le pone al mirar a Carina.
Hay algo, claro que sí, Samuel, algo en esa chica que te resulta conocido. Y
por eso, aunque lo intentas, aunque procuras no ser demasiado indiscreto,
tienes que girarte una y otra vez, tan sólo un poco, como si estuvieses
mirando para otro sitio, pero en realidad es su cara la que estudias. ¿De qué
te suena, Samuel? ¿Vas a caer en la cuenta de un momento a otro? ¿Estás
viendo un fantasma encarnado en una desconocida? Yo, por mi lado,
examino a Samuel. Vaqueros muy gastados, una camisa caqui de manga
larga, como de saldos del Ejército; un reloj demasiado aparatoso. Tiene un
cutis de poros anchos y profundos, una piel que parece densa como una
loncha de tocino; alcohol y cigarrillos, y no es sólo una suposición sino que
el olfato me ayuda a llegar a esa conclusión, aunque no veo ni en sus dedos
ni en sus dientes manchas de nicotina. Y, por cierto, podrías lavarte un
poco más el pelo, porque no basta con recogerlo en una cola de caballo
para que parezca aseado. Carraspea, rebusca en sus bolsillos las llaves de
casa cuando estamos llegando al cuarto. No, no va a poder evitarlo, pero yo
quiero que lo evite, así que cuando se gira una vez más y veo que va a abrir
la boca le digo cortante:
—Hasta luego.
Y él se arrepiente, no le dirige la palabra a Carina. ¿Qué le ibas a
preguntar, idiota? «Oye, ¿no nos conocemos?»
Nada más entrar en el apartamento, pongo música, pero ella me pide con
un gesto que la quite. No tiene hambre, no quiere beber nada. Señala la
puerta del cuarto de baño y dice:
—Venga, cuéntame.
Su tono no es severo ni exigente. Me pregunto qué pasa por su cabeza.
Parece tensa, como si estuviese a punto de escuchar un secreto
particularmente importante para su vida y no quisiera distracciones ni
retrasos, quiere oírla ahora, mi historia, la explicación de por qué su
hermana prefería que no supiese ciertas cosas. Quizá siente celos de mi
intimidad con ella, que podría ser mayor de lo que había supuesto. No soy
sólo un polvo de fin de semana, el consuelo de una vida demasiado
monótona, sino alguien a quien Clara contaba confidencias, le detallaba las
difíciles relaciones con la hermana mayor, y cómo, a su edad, seguía
preocupada por las reacciones y opiniones de ésta. De pronto Carina ve en
mí al conocedor de un secreto, que puede contarle por qué, en su propia
vida, algunas cosas se han derrumbado, no llegaron nunca a ser lo que
pudieran haber sido. Yo, el guardián de los secretos, puedo decirle a Carina
cómo era vista por alguien que la conocía mejor que ningún otro. Carina no
quiere que le hable de su hermana, sino de sí misma.
Yo sí me pongo una cerveza. No me he tomado la molestia de pensar la
historia que voy a contar, por esa pereza que siempre me ha llevado a
estudiar sólo dos o tres días antes de los exámenes, preparar los
presupuestos en el último minuto, no llamar al fontanero hasta que el
riesgo de inundación es inminente. No he preparado nada y me maldigo
mientras vierto la cerveza en un vaso, pero al mismo tiempo siento una
hermosa excitación, la del actor que va a salir a escena a improvisar un
monólogo del que depende su futuro artístico. Sonrío para mí, y aún sonrío
cuando salgo de la cocina, con el vaso en la mano, e indico a Carina que
me siga a la terraza. Ella está seria, concentrada, casi diría que temerosa.
Nos sentamos en sendas tumbonas de plástico. La tarde es tranquila,
aunque demasiado fresca. Se oye más ruido de tráfico de lo habitual y los
vencejos dibujan arabescos en un cielo como de costumbre atravesado por
las estelas de vapor trazadas por los aviones, que a esta hora, cuando el sol
ya ha desaparecido de la vista pero aún reverbera en el horizonte, brillan
como si estuviesen hechas de algún material fosforescente.
Dejo de contemplar el cielo.
—¿Lista?
—Hace rato.
Y aunque el cuerpo me vibra como a veces lo hacen los cables de alta
tensión o las antenas, empiezo a hablar con una voz tan segura que me
sorprende, una voz clara, convencida, sincera.
Clara, según Samuel
—A Clara le importaba mucho tu opinión, lo que pensases de ella. Te
confieso que se me hacía raro que una mujer al parecer tan independiente
concediese tanto valor a la opinión de su hermana.
—Pues le recomendé que te dejase y no me hizo ni caso.
—No, no te hizo caso como no te lo hizo en tantas cosas, pero no
hacértelo, esto lo pienso ahora, después de lo que me contaste sobre ella,
no era una forma de ignorar tus opiniones, sino de tenerlas en cuenta, ¿me
entiendes? No, no me entiendes. A ella le importaba lo que pensases y le
daba rabia que fuese así; le parecía que debía ser más madura, tomar sola
sus decisiones, y por eso, aunque procuraba averiguar si te parecía bien o
no cómo actuaba, a veces se imponía hacer justo lo contrario de lo que tú
habrías hecho en su lugar, precisamente porque se sentía demasiado
dependiente de ti.
»Ahora veo que ya cuando era una adolescente debía de sentir, sin
saberlo, algo parecido. A mí nunca me contó que se hubiese ido de casa tan
joven ni que hubiese tonteado con las drogas. Sí me dio a entender que
había cometido algunas locuras, es la palabra que empleó, y que alguna
podría haberle costado muy cara. De ti hablaba con ternura, con
admiración, con impaciencia, como de alguien que nos parece tan perfecto
que produce cierta irritación; se le quiere pero también se desearía que
fuese algo más débil, porque sólo así podríamos acercarnos a él.
Carina cambia de postura, frunce el ceño, va a decir algo. Parece irritada
por esa versión simplista de ella misma; la gente que nos admira nos pone
incómodos porque no reconoce nuestras debilidades; admirarnos es una
manera de negar lo que en realidad somos.
—Es verdad que no veníamos nunca aquí. Nos encontrábamos en
hoteles; cogíamos una habitación, la usábamos por el día, y después ella se
volvía a su casa. Lo habitual era que luego yo me quedase en el hotel unas
horas; incluso en alguna ocasión pasé la noche en esa habitación en la que
tu hermana y yo habíamos hecho el amor; mi mujer estaba no sé si
acostumbrada, pero sí resignada a que a veces no regresara a dormir a casa.
La llamaba para avisarla, y le decía que me quedaba a dormir en un hotel.
«¿Solo?», me preguntaba siempre. «Sí, solo», le respondía. Una vez se
empeñó en venir al hotel en el que me encontraba y pasar la noche
conmigo: «Como si fuese tu amante», me dijo. Fue una noche muy intensa,
en la que de verdad nos encontramos como amantes y no como el
matrimonio que somos desde hace doce años. Éramos. Aunque no quería
hablarte de esto; además, si sigo por ese camino vas a confirmar tu opinión
de que soy un miserable. Pero las cosas no son tan sencillas, los
sentimientos no se separan uno de otro con facilidad, y a veces los afectos
y los deseos se mezclan.
»Clara no quería venir a mi casa, aunque mi mujer estuviese de viaje; no
le parecía bien; decía que ya le estaba quitando el marido y no quería
ocupar también su espacio, ese lugar de intimidad que no nos gustaría
imaginar tomado por otro, porque entonces nuestras fantasías, a las que
antes quizá les faltaba el contexto para ser nítidas —una habitación de
hotel no es una imagen, sino que puede ser muchas distintas—, de pronto
se concretan, y vemos a nuestra pareja haciendo lo que hace con nosotros,
en ese mismo lugar, y entonces la presencia del tercero se vuelve
insoportable, porque no se añade a nosotros, sino que nos suplanta. Yo, si
te digo la verdad, no quería que viniese porque me daba miedo que Clara
dejase alguna huella: cabellos, su olor, un pañuelo, cualquier cosa que se le
cayera del bolso. Así que estábamos de acuerdo y nunca discutimos; a
veces pagaba yo el hotel, a veces Clara. No era una mujer tacaña, tu
hermana, pero bueno, eso ya lo sabes.
Sin que Carina se dé cuenta, porque tiene la cabeza gacha, como si fuese
ella la que está confesando algo de lo que se avergüenza o debería
avergonzarse, la observo en busca de algún cambio en su expresión, el
posible desacuerdo con el juicio que acabo de emitir sobre el carácter de su
hermana. Pero se mantiene en esa postura a la vez concentrada y tensa, así
que continúo.
—Mi mujer tuvo que ausentarse una semana, no hace ni dos meses, poco
antes de que tu hermana me pidiera que nos fuésemos a vivir juntos y yo le
dijese que no; mi mujer es profesora en la UNED, y no es infrecuente que
la envíen a supervisar los exámenes que se hacen en los centros de
provincias y, a veces, si le gusta el lugar al que la envían, se queda un fin
de semana para aprovechar; esa vez el destino era Tenerife, y decidió volar
el viernes de la semana anterior y no regresar hasta el domingo de la
siguiente. Coincidió que Alejandro también estaba fuera, no recuerdo por
qué —la verdad es que ni siquiera recuerdo en qué trabaja Alejandro.
—No me creo que no recuerdes eso.
—La memoria no es mi punto fuerte.
—Tiene tiendas de muebles.
—Sí, es verdad. Tiendas de muebles.
—Si te hubiese dicho que es dueño de un concesionario de coches
también habrías dicho «sí, es verdad».
—No, no me habría sonado.
—A veces dices cosas muy raras, como si no hubieses estado ahí. Como
si no te hubieses enterado de nada.
—Tu hermana pensaba lo mismo. Que vivo en una burbuja turbia: que
veo los bultos grandes y los detalles ni los percibo. Pero a lo mejor se me
ha olvidado porque no me pegaba que Clara estuviese casada con el
propietario de una tienda; la imaginaba más como mujer de arquitecto, o
de abogado, o de catedrático de algo.
—Más razón para acordarte.
—Lo que tú digas. Alejandro tenía que hacer un viaje que coincidía, día
más día menos, con la ausencia de mi mujer. Clara me propuso que nos
tomásemos vacaciones y pasásemos juntos esos días. Hablamos de ir a la
playa, a un apartamento de una amiga suya...
—Pilar, supongo, en Blanes.
—En Blanes, eso es, ahora que lo dices creo que era Blanes, ¿ves? Si me
ayudas me acuerdo de las cosas, más o menos; la Costa Brava sí era, desde
luego. Pero no era posible. Yo no podía regresar a casa bronceado; de
