José Ovejero - La invención del amor - XV

Voy a la oficina después de tres días sin aparecer por allí. José Manuel
ha dejado de hablarme. Cuando me dirijo a él abandona lo que está
haciendo y se marcha a otro lugar. La secretaria sí me habla, y cuando lo
hace pone un gesto elocuente de madre dolida por la ingratitud de su hijo.
Sin que le pregunte, Genoveva me explica que la transacción está muy
avanzada; lo dice así, «la transacción», y suena a negocio clandestino sobre
el que es necesario conversar en voz baja. Algún día José Manuel me
reprochará haberlo dejado solo y que tuvo que tomar las decisiones sin
consultarme, pero le estoy haciendo un favor al desaparecer.
La secretaria me revela que no ha habido otro remedio que adelgazar la
empresa porque los compradores no querían heredar un pasivo
desproporcionado; no sé de dónde saca esas expresiones, si es lo que le
dice José Manuel o lo inventa ella añadiendo palabras que lee en la prensa.
Hoy no quiero bajar al almacén y encontrarme con el encargado, tampoco
con los otros empleados. No sé cuántos de ellos habrán sido despedidos
para satisfacer a los kosovares. Me encierro en mi despacho.
Si se escribe «Clara Álvarez» en el buscador de Google salen treinta y
tres mil doscientos resultados; no es tanto, si se piensa que el nombre y el
apellido son bastante corrientes. Hay mujeres con ese nombre desde
Canadá a Chile, y en España. En Google Imágenes veo chicas rubias y
morenas, en bikini, una monja, sonrientes y serias, solas y en grupo, y
también fotos de mujeres que no se llaman Clara Álvarez. Ninguna es la
que yo busco.
Pierdo un par de horas mirando los perfiles en Facebook de chicas con
ese nombre. Mi paciencia se ve recompensada. En realidad se llamaba
María Clara Álvarez. Tenía sólo noventa y tres amigos. Yo había pasado ya
por delante de ese perfil sin fijarme, porque en la foto ella tiene la mano
delante de la cara, con el dorso hacia la cámara, mirando entre los dedos.
Su perfil dice que es mujer, nació en Barcelona, vive en Madrid.
Hace muchos años un amigo periodista me hizo un regalo que aún
conservo: llamó a la casa de Julio Cortázar justo después de su muerte y
grabó el mensaje de su contestador: Julio Cortázar n’est pas là pour
l’instant. Veuillez laisser votre message après avoir entendu le signal
sonore.
Se me puso la carne de gallina cuando oí esa voz de un muerto resonar
en su propio apartamento, como una promesa de que devolverá la llamada.
Siento la misma emoción al leer que María Clara Álvarez vive en Madrid.
Me cuesta decidirme a entrar en su muro. Temo encontrarme con frases
supuestamente profundas sobreimpresas en la foto de un atardecer, con
fotos suyas en actitudes estudiadas, fotos de mascotas, las frases
almibaradas que abundan en Facebook, ripios sentimentales, invitaciones a
juegos imbéciles, corazoncitos, mensajes en cadena, palabras terminadas
en muchas eses, jajaja, descubrir que usa expresiones como una situación
esquizofrénica, esto, es surrealista, que diga periplo o, hablando de los
franceses, galos, que envíe millones de besos —uno, yo tan sólo querría
uno, lento, concentrado, único—, que escriba en algún sitio que todos los
políticos son iguales o que habría que castrar a los violadores. No quiero
que mi Clara use ninguna de esas palabras ni diga ninguna de esas cosas.
No entro en la falsa intimidad de su muro porque yo ya sé quién es Clara y
no quiero que la realidad me la desvirtúe.
Pincho en el botón «Añadir a mis amigos». Quiero ser amigo suyo,
aparecer en su lista, con mi nombre y con mi foto. Necesito que me
responda, a mí, personalmente. No pido más.
Aprovecho para comprobar que José Manuel no está en Facebook.
También a él le habría pedido que fuese mi amigo. Genoveva sí está, pero
me da demasiado pudor acercarme a sus informaciones; sería como entrar
en su apartamento cuando ella hubiese salido y hurgar en sus cajones, con
la seguridad de que lo que encontraré me hará sentirme triste. Los secretos
de Genoveva no pueden ser alegres.
Después consulto las páginas blancas: pongo mi dirección postal y mi
nombre de pila. Sólo un Samuel aparece mencionado, yo, con mi número
de teléfono. El otro Samuel no tendrá fijo, o estará a nombre de su mujer.
Quizá quien me llamó conocía el nombre de pila y había llevado alguna
vez a Clara hasta la puerta de mi casa. Quizá la explicación sea distinta.
Otra de esas cosas que ya no sabré, a no ser que llame a Luis para
preguntárselo. Pero sospecho que sería una equivocación; él probablemente
sí sabe muchas cosas de Samuel. Más que yo.

