Memorias de un gato tonto

4. Días tranquilos, días de zafarrancho

Воспоминания глупого кота

 4. Спокойные дни и дни аврала

Cuando se han marchado lodos menos Begoña madre, a veces regreso a la cama de Michu por segunda vez a pasar un ratito con los ojos cerrados. Es el momento en que me siento más a gusto y puedo pensar. Bueno, más que pensar, recordar. Begoña cree que estoy dormido, pero no es cierta. A veces cuenta -y hasta canta- sus alegrías y sus preocupaciones y me entero de todo.
La cama de Michu suele quedar revuelta, sin hacer, y aún conserva un poquito del calor de su cuerpo, así que, sobre todo cuando la madre abre las ventanas para ventilar -hay que ver lo exagerada que es con la ventilación-, lo mismo me enrollo entre almohada y mantas y me quedo así un buen rato viéndolas venir, escuchando sus pasos y hasta sus conversaciones telefónicas, además, por supuesto, de las que mantiene consigo misma, como acabo de decir. Suele hablar todas las mañanas con su madre, que es la abuela -así la llaman todos, menos Begoña, que la llama mamá, así que no sé ni su nombre-, que viene a casa cuando nadie tiene que salir temprano y todos nos levantamos más tarde. Es decir, los sábados y los domingos. Ésos son los días más divertidos, porque ninguno tiene prisa y cuesta una barbaridad levantar a los chicos de la cama. El padre, en cambio, sigue siendo el primero también esos días. Prepara el desayuno después de bañarse y afeitarse y, a veces, sale de casa antes de que nadie haya asomado a la cocina. Vuelve una hora más tarde -o más- con las bolsas llenas de comida y esos días, confieso mi debilidad, me siento un poco más cerca de él, porque de las bolsas sale un delicioso olor a pescado fresco que hace que mi fantasía se dispare.

Lo malo es que, al día siguiente del segundo día sin prisas, se repite la escena más frecuente: los desayunos más apresurados, los retrasos de Javier, las palabras más altas del padre diciéndole que no sea vago y, lo que es peor, cuando todo queda en calma, la aparición de Chon, una mujer que entra como un viento fuerte en la casa y lo pone todo patas arriba, dicen que para hacer limpieza. Se acabó la paz y la tranquilidad. Chon no me deja vivir, me atropella en cuanto me descuido y, aunque yo sé que no tiene mala intención, no es la primera vez que tropieza conmigo y me manda al cuerno con la escoba en ristre. Además, cuando me hace gestos de amenaza, sonríe, con una sonrisa que no me inspira confianza alguna.

Viene cada pocos días: dos, entre días sin prisa y días con prisa. Ni que decir tiene que, cuando lle ga, no tengo tiempo ni para recordar, porque una de las primerasfaenas que hace es levantar la ropa de las camas de los chicos y ponerme, así, en fuga. No me fío ni un pelo, así que me aparto de ella por si acaso en cuanto la veo asomar por el pasillo. Ella sonríe y no dice nada. Pero hay sonrisas que son como amenazas. No digo que la de Chon lo sea, aunque más vale ser precavido que confiado en exceso.

Hoy se han ido todos -he dicho todos- y no ha venido Chon.A veces sucede y, entonces, se queda la casa en silencio total que, de tarde en tarde, rompe el timbre del teléfono que nadie contesta. Digo mal, porque, desde hace tiempo, lo hace un aparato que hay en el despacho del que manda. Siempre dice lo mismo, y creo que es la voz de Luis Ignacio, que se ha quedado prendida en una pequeña cinta que empieza a dar vueltas en cuanto suena tres veces el teléfono. Dice: «Este es el contestador automático de la familia…» patatín patatán y, cuando se escucha unpíiii que me pone las orejas de punta, el que llama deja su voz prendida en la misma cinta y dice cosas como ésta: «Begoña -porque casi siempre es para alguna de las Begoñas- soy fulanita de tal, fulano de tal, y quiero recordarte que hay consejo del APA… Llámame para quedar de acuerdo, que tenemos que preparar lo de la fiesta del instituto…» Se acaba el rollo de palabras, se oye un chasquido y santas pascuas. Y de nuevo el silencio. Todo sin que nadie levante el teléfono, que es lo que se lleva a todas horas en esta casa, tanto para llamar como para contestar.