hecho, no podía estar fuera de casa varios días y que mi mujer llamase y
me dejase mensajes y yo no respondiese... Mi mujer, cuando viajaba, me
llamaba todas las noches, siempre ha necesitado mantener ese contacto
cuando estamos separados, como para cerciorarse, no de que estoy en casa,
sino de que nuestra separación no es tal y continuamos charlando como si
no estuviésemos a cientos de kilómetros de distancia. La verdad es que no
acabo de creerme que mi mujer me haya dejado, nunca pensé que fuese
capaz de estar sola.
—A lo mejor no lo está.
—¿Cómo?
—Que a lo mejor está con otro hombre.
—No, no te lo dije la otra vez que hablamos de ello, pero la verdad es
que me dejó porque descubrió la historia con tu hermana.
—O aprovechó la circunstancia para hacer lo que quería y no se había
atrevido.
—No conocías a mi mujer.
—Quizá tú tampoco. A lo mejor te llamaba cuando estaba de viaje para
asegurarse de dónde estabas, quizá también para evitar que la llamases tú
en un momento inoportuno. O para quitarse la mala conciencia, la gente se
comporta de maneras que no siempre entendemos, las interpretamos como
nos conviene...
Me molesta, aunque resulte ridículo y además yo pueda pensar cosas
parecidas, me molesta que piense que mi mujer llevaba tiempo
engañándome y me molesta sobre todo que lo diga con ese aire de desafío,
como si levantando sospechas sobre mi matrimonio se vengase de alguna
ofensa. Qué sabe ella de la mujer que yo tendría, de nuestra relación, si me
engañaría o no. Tampoco sabe nada de mí. Ahora se ha enderezado en la
tumbona y vuelve a tener ese gesto que no soporto porque me hace
sentirme como si estuviese a punto de suspender un examen, la mandíbula
apretada, los ojos mirándome de frente, retándome, ¿quién se cree que es?,
está en mi casa, en mi terraza, le estoy contando la historia de su hermana,
eso que ella desea saber, le estoy ayudando a descubrir cómo era de verdad
su relación con Clara, pero ella olvida todo eso para reavivar una rencilla
que debe de tener con el mundo, y que espera que yo asuma como mía.
—Da igual. No voy a discutir contigo algo que además ya no tiene
importancia. Quería hablarte de tu hermana. ¿Sigo? —Carina deja escapar
aire por la nariz, con lo que hace evidente que en ese momento en el que se
había envarado, levantado la cabeza, asumido la posición de combate,
había dejado de respirar—. Así que le propuse que pasásemos la semana en
mi casa, aquí, y le hablé de la terraza, de noches tumbados bajo las
estrellas, sobre colchonetas, y que sería como estar de vacaciones, yo me
ocuparía de todo, cocinaría para ella, y por el día abriría el toldo, le
llevaría cervezas y daiquiris, como si estuviese al borde de una piscina.
Fue más fácil convencerla de lo que había pensado.
»Me acuerdo de que entró en el piso como quien teme que le hayan
tendido una trampa. Era rara, tu hermana, a veces. Te juro que no siempre
entendía sus reacciones, tan descarada, tan atrevida, con ese lado
vertiginoso, que te hacía pensar que si te sujetabas a ella te iba a arrastrar
en una caída interminable, pero luego con esa timidez que a veces me hacía
sonreír, sentirme un poco, de verdad, un poco superior, como si fuese yo el
hombre experimentado que la lleva de la mano a lugares desconocidos. Me
entiendes, ¿verdad?
Carina asiente con la cabeza; se ha recostado en la tumbona de plástico y
no estoy seguro de si de verdad me está escuchando o si piensa en otras
cosas mientras contempla un cielo que está virando al añil; los vencejos ya
no están. Cielo limpio, silencioso, barrido a veces por ráfagas de aire que
sin embargo no empujan ninguna nube.
—Se sentó en el sofá de abajo, con esa manera que tenía de juntar las
rodillas y separar mucho los pies, apoyando los codos sobre los muslos y la
barbilla sobre las manos. Yo estaba un poco inquieto porque temía que no
se encontrase a gusto y se nos echara a perder nuestra semana de
vacaciones, que yo había imaginado despreocupada, alegre, golfa, los dos
en una burbuja, a salvo de preocupaciones y malos augurios. «¿Quieres ver
la terraza?», le pregunté. Ella miró hacia arriba sin cambiar la postura de la
cabeza, aún apoyada sobre las manos, tan sólo girando los ojos hacia la
escalera de metal que acabas de subir. «¿No quieres? De verdad que se está
muy bien.» Entonces se levantó de repente, se vino hacia mí y,
empujándome una y otra vez el pecho (yo no estaba muy seguro de si
aquello eran bromas o veras, si estaba provocándome o si me agredía para
liberarse de alguna rabia), así, un empujón tras otro, obligándome a dar un
paso atrás con cada uno, me fue obligando a adentrarme de espaldas en el
pasillo, en el dormitorio, a caer en la cama, y luego fue ella quien cayó
sobre mí.
—Prefiero que no me cuentes vuestras actividades sexuales.
—No pensaba hacerlo. Está todo dicho. Clara volvió a recuperar ese
papel, cómo decirlo, oscuro y luminoso a un tiempo, en el que se vuelve
alegremente voraz, ¿me explico?, o sea, que tiene algo agresivo, no sé si
decir siniestro, pero que luego se revela como una alegría de vivir que lo
alumbra. Vaya, me estoy poniendo poético.
—Mejor que si te pones obsceno.
—Te he dicho que no pensaba... Oye, no sé para qué coño te estoy
contando todo esto. Me has preguntado tú.
—Vale.
—¿Vale?
—Que sí, que vale. Sigue. Haz el favor.
—Como decía, no te voy a dar detalles. Lo pasamos bien. Has visto las
fotos. Disfruté mucho esa intimidad con tu hermana, desayunar juntos,
cepillarnos los dientes juntos, tomar el sol con su mano apoyada en mi
antebrazo, cocinar juntos...
—Mi hermana no sabía cocinar.
—Yo sí.
—Ni le gustaba.
—Conmigo sí. ¿Algo más?
—Perdona.
—Ducharnos juntos. Las fotos que deberían ser testigos, cuando todo
hubiera acabado, de una semana en la que nos quisimos o al menos
comprobamos que podríamos querernos. Las fotos que tú conoces y que yo
dejé como un idiota en la cámara y que mi mujer encontraría un mes más
tarde. Uno nunca sabe por qué hace las cosas, por qué no las borré después
de haber enviado las copias a tu hermana, por qué decidí dejarlo para luego
a sabiendas, y recuerdo perfectamente que lo pensé, del riesgo que corría
de ser descubierto.
»Pero eso fue después de que acabara aquella semana perfecta. Se acabó;
llegó el sábado; tenía que limpiar la casa, tirar los cascos de las botellas
que habíamos acumulado, eliminar posibles indicios, cabellos, horquillas
quizá caídas por el suelo, lavar sábanas, inspeccionar armarios. Nos
despedimos ahí, en la puerta del apartamento porque Clara no quiso que la
acompañase a buscar un taxi. “No, mejor así”, dijo, “de una vez”. Y
también dijo: “Por favor, no se lo cuentes a nadie”.
»—¿Que he estado contigo?
»—No, que he estado contigo aquí, en tu casa. No debería haberlo hecho,
como tantas cosas.
»—¿Y a quién se lo voy a contar? ¿Piensas que voy a presumir de mis
conquistas en el trabajo?
»—Digo que no se lo cuentes a nadie nunca, no ahora ni las próximas
semanas, que no cuentes que me he metido en esta casa, que he sido tan
mezquina.
»—¿Y qué más da dónde?
»—Claro que da, idiota. Me imagino que se entera mi hermana y me
muero de vergüenza.
»—Ni siquiera sé qué aspecto tiene tu hermana. ¿No tendrás una foto
suya?
»—Da igual, y no, no tengo una foto. Te digo que estoy hablando de
dentro de meses, de años. Si la conoces un día.
»—Pero ¿a quién coño le importa si has estado en mi casa, en mi cama?
»—En la cama de tu mujer.
»—Y mía.
»—De tu mujer. Y te estoy pidiendo que no se lo cuentes a mi hermana.
»—También podrías pedirme que no se lo cuente a Barack Obama o a
Jennifer López.
»—¿De verdad quieres joder la despedida?
»Tenía un aspecto triste en ese momento, tu hermana. Triste como si
hubiese cometido un acto irremediable que la perseguiría para siempre.
Como cuando hemos dejado pasar una de esas oportunidades que de
haberla aprovechado nos habría reconciliado con nosotros mismos. Triste
como yo lo estoy por haber dicho a tu hermana que no quería irme con ella
y saber que ya no podré hacerlo, que ya no podré ser el hombre que habría
vivido con Clara, que se habría enamorado, quizá que habría acabado
peleándose con ella, o huyendo de su lado oscuro, yo qué sé, ese hombre
que ya no podrá existir en ningún sitio y al que me habría gustado conocer,
preguntarle cómo está, si ha conseguido ser feliz.
—¿Y se lo prometiste?
—Qué.
—Que no me lo contarías.
—No me acuerdo. Creo que no. O confusamente. La petición me parecía
una estupidez. Y sólo volví a pensar en ella cuando te conocí, entonces
recordé la escena y fui consciente de que tenía que guardarle el secreto.
¿Dónde encontraste las fotos?
—Qué más da.
Carina se levanta de la tumbona. Se abraza a sí misma. Imagino su
cerebro intentando recomponer las piezas del rompecabezas, readaptando
la imagen que tenía de su hermana a las nuevas informaciones.
—Aquello es el edificio de Telefónica, ¿no? —dice, señalando hacia el
norte, por lo que imagino que tiene razón y asiento—. Y aquello
Navacerrada. No lo entiendo.
—¿Por qué? Claro que es Navacerrada.
—No entiendo que mi hermana quisiera guardar ese secreto tonto. No te
creo. Cuando me dijo que estaba saliendo contigo, más bien, que estaba
teniendo una aventura con un hombre que también estaba casado, no la
critiqué ni le puse la menor objeción. Ella ya no era la niña que yo había
querido proteger de una vida de yonqui, ni yo era ya una mujer tan segura
de lo que es bueno y lo que es malo. Clara sabía que no me iban muy bien
las cosas, que yo, que parecía controlarlo todo, estaba perdiendo el control.
—Ajá.
—Samuel, ajá no basta. Dime algo.
—No sé qué decir. Te escucho. Tomo nota. No sé dar consejos.
—No te estoy pidiendo consejo.
—Tu hermana te admiraba. ¿Es eso lo que querías oír? Y le daba rabia
hacerlo, porque al mismo tiempo le parecía que eras tú la que estaba
desperdiciando su vida. Por cierto, ¿de verdad eres osteópata?
—Tengo el título, pero nunca he ejercido. En realidad soy gerente de una
clínica.
—A ella tampoco le gustaban tus trajes de chaqueta.
—Ni mis zapatos de tacón tan alto, ya lo sé.

