Memorias de un gato tonto12. Mis excursiones favoritas |
Воспоминания глупого кота12. Мои любимые походы |
| La vida familiar en Murguía es muy distinta de la que se hace en Madrid. Nada más llegar, los chicos se dispersan. Igual que yo. Lo que pasa es que yo no tengo obligación alguna de ocuparme de las maletas y las bolsas -no tengo equipaje…-, mientras ellos abandonan a los mayores en plena tarea, porque necesitan encontrarse, en seguida, con los amigos. No sirven de nada las advertencias previas que lanzan los padres antes de que el coche o los coches se detengan. Salen como alma que lleva el diablo, se pierden en cuanto llegan, y sólo Luis Ignacio, que es el más reposado y responsable, echa ambas manos para ayudar en la enojosa fase del acomodo. Los fugados suelen andar ya por la urba, donde viven los primos y alguno de los amigos, por la carretera que conduce a Oro y, antes, a Vitoriano, que ya es Bitoriano en los carteles. Begoña hija también se dispara en seguida, pero suele esperar a que alguno de los coches se quede sin maletas y bolsas, porque lo necesita para huir a Vitoria, donde la espera el novio. Desde que cambió el novio de Madrid por el de Vitoria, Murguía no es para ella más que el lugar donde duerme y come; lo primero a destiempo y lo segundo no siempre. Porque suele llegar muy tarde de la movida vitoriana. Su padre le dice siempre que no sabe dónde se pueden meter en Vitoria a altas horas de la noche, pero ella responde siempre que la capital de Euskadi es una ciudad muy divertida y que se lo pasan pipa con la panda. Así habla la señorita bióloga. Cuando regresa, a veces de madrugada, me da unos sustos de muerte, sobre todo alguna vez que entra por el garaje y deja caer la puerta metálica con fuerza, porque yo duermo al lado y me sorprende en el segundo o tercer sueño. Doy unos saltos que más de una vez he estado a punto de pegarme con el techo. Bueno, no tanto, pero los sobresaltos son de aúpa. Últimamente deja el coche fuera y entra por la puerta principal. Así, nadie se entera de la hora que llega. Da lo mismo, porque después duerme durante el día las horas que quiere… Javier, a veces, también llega tarde, pero lo despiertan a una hora razonable, porque tiene la mala costumbre de dejar algunos estudios para después del verano y su madre suele ponerlo al tajo de los libros a media mañana. Por la tarde ya es más difícil sujetarlo. Aunque últimamente parece que se ha vuelto más serio. Será el amor, que dice el que manda… Luis Ignacio, Michu y Uxía son los habituales a la cena familiar. Sobre las diez de la noche regresan los mayores del Club y Begoña madre hace la cena, aunque los fines de semana suelen volver a cenar con los amigos. Después, los tres incondicionales se van al salón y se entretienen viendo la tele que, por cierto, se ve bastante mal. No hay diferencia ni nada con la de Madrid… Hace años, cuando la finca vecina, que es de alguien de Vitoriano, estaba separada del jardín sólo por una alambrada de pinchos, mis escapadas por aquella zona eran más cautelosas, por miedo a las vacas que el dueño suelta a la caída de la tarde. Imponen respeto estos animales rencorosos que parecen no hacer caso de nada ni de nadie hasta que levantan la cabeza y sueltan la cornada con muy malas intenciones. Un día vi cómo una de aquellas vacas lanzó por el aire a un perro que se le había puesto a tiro. Ahora, con la alambrada de cuadros, mucho más tupida, y con la mucha experiencia, les he perdido el miedo. También me conocen mejor, y saben que no tengo la menor intención de hacerles daño -tampoco sé cómo podría hacérselo-, así que me miran de reojo en las primeras aproximaciones y me dejan deambular por la finca sin hacer caso de mí. Aunque tengo que andar con ojo, porque es rara la vez que voy a Murguía y no me encuentro con alguna vaca joven que no me conoce, que ha nacido cuando yo no estaba, y ésa siempre arremete para hacerse valer ante las demás. La verdad es que son torpes de puro lentas en sus movimientos y conmigo tienen poco que hacer cuando se ponen bravas; de un quiebro las dejo sentadas. Los perros ya me conocen, sobre todo los que ya he dicho, y si hay alguno que tiene ganas de pelea, le planto cara, me erizo, se me pone la melena como de león -eso los impresiona mucho, porque parezco el doble de grande y de fiero- y le suelto un bufido que los deja secos. Casi siempre acaban reculando y saliendo a la carrera. Y si