No sé si estará bien decirlo, pero en eso del teléfono -acabo de decirlo- se llevan la palma las Begoñas. Primero la chica, que tiene un novio no sé dónde y unas amigas que hablan por los codos, y, después, la grande, que tiene otras amigas que también hablan lo suyo. Y en seguida viene Javier, que no habla tanto pero que también hace y recibe bastantes llamadas. Es gracioso, porque tiene una forma curiosa de ponerse al aparato. «¿Qué pasa?», es lo primero que dice. Y habla poco cada vez.

Creo que después habría que poner a Uxía, el padre, Luis Ignacio y Michu, por este orden. Sin contarme a mí, por supuesto, que no recibo ninguna llamada. Ni siquiera sé si alguien pregunta por mí. Hoy, como digo, me he quedado solo. Ya hace un buen rato que han salido Begoña madre y Luis Ignacio, que han ido a no sé qué jaleo que tiene que ver con el accidente. Estoy a solas con un rayo de sol mañanero que entra por la ventana de la habitación de Javier y Michu y que me hace cerrar los ojos perezosamente. Hoy no ha nevado. El cielo aparece limpio y el Sol ha asomado ya sobre los altos edificios más allá del parque. Sin fuerza aún, pero luciendo mucho. Como me gusta a mí. Así que me dejo llevar por la melancolía y la memoria se pone en marcha vete a saber por qué extraño mecanismo de mi cabeza.

Me parece que tampoco viene Chon. A esta altura de sol, cuando le toca venir, ya suele estar dando portazos y yendo de un sitio a otro de la casa, como si quisiera conocerla más a fondo. Tampoco ha sonado el teléfono ni una sola vez. Hoy parece que el día se ha quedado quieto, como yo, y si no fuera por el Sol, cada vez más alto, podría pensarse que nada marcha a mí alrededor. Me encuentro muy a gusto, cómodamente tumbado sobre la cama de Michu. No tengo miedo. Siento el tiempo - ¿o será la memoria?- cosquilleando mi entrecejo.

Иногда, когда все, кроме Бегонии-матери, уходят, я возвращаюсь в кровать Мичу, чтобы снова немножко поваляться с закрытыми глазами. В это время я чувствую себя еще более довольным и могу подумать. Пожалуй, даже больше, чем просто подумать – повспоминать. Бегония считает, что я сплю, но это вовсе не так. Иной раз она что-нибудь рассказывает и даже поет о своих радостях и печалях, и я узнаю обо всем.
Кровать Мичу обычно остается незастеленной, в беспорядке разбросанной, и даже хранит капельку тепла его тела. Так что, когда мать открывает окна, чтобы проветрить комнату (а нужно заметить, что проветривание – это уж слишком), я, прежде всего, сворачиваюсь клубком среди подушек и одеял и какое-то время нахожусь в таком положении, наблюдая за ее похождениями, слушая ее шаги и даже телефонные разговоры, конечно помимо тех, что она ведет сама с собой, как я только что говорил. Как правило, она каждое утро разговаривает со своей матерью, она же и бабушка. Так ее величают все, кроме Бегонии, которая зовет ее мамой, так что я совершенно не знаю ее имени. Так вот эта мама-бабушка приходит к нам, когда никому и никуда не нужно уходить спозаранку, и мы поднимаемся гораздо позже, короче говоря, по субботам и воскресеньям. Эти дни самые веселые, потому что никому не нужно спешить, и просто глупо и бесчеловечно поднимать ребят с кровати. Отец же, наоборот, и в эти дни все также встает самым первым. После того, как примет душ и побреется, он готовит завтрак. Иногда, прежде чем кто-нибудь сунет на кухню нос, он уходит из дома и возвращается через час или позднее с сумками, полными еды. Признаю свою слабость, в эти дни я сажусь к нему поближе, потому что от сумок исходит такой превосходный запах, нет, не запах, а восхитительный, упоительный аромат мороженой рыбы, пробуждающий мои фантазии и мечты.

Скверно то, что на следующий за вторым днем, проведенным без спешки, повторяется более привычная сцена: вечно суетливые, поспешные завтраки на бегу, опоздания Хавьера, резкие слова отца, громко выговаривающего ему, чтобы он поторапливался и не был лентяем, а самое худшее, когда все спокойно, это появление Чон.. Чон – это женщина, врывающаяся в дом, как сильный сквозняк, как ураган, и переворачивающая все вверх дном, как говорят, для того, чтобы навести порядок и чистоту. Закончились мир и спокойствие. Чон не дает мне жизни, она толкает и задевает меня, стоит только зазеваться. Хотя я понимаю, что у нее нет злого умысла, она не первый раз сталкивается со мной, отпихивая в сторону щеткой. Вдобавок ко всему, она, улыбаясь, грозит мне, но ее улыбка не внушает мне никакого доверия.