—Ni esos pendientes de perla.
—Vale, no sigas.
—Creo que admiraba tu seriedad, pero al mismo tiempo le parecías una
prolongación de la autoridad de tus padres. No hace falta que lo explique
más, ¿no? Y seguramente le molestó que le recomendases dejarme.
—Ya. En realidad, casi nunca hablamos de su aventura. Me contó de tu
existencia, y al principio se la veía feliz. Luego empezó a preocuparme,
porque andaba como ida, tristona, pero tampoco tuvimos mucho tiempo de
sincerarnos, ni sé si lo habríamos hecho de haberlo tenido. Nos veíamos en
las fiestas familiares, poco más. Y sólo cuando me dijo que te había
propuesto que vivieseis juntos, recuperé mi papel de hermana mayor. Que
no sé por qué lo hice; ¿quién soy yo para darle consejos a nadie sobre cómo
ser feliz? Vivo sola, tengo un trabajo que me quita demasiadas horas y me
da pocas satisfacciones, ni me acuerdo de la última vez que salir con un
chico me pareció que merecía la pena; me están saliendo arrugas; me como
las uñas.
—No me había dado cuenta.
—¿De cuál de las cosas que te he dicho?
Tiende las manos hacia mí, con el dorso hacia arriba. Es verdad: lleva
las uñas tan cortas que el final del dedo aparece desnudo y abulta un poco
por encima de la superficie de la uña. Quizá las lleva sin pintar para no
atraer las miradas hacia ellas.
—A veces aconsejamos a los demás que hagan justo aquello que hemos
hecho nosotros y nos ha vuelto desgraciados.
—Te ha quedado muy bien. ¿De quién es la frase?
—Creo que mía. Pero no estoy seguro.
—Un poco dura, dadas las circunstancias.
—Las circunstancias son una mierda.
—¿Sabes lo que encontré el otro día en un cajón? Una caja de píldoras
anticonceptivas. Ni la había abierto. Y ¿sabes lo que encontré unos días
antes? La tarjeta de embarque del último viaje de vacaciones que he hecho.
Han pasado tres años. No creas que aspiro a mucho. A estar con alguien,
hombre, mujer o perro, sentir que las cosas que me pasan no me pasan a mí
sola.—Un perro no sería complicado.
—Vale, tacha el perro. O al menos estar sola por decisión propia.
Me levanto sin pensarlo y voy hacia ella. Ya se han encendido todas las
luces alrededor y el perfil de las montañas se ha fundido con la noche.
—Pero no lo has decidido aún.
Sacude la cabeza muy seria, toda ojos y ceño fruncido, toda pesar y
dientes apretados. La abrazo. Su cuerpo se tensa ligeramente y estoy
seguro de que me va a rechazar, pero poco a poco se ablanda, se abandona
y olvida, me acepta al menos para apoyarse y descansar unos segundos en
los que ella mira al sur y yo al norte, pero tengo la impresión de que
estamos viendo lo mismo.