no, si veo que se plantan farrucos, soy yo el que sale por piernas, que también en los metros lisos les gano la partida. Eso sí, yo huyo con elegancia, sin perder las formas, y no con la cobardía que suelen mostrar ellos cuando se asustan. Algunas tardes, sobre todo en verano, se me viene la noche encima mientras hago mis excursiones por los alrededores. Al principio, cuando era una birria de gato, no me atrevía; pero ahora he descubierto mi vocación de excursionista y me largo por el ral -un bosque de robles- y llego hasta el río que pasa al fondo de toda aquella frondosidad que impide incluso, a veces, que los rayos del sol se posen en el suelo. Suele estar muy solitario todo aquello, menos los domingos, cuando aparecen manadas de excursionistas que vienen de Vitoria o de Bilbao. Afortunadamente, no suelen plantar sus tiendas en la zona, sino que pasan de largo; a veces comen o meriendan y se van camino de Oro, allá arriba, donde está la ermita de la virgen patraña del valle -que no se ve desde abajo-, o pasan al otro lado del pueblo, después de cruzar la autovía, buscando el refugio de los bosques de las laderas del monte Gorbea, que es lo más alto que hay por estas tierras y que, según he oído, lo van a hacer parque natural, algo así como territorio protegido. Falta hace, porque he oído alguna vez a Uxía o a Begoña chica, de vuelta de una acampada en la zona, quejarse de la suciedad que dejan por todas partes los domingueros. Así que me lo paso muy bien correteando por la orilla del río. Nunca sé si es el Bayas, el Zadorra o cualquier otro, porque lo que es ríos, en Murguía tenemos en abundancia. Antes, hace unos años, traía el agua muy limpia y, según dicen, vivían en él muchísimos cangrejos y no menos truchas. Pero ya se sabe que en estos tiempos no se respeta nada y, entre los excursionistas que se instalan río arriba, al otro lado de la autovía como he dicho, y las granjas que, según creo, se dedican a la crianza del cerdo, también por aquellas proximidades, el caso es que el agua ya baja bastante sucia, los cangrejos no dan señales de vida -alguna vez he visto uno o dos pequeñajos y despistados- y las truchas se han ido a buscar lugares más sanos y tranquilos donde hacer su vida. Pececillos de poca monta sí veo, y son muy graciosos. Tienen el color del fondo del cauce y un cabezón que se remata en una boca chata del todo, que no hacen más que abrir y cerrar, como si les faltara el aire -¡qué tontería, claro que les falta!- enseñando, a veces, un fondo de boca sonrosado aunque yo creo que no tan sonrosado como el mío. Y lo digo porque me encanta bostezar ante el espejo y me veo el cielo de la boca, todo brillante y de mucha suavidad, a lo que parece. Alguna vez -eso es lo que quena decir-, me pilla la noche en una de esas excursiones. Antes lo pasaba mal, porque no es nada fácil acertar con el rumbo para regresar en medio de aquel robledal tan espeso. Poco a poco me he acostumbrado y ya no tengo miedo; son los demás los que escapan cuando yo me acerco, porque mis ojos brillan mucho en la oscuridad y eso, por lo visto, los impresiona. Lo malo, en esas ocasiones, es cuando llego a casa. Lo normal es que me estén buscando todos, incluso Begoña madre. La abuela, dentro de casa; los demás, por el jardín. Salvo el que manda, que ni se molesta. Alguna vez le he oído decir: «Anda y que lo zurzan». Tengo la impresión de que no sufriría nada con mi desaparición. El caso es que, antes de llegar a la altura del Ral Club, sé que me están buscando, porque no hacen más que pronunciar mi nombre. Parece una canción desafinada, con voces muy distintas y una letra cortísima: lo. Algunas veces se enfadan conmigo porque llego tarde. Y tienen razón. No voy a ser más que los chicos, que recibían una bronca -ahora ya poco- cuando se retrasaban a la hora de volver a casa. Es decir, justicia para todos. Eso me gusta. |