Она приходит не каждый день, а дважды, между неторопливыми днями и днями со спешкой. А, да что там говорить, когда она приходит, у меня совсем нет времени на воспоминания, потому что первое, что она делает, это снимает постельное белье детей, вынуждая меня на бегство. Я не доверяю ей ни на одну шерстинку, так что на всякий случай убираюсь от нее подальше, едва завижу ее в коридоре. Она улыбается и ничего не говорит. Но есть улыбки, вызывающие опасения, ох уж эти улыбки! Я вовсе не говорю, что улыбка Чон была именно такой, но все же лучше стоит быть более осторожным, чем излишне доверчивым.

Сейчас все ушли, я сказал все, а Чон не пришла. Иногда так случается, и тогда дом остается в полной тишине, которую время от времени разрывает телефонный звонок, на который никто не отвечает.  Я говорю плохо, поэтому с некоторых пор это делает аппарат, который находится в кабинете того, кто всем заправляет. Он всегда говорит одно и то же. Я думаю, что это голос Луиса Игнасио, прикрепленный к маленькой ленточке, которая начинает крутиться, как только телефон прозвонит три раза. Голос говорит: “ Это – автоответчик семьи…” и разное бла-бла-бла, а когда слышится одно длинное пи-и-и, бьющее по ушам, тот, кто звонит оставляет свой голос, прикрепленным к той же самой ленте, говоря вещи, типа: “Бегония (почему-то почти всегда сообщение – для какой-то из Бегоний), я – такая-то такая-то, или такой-то такой-то, хочу тебе напомнить о собрании родительского комитета… Перезвони, чтобы договориться о подготовке к школьному празднику". Катушка со словами закончилась, и я слышу щелчок и больше ничего**. И снова – тишина. В любое время в этом доме все без исключения, поднимают трубку больше для того, чтобы позвонить, нежели отвечать.

Не знаю, хорошо ли будет сказать подобное, но по телефонным звонкам, как я недавно сказал, пальма первенства принадлежит Бегониям. На первом месте – молодая, у которой есть жених, правда не знаю, где, и несколько подружек, которые болтают часами***, потом большая Бегония, у которой тоже есть несколько подруг, с которыми она разговаривает. Следом за ними идет Хавьер, который столько не разговаривает, но который звонит сам, и которому звонят довольно часто. Это забавно, потому что, у него смешная манера подходить к телефону. Первое, что он говорит, сняв трубку, это: “ В чем дело?” Так он говорит почти каждый раз.

Думаю, потом я должен поставить Уксию, отца, Луиса Игнасио и Мичу – в таком порядке. Не говоря уж обо мне, поскольку мне, естественно, никто не звонит. Я даже не знаю, спрашивает ли кто-нибудь обо мне. Сегодня, как я уже упомянул, я остался один. Какое-то время назад ушли Бегония-мать и Луис Игнасио. Они пошли не знаю зачем, но это имеет что-то общее с тем случаем с его болезнью. Итак, я наедине с утренним лучом солнца, который проник через окно в комнату Хавьера и Мичу и заставляет меня щуриться, лениво прикрывая глаза. Снег сегодня не идет. Небо кажется чистым, и солнышко появилось над высокими зданиями, стоящими где-то там, за парком. Оно очень яркое, но еще не сильно пригревает. Как же мне нравиться нежиться на солнышке! Так что я вполне могу себе позволить предаться меланхолии и воспоминаниям, начавшим шевелиться и оживать, поди пойми, почему, в таком странном механизме, как моя голова.

Мне кажется, что Чон также не придет. Солнце уже так высоко, что обычно она в это время уже хлопает дверьми, носясь с места на место по всему дому, словно желая узнать его получше. Телефон тоже ни разу не звонил. Кажется, что сегодня день будет таким же спокойным и безмятежным, как я. И если бы солнце не поднималось все выше и выше, я мог бы подумать, что вокруг меня ничего не происходит. Я превосходно себя чувствую, удобно развалившись на кровати Мичу. Я не боюсь. Я чувствую, как время, (а может быть, и память?) щекочет мою переносицу.

* APA(Asociación de Padres de Alumnos) – родительский комитет школы (колледжа)

** santas pascuas: здесь (=y nada más) – и больше ничего
*** hablar por los codos – выражение, означающее долгие разговоры.