Я иду домой с Кариной. Только что я встретил ее на станции метро. На ступеньках у входа сидят два китайца. Китайцев я встречаю почти всегда перед их оптовыми лавчонками с одеждой, буквально заполонившими мою улицу. Уж, если быть точным, они захватили улицу еще до того, как я стал считать ее своей. Они курят, рассказывают о магазинчиках, находясь, рядом с ними, тут же плюются. Всякий раз, как я вижу китайцев, я не понимаю, видел ли я их раньше, или это уже другие. Точно так же я не разберу китайцев, сидящих сейчас на ступеньках. Сидели ли они здесь вчера и позавчера, или это были их родные и двоюродные братья. Поначалу я не здоровался с ними. Они казались мне выходцами из чужого мира, с которым была бы невозможна любая попытка общения. Кроме того, ни один из них никогда не смотрел мне в глаза, не улыбался, не подавал признаков приветствия. Во всяком случае, если они мешали мне войти, то быстро отходили на несколько шагов, не прерывая разговора и никоим образом не показывая, что заметили мое присутствие. До тех пор, пока однажды я не попробовал сказать “привет”. С того момента мы так и здороваемся. Я стараюсь произносить слово “привет” более отрывисто, как делают это они. Только “привет”–“привет”, и ни слова больше. Мне кажется это нормальным, так же мы говорим “да-да” по телефону для того, чтобы другой, ведущий монолог, знал, что мы еще здесь. “Привет”, – говорю я китайцам, и они в один голос мне отвечают. Я вхожу с Кариной в подъезд. Почтовый ящик Самуэля открыт. На распахнутой дверце – слой цементной пыли, на полу тоже лежит кучка просыпавшейся пыли. Я открываю свой ящик без каких бы то ни было комментариев, Карина тоже ничего не говорит, хотя посматривает на ящик Самуэля. Она проходит вперед, чтобы вызвать лифт.