Семейная жизнь в Миргуя не такая, как в Мадриде. Едва мы приехали, как дети разбежались, как, собственно, и я. Ведь у меня нет багажа, следовательно, я вовсе не обязан заниматься какими-то там чемоданами и сумками. А вот дети взвалили все это на старших, потому что им необходимо сию же секунду встретиться со своими друзьями-приятелями. Заблаговременные беседы и увещевания, проводимые родителями до того, как машина или машины, если их несколько, не остановятся, ни к чему не приводят. Всех будто корова языком слизнула, едва лишь приехали. И только Луис Игнасио, самый спокойный, уравновешенный и ответственный из них, изо всех сил помогает закончить обременительную и неприятную процедуру. Беглецы же мчатся в квартал, где живут их двоюродные сестренки-братишки и какие-то друзья. Это где-то в районе шоссе, ведущего в Оро и Биториано*, судя по указателям. Бегония-дочь тоже мгновенно исчезает, как только какая-нибудь из машин освободится от сумок и чемоданов. Машина нужна ей для поездки в Биторию, где ее поджидает жених. С тех пор, как малышка сменила мадридского жениха на биторианского, Миргуя стала для нее не более, чем местом, где она спит и ест, причем спит не вовремя, а ест не всегда. С биторианских гулянок она приезжает, как правило, очень поздно. Отец всегда выговаривает ей, что не понимает, где они могут находиться поздно ночью в Битории, на что дочура постоянно отвечает, что столица страны Басков(Эускади) — очень веселый город, и они с компашкой славно повеселились**. Вот так разговаривает наша сеньорита биолог. Частенько возвращаясь на рассвете, малышка до смерти меня пугает, особенно когда входит через гараж, с силой хлопая металлической дверью. Я сплю рядом с дверью и в это время вижу уже десятый сон. От неожиданности я пугаюсь и подпрыгиваю иной раз чуть ли не до потолка. Ну, ладно, положим, не до потолка, но потрясение сильное***. В последнее время Бегония оставляет машину снаружи и входит через главную дверь. Так что никто не в курсе, во сколько она возвращается. Да и какая разница, ведь потом, днем, малышка спит сколько хочет... Хавьер иногда тоже приходит поздно, но его будят в разумное время, поскольку у него скверная привычка — оставлять учебу на потом, как-нибудь после лета. Мать засаживает его за книги**** на полдня. К вечеру удержать его гораздо сложнее. Хотя в последнее время он стал, кажется, гораздо серьезнее. Должно быть, это любовь, как говорит тот, кто всем заправляет... Луис Игнасио, Мичу и Уксия по обыкновению ужинают в семейном кругу. Где-то около десяти вечера взрослые возвращаются из клуба, и Бегония-мать готовит ужин. Хотя в конце недели они, как правило, ужинают с друзьями. Затем эта троица безоговорочно направляется в гостиную и развлекается, глядя телевизор, который, кстати показывает довольно мерзко. Нет никакой разницы с Мадридом. Несколько лет тому назад, когда соседняя усадьба, принадлежащая кому-то из биторианцев была отделена от сада только колючей проволокой, мои набеги на ту территорию были более осторожными из-за страха перед коровами, которых хозяин выпускал на волю с наступлением вечера. Эти злющие животные внушают уважение, поскольку вроде бы никому ничего не делают до тех пор, пока не поднимают голову и не мотают злобно своими рожищами. Однажды я увидел, как одна из этих коров подкинула в воздух собаку, набросившуюся на нее. Теперь, когда сетка более плотная, и у меня больше опыта, я перестал их бояться. Они тоже поближе со мной познакомились, и знают, что у меня нет ни малейшего намерения причинить им вред, хотя, по правде говоря, я и не знаю, как бы я мог это сделать. При первом моем приближении, они искоса на меня поглядывают, а потом позволяют бродить по усадьбе и не обращают на меня внимания. И все же я должен соблюдать осторожность и смотреть в оба*****, потому что почти в каждый приезд в Миргую я сталкиваюсь с какой-нибудь молоденькой телкой, которая со мной не знакома. Ведь она родилась, когда меня здесь не было. И эта коровенка всегда яростно набрасывается на меня, чтобы набить себе цену перед всеми остальными. По правде говоря, их движения настолько неуклюжи и медлительны, что не могут тягаться с моей врожденной грациозностью и пластикой. Хоть коровки своенравны и смелы, но одно мое движение, и они остаются не у дел.****** Собаки меня уже знают, особенно те, о ком я уже говорил, а если и находится какая-нибудь желающая подраться, я не удираю от опасности, а встречаю ее лицом к лицу*******. Я ощетиниваюсь, шерсть топорщится, как львиная грива – на собак это производит большое впечатление, потому что так я кажусь вдвое больше и сильнее – я издаю шипение и фыркаю, это удерживает их на расстоянии. Почти всегда они начинают пятиться назад и пускаются наутек. Если же собаки не улепетывают, а нагло ко мне приближаются, тогда я сам делаю ноги, выигрывая у них этот забег за несколько метров. Ну да, я спасаю свою шкуру, но убегаю с изяществом, не теряя достоинства, не проявляя трусости, которую обычно проявляют, удирая, собаки, когда боятся. Иногда