Durante las semanas siguientes, me acosté con ella algunas veces más donde José Carlos. El
primer día no quiso subir porque pensaba que la llevaba a mi casa y se negaba en rotundo a desnudarse
bajo el mismo techo que cobijaba a mi madre. Decía que eso sí sería un verdadero pecado. Yo qué sé.
Le expliqué la verdad, que íbamos al sexto, no al cuarto, que en esa vivienda estaríamos solos y que ni
siquiera le recordaría a la mía, porque mi amigo vive en el B y yo en el A y encima ha hecho reforma.
—¿No me engañas? —repetía—. ¿No me engañas?
En el ascensor insistió. Y yo me preguntaba: ¿qué le habrán hecho a esta mujer para que sea tan
desconfiada? Y una malévola voz interior que me habla a veces mascullaba: se cree la ladrona que
todos son de su condición. Pero no hice caso de esa voz mezquina, porque estaba yo convencido de la
honestidad de Corina. Durante esas semanas al otro lado del río preferí pensar que, a su modo, estaba
confusa y perdida, nada más, porque me resultaba evidente que disfrutaba de nuestra relación, de los
momentos que robábamos a su trabajo, a su iglesia, a sus obligaciones, a las mías. No eran muchos
esos momentos, pero eran verdaderos como la mirada cristalina de sus ojos verdes, que no
parpadeaban, y fueron suficientes para que yo me sintiera enamorado.
La palabra «enamorado» sé que a veces no significa nada y que puede haber muchos y distintos
puntos de vista sobre su sentido concreto e incluso sobre la posibilidad de que signifique algo, pero yo
me refiero a lo que convencionalmente se entiende por enamorado: hay una persona que te gusta por
encima de todas las demás y, aparte de que todo lo que dice te resulte relevante, te gusta mucho su
cuerpo y es tu prioridad estar cerca de ella, sentirla y contemplarla. Más o menos ése sería el resumen.
El enamoramiento es un estado físico y requiere un mantenimiento material que se hace a base de
unos cuantos sacrificios u ofrendas. Por ejemplo, una de esas ofrendas fue la que mi madre hizo a mi
padre poniéndome a mí Vicente, que era como se llamaba mi abuelo y es un nombre objetivamente
horrendo que encima no se llevaba nada en ese momento, mediados de los setenta, un momento de
Davides, Danieles, Alejandros, Borjas, Gonzalos... Mi madre le hizo un regalo a mi padre a mi costa.
Pero no quiero volver sobre este asunto de mi nombre. Corina lo pronunció pocas veces. Por algo
sería. Y las ofrendas que yo le hice ya se han visto: mucho material de oficina.
Creo que Corina no volvió a sustraer nada de la tienda. Por un lado, yo estaba muy atento y le
brindaba pocas ocasiones. Por otro, quiero pensar que ella había intensificado su vínculo conmigo y yo
ya no era ese desconocido al que te es indiferente desplumar. Puede ser también que aquel matón del
coche hubiera dejado de reclamarle pagos. No lo sé. No lo sé y me hubiera gustado averiguarlo, llegar
a hablar del asunto, pero no hubo ocasión, y no porque yo lo rehuyera. Es cierto que por lo general
evito los enfrentamientos, que procuro no discutir y que hasta hace poco creía ser un tío paciente y
flexible. Ahora sé que no. Qué va. Evito discutir sencillamente porque me da pavor la idea de una
persona delante de mí desencajada gritándome. Después de gritarse y decirse cosas horribles y dejar
claro que se piensa distinto, que no se quiere lo mismo, ¿qué haces? Me cuesta imaginarlo. Me
desagrada. Me agota. Y lo eludo. Pero, en el caso de Corina y las cinco cajas de cartón, yo tenía claro
que algún día lo hablaríamos, cuando yo viera que se sentía confiada, segura. Por ahora ese momento
no había llegado. Yo lo percibía porque, aunque nuestros cuerpos se sentían muy cómodos juntos, ella
apenas me había vuelto a hablar de su pasado o de su vida. Me hablaba de las costumbres de Baia
Mare, de su hija adolescente —que quería ser médico pediatra cuando creciera y a la que se ve que
estaba muy apegada—, de cuanto ocurría en casa de aquellos viejecitos que cuidaba por las tardes.
Bromeaba sobre España y lo excéntricos que muchas veces le parecíamos los españoles, pero no
hablaba de su vida emocional. Tampoco me parece obligatorio en una relación. Creo que no se debe
hablar de todo, que hay cosas invisibles que no se pueden comunicar con palabras y se comunican
mediante actos también invisibles.