Когда я уже закрываю дверь лифта, то слышу за спиной торопливые шаги.

- Одну минутку!

Мы с Кариной вынуждены были прижаться к сторонке, потому что хотя на маленькой металлической табличке лифта и написано “3 человека, 250 кг”, очень сложно внутри кабинки уместиться втроем, не потеснившись. Я поворачиваюсь на девяносто градусов, думая, что так мы втроем поместимся лучше. Карина стоит сбоку от меня. А передо мной маячит лицо незнакомца. Кивком головы мы приветствуем друг друга.

- Вам какой этаж?

- Пятый.

Незнакомец нажимает четвертую и пятую кнопки, и впервые поворачивается к Карине. Вполне логично, что сейчас в меня закрадывается подозрение. Мое смутное подозрение подтверждается растерянным и беспокойным взглядом, устремленным на Карину. Ведь понятно, что есть нечто в этой девушке, что кажется тебе знакомым, Самуэль. И именно поэтому, ты хоть и стараешься сдерживаться, чтобы не быть слишком нескромным, но раз за разом слегка поворачиваешь голову, делая вид, что смотришь в другую сторону, но на самом деле ты изучаешь лицо Карины. Отчего оно кажется тебе знакомым, Самуэль? Ты вот-вот прозреешь? В этой незнакомке ты видишь воплощение призрака? Со своей стороны я тоже изучаю Самуэля. Сильно потрепанные джинсы, рубашка цвета хаки с длинным рукавом, будто оставшаяся с армейских времен, слишком роскошные часы. На лице Самуэля видны широкие и глубокие поры, а кожа кажется плотной, как кусок свиного сала. Алкоголь и сигареты, это не только предположение, нюх и чутье помогают мне прийти к подобному заключению, хотя ни на пальцах, ни на зубах Самуэля я не замечаю следов никотина. И уж, конечно, ты мог бы получше вымыть волосы, ведь вовсе недостаточно собрать их в конский хвост, чтобы они казались чистыми. Когда мы подъезжаем к четвертому этажу, он кашляет и ищет в карманах ключи от квартиры. Нет, я не смогу избегать его, но очень хочу, чтобы он избегал меня, так что, когда он поворачивается еще раз, и я вижу, что он вот-вот раскроет рот, я коротко и отрывисто бросаю:

- Еще увидимся.

Он идет на попятный и ничего не говорит Карине. О чем ты ее спросишь, идиот? “Послушайте, а мы с Вами, часом, не знакомы?”

Войдя в квартиру, я сразу включаю музыку, но Карина жестом просит меня ее выключить. Она не голодна и не хочет ничего пить. Она только указывает на дверь ванной и говорит:

- Ладно. Давай, рассказывай.

Ее тон не суровый и не требовательный, и я спрашиваю себя, что творится в ее голове. Она кажется напряженной, словно готовясь выслушать секрет, особенно важный для ее жизни. Сейчас ей не хочется ни развлечений, ни проволочек, а лишь выслушать мой рассказ, объясняющий, почему ее сестра хотела, чтобы она не знала некоторых вещей. Возможно, она ревнует к моей близости с ее сестрой, которая могла быть большей, чем она предполагала. Ведь я это не только перепихон по выходным и Кларино утешенье в ее слишком монотонной жизни, но и тот, кому Клара поверяла свои секреты, подробно описывала ее сложные взаимоотношения со старшей сестрой, рассказывала о том, как в ее возрасте продолжала переживать из-за реакции сестры и ее мнения обо всем этом. Внезапно Карина видит во мне знатока секрета, который может поведать ей о том, почему в ее собственной жизни что-то не сложилось, не задалось, не получилось так, как могло бы быть. И я, хранитель тайн, могу открыть Карине секрет, как она была ценима той, кто знал ее лучше всех. Но Карина хочет, чтобы я говорил не о сестре, а о ней самой.

Я наливаю себе пива. Я не потрудился выдумать байку, которую буду рассказывать Карине, из-за собственной лени. Из-за этой самой лени я начинал все зубрить всего за два-три дня до экзамена, составлять сметы в самый последний момент, я не вызывал водопроводчика до тех пор, пока не появлялся риск неизбежного затопления. Я ничего не приготовил и проклинаю себя, наливая пиво в стакан. Но в то же самое время я чувствую прекрасное возбуждение, как актер, выходящий на сцену импровизировать монолог, от которого зависит его актерское будущее. Я улыбаюсь сам себе и улыбаюсь, даже выходя из кухни со стаканом в руке. Я жестом показываю Карине, чтобы она шла за мной на террасу. Она очень серьезна, сосредоточена, почти испугана. Мы усаживаемся на пластиковые диванчики. Тихий, спокойный вечер, хотя слишком свежо. Больше обычного слышен шум городского движения. Стрижи вычерчивают в небе замысловатый узор, и, как обычно, пронзают небеса следы летящих самолетов. В этот час, когда солнце уже скрылось из виду, но еще искрится на горизонте, самолетные следы блестят так, словно они сделаны из какого-то фосфоресцирующего материала. Я перестаю любоваться небом.

- Готова?

- Уже давно.

И хотя во всем теле я ощущаю мелкую дрожь, подобную вибрации высоковольтных линий передач или антенн, я начинаю рассказ. В моем голосе звучит такая уверенность, чистота, убежденность и искренность, что я и сам этому удивлен.

Клара со слов Самуэля.

- Кларе было очень важно твое мнение, то, что ты о ней думаешь. Признаюсь, мне казалось странным, что эта женщина, по-видимому, весьма независимая и самостоятельная, придает такое большое значение мнению своей сестры.

- Поэтому, когда я посоветовала ей бросить тебя, она не обратила на мои слова никакого внимания.

- Да, не обратила, так же, как не обращала внимание на многое другое. Но теперь, после того, как ты рассказала мне о ней, я думаю, что таким способом она вовсе не игнорировала твое мнение, нет, она прислушивалась к нему и учитывала его, понимаешь? Нет, ты меня не понимаешь. Для нее было очень важно, что ты думаешь, и это ее бесило. Кларе казалось, что она должна была быть более взрослой, зрелой и только сама, одна, принимать решения. Поэтому она, хоть и старалась выяснить, одобрила бы ты или нет то, как она поступила, иногда ей нравилось делать все наоборот, не так, как поступила бы ты на ее месте. Клара делала так именно потому, что чувствовала себя слишком зависимой от тебя.

Сейчас я понимаю, что, будучи еще подростком, она должна была неосознанно чувствовать нечто похожее. Она никогда не рассказывала мне, ни о том, что ушла из дома совсем молодой, ни о глупых выходках с наркотой. Да, она дала мне понять, что была безрассудной, совершала безумства, это ее собственные слова, и что одно из ее сумасбродств могло выйти ей боком. О тебе она говорила с нежностью, восхищением, нетерпением, как о ком-то, кто кажется нам таким совершенным, что до смерти раздражает. Мы любим этого человека, но в то же время хотим, чтобы он был более слабым, потому что только так мы можем приблизиться нему.