поздними вечерами, особенно летними, когда с небес спускается на землю ночь, я совершаю походы по окрестностям. Поначалу, когда это было только кошачьей прихотью, я не осмеливался на это, но теперь я открыл в себе призвание бродяги и гуляю по дубраве. Я дохожу до реки, протекающей в глубине этого густолиственного леса. Листва настолько густая, что порой мешает пробиться к земле солнечным лучам. Обычно здесь всегда пустынно, но не по воскресеньям, когда появляются стаи гуляющих, приезжающих из Битории или Бильбао. Счастье еще, что они не устанавливают здесь свои палатки, а только долго прогуливаются, иногда обедают или полдничают. Потом они уходят по дороге, ведущей вверх в Оро, туда, где находится часовенка Девы, покровительницы долины (эту часовню не видно снизу), или пересекают автостраду и направляются на другую сторону селения в поисках прибежища в лесах на склонах высочайшей в этом краю горы Горбеа. Я слышал, что здесь собираются организовать заповедник. Это что-то вроде защищенной территории. И это просто необходимо, потому что неоднократно я слышал от Уксии и малышки Бегонии, вернувшихся из кемпинга, который расположен на вышеупомянутой территории, жалобы на мусор и грязь, повсюду оставляемые воскресными отдыхающими. И все же я отлично провожу время, бегая по берегу реки. Я так и не знаю, Байас это или Садорра********, или какая-то другая река. Уж чего-чего, а рек-то в Миргуе с избытком. Раньше, несколько лет назад, вода была чистейшей, и говорят даже, что в реке обитало множество крабов, и не меньше форели. Но в теперешние времена, как известно, ничто не почитается, и для туристов, поселяющихся в верховьях реки, как я уже говорил, по другую сторону автотрассы, нет ничего святого так же, как и для владельцев ферм по откорму свиней, как я полагаю. Все дело в том, что ниже по течению вода уже достаточно грязная, и крабы и раки не подают никаких признаков жизни. Как-то я увидел одного- двух малюсеньких, заблудившихся рачков. А уж форель-то и подавно удалилась искать более благополучные и спокойные места обитания. Я вижу каких-то очень смешных рыбешек. У них окраска под цвет речного дна, а большущая головища оканчивается абсолютно сплющенным ртом, который только и делает, что открывается, да закрывается, словно рыбам не хватает воздуха. Вот еще глупости, ясно же дело, что воздуха им не хватает! Иногда виден их розовый рот, хотя, я думаю, не такой розовый, как у меня. Я говорю об этом, потому что мне нравится зевать перед зеркалом, и я вижу такое блестящее и очень мягкое и нежное на вид нёбушко у себя во рту. Иной раз, как говорится, в одном из таких похождений ночь нет-нет, да и застанет меня врасплох. Раньше мне было тяжело передвигаться впотьмах, потому что не так-то легко находить правильное направление посреди этой густой дубравы, чтобы вернуться домой. Но потихоньку-помаленьку я привык и уже не боюсь. Все прочие удирают при моем приближении, потому что мои ярко сверкающие в темноте глаза, очевидно, производят на них неизгладимое впечатление. Во всех этих случаях самое плохое начинается, когда я заявляюсь домой. Обычно все меня ищут, включая и Бегонию-мать. Бабуля ищет внутри дома, все прочие – в саду. Ищут все, за исключением того, кто всем заправляет, он не волнуется и абсолютно спокоен. Как-то раз я услышал, как он сказал: “Придет, куда он денется”. У меня складывается такое впечатление, что его не взволновало бы даже мое исчезновение. Я знаю, что перед тем, как ехать в Раль клуб, они меня ищут, потому что только и делают, что произносят мое имя. Это напоминает фальшивое пение совершенно разными голосами, и в этой песне одно коротенькое слово: Ио. Иногда они сердятся на меня, потому что я поздно прихожу. И они правы. Ведь мне достается не больше, чем ребятам, когда они возвращались домой позднее положенного и получали, теперь уже меньше, за это взбучку. Словом, справедливость для всех. И это мне нравится. * Оро, Биториано — городки провинции Зуя в Испании ** Pasarlo pipa(=divertirse mucho) — славно повеселиться *** de aúpa(=muy grande, fuerte o intenso) – сильное, очень большое **** ponerse al tajo(=empezar a trabajar) — приступать к работе ***** andar con ojo(=andarse con mucho cuidado, cautela) — передвигаться с осторожностью ****** quiebro — движение тореро в сторону при приближении быка, и бык проносится мимо ******* plantar cara – решать проблему напрямую, не уклоняясь от нее. ******** Байяс, Садорра – реки на севере Испании |