—¿Por qué no nos vamos de fin de semana? —le propuse un jueves—. Este fin de semana.
Venga, que parece que va a hacer bueno.
—¿Fin de semana? ¿Fuera? —me contestó ella como si le hubiera planteado atracar un banco en
el Bronx de Nueva York.
—Sí. Mi amigo José Carlos tiene un apartamento en la costa de Alicante. Se lo puedo pedir. Casi
no lo usa. Y mi hermana me puede hacer el favor y cubrirme el sábado por la mañana en la tienda.
Venga, di que sí.
El apartamento, en realidad, es de los padres de José Carlos, o sea, de toda la familia, y cuando
los padres (que en verano, como los escolares, tienen vacaciones del geriátrico) se van quince días en
agosto a Vigo con un familiar, porque no pueden más de calor y de muchedumbres, José Carlos me
suele avisar y allí que nos plantamos los dos tan ricamente a nuestro aire. El pueblo costero se ha
transformado mucho desde que íbamos de adolescentes, pero a mí me gusta el reencuentro cada año
con los edificios cuya fachada han revocado, con ese otro solar en el que habían empezado a poner los
cimientos y ya están a punto de inaugurar, con el chiringuito de la horchata rica que no para de crecer,
con los chipirones a la plancha y las plagas de medusas gordas..., esas cosas.
—Muy buen amigo José Carlos. Tiene bonito piso, tiene apartamento en el mar...
—Sí, es muy buen amigo. Un día tenemos que salir a cenar con él y su novia.
—¿Tiene una novia?
—Sí. Esther.
—¿Y por qué no se casa?
La pregunta me chocó. Si no los conocía, ¿qué importaba? Pero Corina tenía esas reacciones que
no dejaban de sorprenderme y de divertirme. La vida de la gente le interesaba. Lo pensé, pero decidí
contarle la verdad. Era mi pareja, no debía ocultarle nada.
—No se casa porque Esther ya está casada.
Corina no contestó, sólo hizo un gesto de extrañeza. Me expliqué:
—Esther está casada, tiene dos niños y no quiere dejar a su marido porque... No lo sé muy bien.
Por los hijos, por no darle el disgusto a él... No lo sé. Pero quiere cantidad a José Carlos y llevan
varios años juntos. Trabajan en la misma empresa y aprovechan los viajes y así para verse. Les va
bien. Son felices.
Corina me escuchaba muy atenta y en silencio. Eso me animó a seguir hablando.
—La verdad es que yo no soportaría una situación como ésa. Por ejemplo, yo a ti te quiero —me
di cuenta en ese momento de que era la primera vez que se lo decía—, y no me valdría con verte a
ratos. Antes o después, si las cosas van bien, me gustaría que viviésemos juntos.
Ya está, ya se lo había dicho. Más claro, agua. Ella siguió callada. Ahora sé que muchas de mis
ideas sobre sus ideas posiblemente estuvieran equivocadas, que no se puede presuponer casi nada de
los otros. No porque guarden secretos que nunca compartirán con nosotros, que los guardan, sino
porque las ideas que yo presumo que tienen los otros sobre lo que me concierne están contaminadas.
Contaminadas por mí y por todas las cosas que me han pasado que nada tienen que ver con ellos.
Todavía algunas veces, claro, me dan ganas de llamar a Corina y preguntarle: «¿Qué te pasaba
conmigo? ¿Qué es lo que verdaderamente pasaba?» No porque desee ni una revancha ni una nueva
oportunidad de querernos, sino por saberlo. Por ese espíritu científico y aventurero que me mueve
ahora a averiguar qué me depararía el futuro si yo cambiase algunas piezas. Lo que ocurre es que la
gente se resguarda y yo no sé si Corina iba a estar dispuesta a contarme ahora desinteresadamente lo
que realmente pasaba entonces por su cabeza. Si es que lo sabe. Ya me explicó lo que pudo a su modo.
—¿Te parece mal que te diga esto? —pregunté ante su silencio.
—No —contestó ella.
—Es que yo creo que, si uno no está bien con alguien, debe separarse —le explicaba—. Como mi
hermana, que se ha separado ya un montón de veces. Pero que engañar a la pareja no es justo. Aunque
el otro no se entere y no sufra. A mí, por lo menos, no me gustaría. Preferiría saberlo. ¿Quién sabe si
el marido de Esther está descontento de su relación y también querría dejarla, pero no se atreve? Si
ella hablase, quizá le quitaría un peso de encima.
Contestó de inmediato y muy segura:
—No creo.