Карина нахмурилась, собираясь что-то сказать. Похоже, она нервничает из-за этого упрощенного ви́дения ее самой. Люди, вызывающие у нас восхищение, заставляют нас чувствовать себя неловко, потому что не признают наших слабостей. Нас поражает эта манера отрицать то, какие мы на самом деле.

- Мы никогда не приходили сюда, правда. Мы встречались с ней в гостинице, снимали номер на день, а потом Клара шла к себе домой, а я обычно несколько часов проводил в отеле. А один раз я даже провел ночь в том самом номере, где мы с твоей сестрой занимались любовью. Не знаю, привыкла ли моя жена к тому, что иногда я не ночевал дома, смирилась ли с этим? Я звонил ей, чтобы предупредить, что останусь на ночь в гостинице. “Один?” – всегда спрашивала она. “Конечно, один,” – отвечал я. Однажды она настояла на том, чтобы приехать в гостиницу, встретиться и провести ночь со мной. “Как если бы я была твоей любовницей,” – сказала она. Это была бурная ночь. Мы и вправду встретились, как любовники, а не как супруги, прожившие бок о бок двенадцать лет. Это было, хотя я не хотел рассказывать об этом. Кроме того, если я и дальше пойду по этой дорожке, ты окончательно утвердишься в своем мнении о том, что я подлец. Но не все в жизни так просто, наши чувства не так-то легко разделимы одни от других, и, порой, привязанность и страсть переплетаются между собой.

Клара не хотела приходить ко мне домой, даже если жена была в отъезде. Ей казалось, что это плохо. Клара говорила, что уж если она отняла у нее мужа, то не хотела бы занимать также и ее территорию. Нам всем не хотелось бы представлять, что наше место в любовном гнездышке занято кем-то другим. Окажись мы в одном из таких гнездышек – номер отеля не в счет, они могут быть разными – и наши фантазии и домыслы сразу приобретут строгую определенность. Мы ясно увидим нашу половину на этом же самом месте занимающейся с нами тем же, чем всегда. И в этот момент присутствие третьего станет для нас невыносимым, потому что он не присоединится к нам, а заменит нас. Честно говоря, я не хотел, чтобы Клара приходила сюда, потому что боялся, что она оставит какой-нибудь след: волос, запах, платок, какую-то вещицу, выпавшую из сумочки. В общем, об этом мы с ней договорились раз и навсегда, и больше эту тему не обсуждали. Иногда гостиницу оплачивал я, иногда – Клара. Твоя сестра не была жмоткой, да ты и сама это знаешь.

Карина сидит, понуро опустив голову, как будто это она признается в чем-то, чего она стыдится или должна была бы стыдиться. Я незаметно внимательно слежу за выражением ее лица, ища в нем каких-то перемен, свидельствующих о том, что она не согласна с моим только что высказанным мнением о характере ее сестры. Но она сидит все в той же сосредоточенно-напряженной позе, и я продолжаю.

- Жена должна была уехать на неделю незадолго до того, как твоя сестра попросила меня начать жить вместе, и я отказался. Моя жена – преподаватель в Национальном Университете Заочного Обучения, и ее частенько посылают наблюдать за экзаменами, проводящимися в провинциях. Иногда, если ей нравится место, куда ее направили, она, пользуясь моментом, остается там на выходные. В тот раз ее направили на Тенерифе, и она решила полететь туда в пятницу и не возвращаться до воскресенья следующей недели. Совпало так, что Алехандро тоже был в отлучке, не помню, почему. Честно говоря, я даже не помню, где он работает.

- Я не верю, что ты этого не помнишь.

- Видишь ли, память – мое слабое место.

- У него мебельные магазины.

- Да, верно. Мебельные магазины.

- Скажи я тебе, что он концессионер одной из автомобильных компаний, ты тоже

сказал бы “да, верно”.

- Нет, не сказал бы.

- Иногда ты говоришь очень странные вещи, как будто бы тебя там не было, и ты ничего не знал.

- Твоя сестра думала точно так же, что я живу в своем мире, как зашоренный, что вижу все огромное, не замечая мелочей. Но, скорее всего, я забыл об этом, потому что мне претило то, что Клара была замужем за владельцем магазина. Скорее, я представлял ее женой архитектора, адвоката или университетского профессора.

- Тем более, скорее это причина для того, чтобы запомнить.

- Это ты так считаешь. Алехандро должен был уехать, что по времени совпало с отсутствием моей жены. Разница была всего лишь в один день. Клара предложила мне взять отпуск и провести вместе эти дни. Мы говорили о том, чтобы уехать на пляж, в квартирку одной ее подруги…

- Полагаю, к Пилар, в Бланес.

- В Бланес, теперь, когда ты говоришь, думаю именно туда. Вот видишь, когда ты мне помогаешь, я, более-менее, что-то вспоминаю. Конечно, мы хотели поехать в Коста-Брава, но это оказалось невозможным. На самом деле, не мог же я возвратиться домой загорелым после нескольких дней отсутствия, когда жена названивала мне по телефону и оставляла сообщения, а я на них не отвечал… Когда жена уезжала, она каждый вечер звонила мне. Ей было необходимо поддерживать со мной связь, когда мы жили порознь, не для того, чтобы убедиться, что я дома, а чтобы таким способом приблизиться ко мне. Мы продолжали болтать, как будто нас не разделяли сотни километров. По правде говоря, я все еще не могу поверить, что жена бросила меня. Я никогда не думал, что она может жить одна.

- Вероятней всего, и не живет.

- В смысле?

- Скорее всего, она живет с другим мужчиной.

- Нет, в тот раз, когда мы разговаривали об этом, я не сказал тебе, но на самом деле жена бросила меня, потому что раскрыла мой роман с твоей сестрой.

- Или использовала это обстоятельство для того, чтобы сделать то, что хотела, но не

решалась.

- Ты не знала мою жену.