Я иду в офис после того, как три дня там не появлялся. Хосе Мануэль перестал со мной

разговаривать. Когда я обращаюсь к нему, он оставляет все свои дела и куда-нибудь уходит. Секретарша со мной разговаривает, но при этом выражение ее лица красноречиво говорит за нее. На нем написана материнская боль из-за сыновней неблагодарности. Не дожидаясь моих расспросов, Хеновева поясняет мне, что торговая сделка очень сильно продвинулась вперед. “Торговая сделка” она произносит так, словно речь идет о тайной махинации, о которой нужно говорить шепотом. Когда-нибудь Хосе Мануэль упрекнет меня в том, что он остался один и вынужден был принимать решения, не советуясь со мной, но я оказал ему любезность, исчезнув.

Секретарша открыла мне, что не было другого способа, чем сократить предприятие,

потому что покупатели не хотели получить в наследство несоразмерные пассивы. Не знаю, откуда она нахваталась подобных выражений, говорит ли так Хосе Мануэль, или она сама придумывает их, добавляя слова, прочитанные в прессе. Сегодня мне не хочется спускаться на склад и встречаться с кладовщиком и другими служащими. Не знаю, сколько человек из них было уволено в угоду косовцам. Я закрываюсь в своем кабинете.

Если в поисковике Гугла написать “Клара Альварес”, он выдает тридцать три тысячи

двести результатов. Это не так уж много. Если вдуматься, это довольно распространенное имя и фамилия. Женщины и девушки с этим именем есть в Испании и повсюду от Канады до Чили. В гугловском разделе картинок я вижу разных девчонок: блондинок и брюнеток, в купальниках, улыбающихся и серьезных, поодиночке и группками, даже одну монахиню, а также фото женщин с другим именем. И ни одной фотографии той, кого я ищу.

Я теряю пару часов, разглядывая в Фейсбуке профили девчонок с этим именем. Мое терпение было вознаграждено. Ее настоящее имя – Мария Клара Альварес. У нее было всего-то девяносто три друга. Я просмотрел ее профиль, не обращая внимания на фотографию, потому что на ней она держала руку перед камерой, прикрывая лицо и глядя сквозь пальцы. Профиль сообщал, что эта девушка родилась в Барселоне и живет в Мадриде.

Несколько лет назад один мой друг, журналист, преподнес мне подарок, который я все

еще храню: он позвонил Хулио Кортазару домой, как раз после его смерти и записал на магнитофон сообщение с его автоответчика: В данный момент Хулио Кортазара нет дома. Оставьте Ваше сообщение после звукового сигнала.

Я ел курицу, когда услышал голос умершего, прозвучавший из его собственной квартиры, как обещание того, что он перезвонит. Сейчас, читая, что Мария Клара Альварес живет в Мадриде, я испытываю те же самые чувства. Мне очень сложно решиться войти на ее страницы. Я боюсь встретиться с написанными ею вечером на фотографиях предположительно глубокомысленными фразами, с ее фотографиями в заученных позах, с фотками талисманов, слащавыми фразочками, коих в фейсбуке предостаточно. Боюсь встретиться с сентиментальным пустословием, приглашением к идиотским играм, сердечками, вереницей сообщений, заканчивающихся словами типа бесконечных ха-ха-ха. Я очень боюсь узнать, что Клара использует выражения такие же, как какая-нибудь шизофреничка, сюрреалистка, болтающая о кругосветных путешествиях или о французах, которым она посылала тысячи поцелуев, которая пишет где-то, что все политики одинаковы или о том, что насильников нужно кастрировать. Тысячи поцелуев, а я хотел бы один, всего один, неторопливый, упоительный, горячий поцелуй, единственный. Я не хочу, чтобы моя Клара использовала подобные слова или говорила о подобных вещах. Я не захожу на ее личные страницы, потому что знаю, какая она, Клара, и не хочу, чтобы реальность все испортила.

Я щелкаю на кнопку “добавить в друзья”. Я хочу стать ее другом, появиться в ее списке с

моим именем и фото. Мне необходимо, чтобы она мне ответила, лично мне. Я не прошу большего.

Пользуясь случаем, я убеждаюсь, что Хосе Мануэля нет в Фейсбуке. Я бы записал его себе в друзья тоже. Хеновева зарегистрирована, но мне очень стыдно залезать в ее информацию. Это было бы все равно что войти в ее квартиру, когда она вышла, и рыться в ее ящиках, будучи уверенным в том, что то, что я найду, опечалит меня. Секреты Хеновевы не могут быть веселыми.

Потом я изучаю телефонный справочник, указываю почтовый адрес и имя. Появляется

только упомянутый Самуэль, то есть я, с номером моего телефона. Другой Самуэль не определен, или телефон зарегистрирован на имя его жены. Возможно тот, кто мне позвонил, знал мое имя, или когда-то проводил Клару до двери моего дома. Пожалуй, объяснение будет четким. Еще одну вещь я не узнаю, если не позвоню Луису и не спрошу его. Но я подозреваю, что это было бы ошибкой. Возможно, он многое знает о Самуэле, гораздо больше, чем я.