- Ты, видимо, тоже. Скорее всего, находясь в отъезде, она звонила тебе, чтобы удостовериться, что ты здесь, а, возможно, для того, чтобы предотвратить твой звонок в самый неподходящий момент или чтобы избавиться от угрызений совести. Люди ведут себя так, что мы не всегда их понимаем, их поступки мы расцениваем так, как нам удобно…

Это меня задевает, хоть и кажется смешным. А, кроме того, я уже думал об этом. Меня задевает то, что Карина считает, что моя жена проводила время, изменяя мне, а особенно то, что она сказала об этом так вызывающе, словно мстила мне за какую-то обиду, разжигая во мне подозрения в успешности моего брака. Что она знает о моей жене, о наших с ней отношениях и о том, изменяла она или нет? Она ничего не знает и обо мне. Вот и сейчас она выпрямилась и сидит на диване с видом, который я не переношу, потому что он заставляет меня чувствовать себя так, словно я вот-вот завалюсь на экзамене. Зубы сжаты, глаза смотрят на меня в упор, бросая вызов. Да кого она из себя возомнила? Она в моем доме, на моей террасе, я рассказываю ей историю ее сестры, ту, что она хотела узнать. Я помогаю ей разобраться, какими были на самом деле их отношения с Кларой, а она забывает обо всем, чтобы снова внести разлад в отношения со всеми и ждет, что я приму ее вызов и начну перепалку.

- Знаешь, мне все равно. Я не стану спорить с тобой, тем более что теперь это уже не имеет значения. Я хотел поговорить с тобой о твоей сестре. Так я продолжаю? – Карина шумно выдыхает, неподвижно сидя на диване. Но вот она перестает сопеть и воинственно вскидывает голову, готовая к сражению. – В общем, я предложил ей провести неделю здесь, у меня дома. Я рассказал ей о террасе, о дурманящих ночах под звездами на надувных матрасах, - все было бы как в отпуске. Я сам занимался бы всем, готовил бы для нее, днем натягивал бы тент и приносил ей пиво и дайкири, как будто она находилась на краю бассейна. Убедить ее оказалось гораздо легче, чем я думал.

Помню, Клара вошла в квартиру так, словно боялась, что кто-то устроил ей ловушку. Порой твоя сестра была странной. Клянусь, я далеко не всегда понимал ее реакцию. Иногда Клара была такой дерзкой, решительной, безбашенной, что от нее захватывало дух. В этот момент она заставляла тебя думать, что если ты уступишь ей, она увлечет тебя за собой в нескончаемое падение. А потом вдруг эта робкая застенчивость, заставляющая тебя улыбаться, чувствовать себя чуточку ее превосходящим, более опытным мужчиной, который ведет ее за руку в неизведанные места. Ты меня понимаешь, правда?

Карина кивает головой, соглашаясь. Она откидывается на спинку пластикового дивана, и я не уверен, слушает ли она меня на самом деле или думает о чем-то другом, созерцая небо, ставшее темно-синим. Стрижей уже нет. Небо чистое и спокойное, изредка проносятся порывы ветерка, не нагоняющего туч.

- Клара уселась на диван внизу в свойственной ей манере, широко расставив ступни и сдвинув колени. Она оперлась локтями на ноги и положила подбородок на руки. Я немного беспокоился, потому что боялся, что Кларе здесь не понравится, и мы упустим нашу отпускную неделю, которую я представлял себе беззаботной, веселой и озорной. Мы двое в своем маленьком спокойном мирке без тревог и дурных предзнаменований. “Хочешь посмотреть террасу?” – спросил я ее. Она посмотрела вверх, даже не подняв головы, лишь стрельнула глазами в сторону металлической лестницы, по которой ты недавно поднималась. “Не хочешь? Она на самом деле очень красивая”. Тогда она вскочила, шагнула ко мне и толкнула в грудь один раз и другой. Я не был до конца уверен, шутила она со мной или ударяла всерьез, провоцировала меня или нападала, стараясь выплеснуть гнев. Так, тычок за тычком, она вынуждала меня шаг за шагом пятиться назад. Она вытолкала меня сначала в коридор, затем в спальню, повалила меня на кровать и сама упала на меня.

- Предпочитаю, чтобы ты не рассказывал мне о ваших занятиях сексом.

- Я даже и не собирался рассказывать об этом. Все уже сказано. Клара снова вернулась к своей роли, как бы это сказать, темной и светлой одновременно, в которой она становится беззаботной и радостно-ненасытной, я понятно говорю? Иными словами в Кларе есть какая-то агрессия, воинственность, если не сказать злость, но потом все это проявляется в радости жизни, и эта жизнелюбие освещает ее. Ну, надо же, я становлюсь поэтом.

- Это лучше, чем становиться непристойным.

- Я же тебе сказал, что не думал... Слушай, я не понимаю, какого хрена я рассказываю тебе все это. Ведь ты сама меня спросила.

- Ладно, хорош, проехали.

- Проехали?

- Да, проехали. Продолжай, сделай одолжение.

- Ладно, как просила, без подробностей. Все было замечательно, мы отлично проводили время. Ты видела фотографии. Я наслаждался жизнью с твоей сестрой. Мы вместе завтракали, вместе чистили зубы, рука об руку загорали на солнце. Вместе готовили...

- Сестра не умела готовить.

- Зато я умел.

- Ей это не нравилось.

- А со мной нравилось. Что-то еще?

- Извини.

- Мы вместе принимали душ. Фотографии должны были стать тому свидетелями, когда все закончилось. Неделя нашей любви закончилась, но, по крайней мере, мы доказали, что могли бы любить друг друга. Эти фотографии тебе известны. Те самые, которые я, как последний дурак, оставил в фотокамере, и которые жена обнаружила месяц спустя. Человек никогда не знает, почему он делает какие-то вещи. Почему я не стер фотографии, послав копии твоей сестре, почему сознательно решил отложить это на потом? Я отлично помню, что подумал о том, что рискую быть раскрытым.

Но это случилось уже после того, как закончилась та великолепная неделя. Неделя подошла к концу, наступила суббота. Я должен был прибраться в доме, выбросить вереницу накопившихся бутылок, убрать всевозможные следы: волосы, шпильки для волос, которые, возможно, упали на пол, выстирать простыни. Осмотреть гардеробы. Здесь мы и распрощались. Потому что Клара не хотела, чтобы я провожал ее до такси.

- Нет, – сказала она, – лучше простимся здесь и сразу. – А потом сразу же добавила: – Не рассказывай никому, пожалуйста.

- Что я был с тобой?

- Нет, что я была с тобой здесь, в твоем доме. Я не должна была этого делать, как и множество других вещей.

- А кому я об этом расскажу? Ты думаешь, что я стану хвастаться своими победами на работе?

- Я прошу, чтобы ты не рассказывал об этом никому и никогда, ни теперь, ни в последующие недели. Чтобы ты не говорил о том, что я была настолько подлой, что заявилась в этот дом.

- А не все ли равно, где?

- Конечно, нет, глупый. Я представляю, что если узнает сестра, я умру от стыда.

- Да я даже не знаю, как выглядит твоя сестра. У тебя нет ее фото?

- Какая, в сущности, разница. Нет у меня ее фото. Я поговорю с ней, может через месяц, может через год, и, вполне возможно, что однажды ты познакомишься с ней.

- А кому на хрен какая разница, если ты даже и была в моем доме, и в моей постели?

- В постели твоей жены.

- И моей.

- Твоей жены. И я прошу тебя, чтобы ты не рассказывал об этом моей сестре.

- С тем же успехом ты могла бы попросить меня не рассказывать об этом Бараку Абаме или Дженифер Лопес.

- Ты действительно хочешь испортить наше прощание? – в этот момент твоя сестра выглядела грустной, как будто свершилось нечто неизбежное, непоправимое, что, возможно, станет преследовать ее всегда. Как будто мы упустили случай, воспользовавшись которым, мы примирились бы с самими собой. Клара печальна, потому что я должен сказать, что не хотел уходить с ней, поскольку уже знал, что не смогу уйти. Я понимаю, что уже не смогу стать человеком, который жил бы с Кларой, любил бы ее, возможно, перестал бы ссориться с ней, избегая темных сторон ее характера. Насколько я себя знаю, я уже не смогу жить ни в каком другом месте, и мне не хотелось бы знать, стала ли Клара счастливой, спрашивая ее: “Как ты?”

- И ты ей пообещал?

- Что?

- Что ничего мне не расскажешь.

- Не помню. Думаю, нет, или как-то туманно. Ее просьба показалась мне какой-то глупой, дурачеством. Я подумал о ней снова только тогда, когда познакомился с тобой. Тогда я вспомнил эту сцену и осознал, что должен хранить ее секрет. Где ты нашла фотографии?

- Какая разница, где.

Карина поднимается с дивана, обнимая себя за плечи. Я мысленно представляю, как ее мозг пытается переварить новую информацию, сопоставить и собрать воедино детали головоломки, перестроить ее представление о сестре.

- Вон то строение - это телефонная станция, да? – спрашивает она, указывая на север. Полагаю, она права, и соглашаюсь с ней. – А вот это – Навасеррада. Ничего не понимаю.

- Почему? Ясно, что это Навасеррада.

- Я не понимаю, почему сестра хотела сохранить этот глупый секрет. Я тебе не верю. Зачем, если она сказала мне, что встречалась с тобой, более того, что у нее был роман с мужчиной, тоже женатым? Я не ругала и ничуть не осуждала ее. Она уже не была девчонкой, которую я хотела защитить от жизни наркоманки, она была уже женщиной со своими твердыми убеждениями, что хорошо и что плохо. Клара знала, что мои дела идут не так уж хорошо, и что я, казалось бы, держащая все под контролем, этот самый контроль потеряла.

- Ага!

- Самуэль, твоего “ага” не достаточно. Скажи мне что-нибудь.

- Я не знаю, что сказать. Я слушаю тебя, мотаю на ус. Я не умею давать советы.

- Я не прошу у тебя совета.

- Сестра восхищалась тобой. Ты ведь это хотела услышать? Она восхищалась тобой и бесилась из-за этого, потому что в то же самое время ей казалось, что ты прожигаешь свою жизнь, попусту теряя время. Послушай, так, между прочим, ты и правда остеопат?

- У меня есть патент, но я никогда этим не занималась. На самом деле я администратор в клинике.

- А Кларе тоже не нравились твои костюмы?

- И туфли на высоченных каблуках, я знаю.

- И эти серьги с жемчугом.

- Хватит, не продолжай.

- Я думаю, она восхищалась твоей серьезностью, но в то же самое время, ты казалась ей точнейшей копией своих родителей. Нет необходимости объяснять что-то еще, верно? Абсолютно точно Клара страдала оттого, что ты советовала ей бросить меня.

- Да-да, на самом деле мы почти не разговаривали об ее романе. Она рассказала мне о твоем существовании, и поначалу я видела, что она счастлива. Потом она начала переживать, стала мрачной, рассеянно блуждала, как ненормальная. Но, опять-таки у нас было очень мало времени, чтобы извиниться друг перед другом. Впрочем, если бы времени было навалом, не знаю, извинились бы мы. Мы виделись на семейных праздниках и совсем редко где-то еще. И только когда она сказала мне, что предложила тебе жить вместе, я снова вернулась к своей роли старшей сестры. Я даже не знаю, почему я это сделала. Кто я такая, чтобы давать кому бы то ни было советы о том, как стать счастливой? Я живу одна. Работа отнимает у меня слишком много времени, доставляя слишком мало удовольствия. Я не помню, когда я в последний раз выходила куда-то с парнем. Мне показалось, что я заслужила это наказание. У меня появляются морщины, я грызу ногти.

- Я не замечал.

- Чего именно из того, что я назвала?

Она протягивает мне руки ладонями вниз. И правда, у нее такие коротенькие ногти, что они не достают до кончиков пальцев, и там видна кожа. Пожалуй, поэтому она и не красит ногти, чтобы не привлекать к ним внимания.

- Иногда мы советуем другим поступать точно так же, как мы, и это оборачивается для нас несчастьем.

- Чья это фраза?

- Думаю, моя, но не уверен.

- Несколько сурово, учитывая обстоятельства.

- Обстоятельства – дерьмо.

- Знаешь, что я нашла на другой день в ящике? Упаковку противозачаточных таблеток. Даже нераспечатанную. А знаешь, что я нашла несколькими днями раньше? Билет, оставшийся от моей последней отпускной поездки. Прошло три года. Не думай, что я ко многому стремлюсь. Всего-то быть с кем-нибудь – мужчиной, женщиной или собакой, чувствовать, что то, что со мной происходит, происходит не только со мной.

- С собакой не так-то сложно.

- Ладно, собака вычеркивается. На худой конец, быть одному по собственному желанию.

Я встаю и, не думая ни о чем, иду к ней. Все огни вокруг уже включены, и очертания гор расплываются в ночи.

- Но ты еще ничего не решила.

Карина очень серьезно качает головой. Суровый взгляд, нахмуренные брови, стиснутые зубы, она вся в раздумьях. Я обнимаю ее. Тело Карины слегка напрягается, и я уверен, что сейчас она меня оттолкнет. Но, мало-помалу, она расслабляется, сдается и забывается. По крайней мере, она принимает меня как опору. Несколько секунд она спокойно стоит, прислонившись ко мне и глядя на юг. Я смотрю на север, но у меня создается впечатление, что мы видим одно и то же.

polvo (vulg.=acto sexual) – трах

UNED (Universidad Nacional de Educación a Distancia) – Национальный Университет Заочного Обучения

vivir en una burbuja turbia (=vivir en su mundo) – досл: жить в мутном пузыре, жить в своем мире, ничего не замечая

Пуэрто-де-Навасеррада – горно-лыжный курорт в 60 км на северо-западе отМадрида