Ese tipo de cosas eran muy comunes en Corina, ya lo he mencionado, hablar con mucha firmeza
de cuestiones que casi no conocía y no retractarse jamás si se había equivocado.
—¿No crees qué?
—Que el marido se quita un peso de encima. El matrimonio es difícil.
—Sí, claro. Ya me lo imagino. Bueno, ¿nos vamos este fin de semana? ¿Pido el apartamento? El
pueblo está un poco destrozado, han construido mucho y a lo loco, pero la zona es preciosa. Hay unas
calas... ¿Conoces el Mediterráneo?
Ella negó con la cabeza.
—Te va a encantar. Llévate bañador. Igual, con un poco de suerte, hasta podemos ir a la playa.
Hay un microclima.
Asintió. Terminamos el inventario, que era una de mis estrategias para evitar que el material se
despistara y acabara en la bolsa de loneta: cada semana recontábamos todas las unidades y las
cuadrábamos con los albaranes de los proveedores en un cuadernito que le hacía llevar a ella.
Terminamos la jornada. Y terminamos nosotros. Porque, aunque parezca mentira, ése fue el último día
que la vi.
El teléfono estaba apagado o fuera de cobertura en todo momento. No tenía activado ni el buzón
de voz. Enviar mensajes era inútil, pues no los contestaba y ni siquiera podía saber si le llegaban. Y
plantarme de nuevo delante de su portal sabía que iba a ser infructuoso si antes no encontraba el modo
de abrirme camino hasta ella más suavemente. Sin embargo, un día me rendí. Un domingo cogí a
Parker, dije a mi madre que me lo llevaba a dar un paseo largo por el Retiro y luego a tomar el
aperitivo con los amigos, que habíamos quedado en el parque toda la panda por iniciativa de los que
tienen niños y no saben qué hacer con ellos. Era todo mentira. Metí a Parker en el coche y nos
plantamos en Coslada delante de su portal. Fueron varias horas espantosas, es lo más demente que he
hecho en mi vida. Creo que estaba fuera de mí. Hasta me apetecía comprar cigarrillos y empezar a
fumar, como sabía que hacía ella cuando no estaba conmigo. Me entraron ganas de beber alcohol, de
procurarme algo que me hiciera sentir más y que a la vez me embotara, me quitara ese dolor, y me
tomé un par de dobles de cerveza en un bar que estaba enfrente y me permitía controlar el portal por la
cristalera. Tuve suerte y al cabo de dos horas ella salió. Podía no haber salido de casa en todo el día o
no haber vuelto hasta la noche. En ese caso no sé qué hubiera hecho. A veces pienso que no tengo
perseverancia ni para mis obsesiones.
Salió con él, con el extorsionador, que ya no tenía cara de bruto ni de mafioso, sino de hombre
normal, de trabajador que disfruta de su día festivo. Y detrás de él venían dos niños: un niño pequeño
de unos ocho años y una niña de catorce que posiblemente quisiera ser médico pediatra cuando
creciera. Los cuatro iban vestidos de fiesta. Corina cargaba la bolsa de lona que yo conocía, llena me
figuro que de comida, porque sobresalían dos barras de pan y unas botellas de refrescos. Estaba
contenta, muy contenta, abrazaba y besuqueaba a los niños cada poco. Luego llegaron hasta el coche,
el mismo de aquel día, y los padres subieron a los hijos y les pusieron los cinturones y ajustaron los
alzadores para que fueran cómodos y seguros, se ocuparon de ellos como sólo los padres pueden
ocuparse de sus criaturas. Y antes de meterse en sus puestos de piloto y copiloto, él abrió el maletero
y, muy galante, cogió la bolsa que ella llevaba en la mano, la muy pesada bolsa de loneta, y la colocó
con cuidado, junto con su propio abrigo y el de ella, para ir más cómodos. Y la besó. Y ella se rió,
porque besarse para ellos era una costumbre natural y no una novedad, como para nosotros. Y le
devolvió el beso antes de abrir su portezuela y ocupar su asiento. Y mientras él arrancaba, ella se
volvió y sonrió a los niños y les preguntó algo y los críos asintieron. Y cuando pasaban delante del bar
creo que la niña que quería ser médico pediatra me miró, pero no estoy seguro.
No sé cómo vive su vida otra gente. Sólo sé las cosas que me han pasado a mí.

В последующие недели я часто спал с Кориной у Хосе Карлоса. В самый первый день она не

хотела подниматься, потому что думала, что я привел ее к себе домой, и наотрез отказывалась раздеваться под той же крышей, что приютила мою мать. Она сказала, что это было бы настоящим грехом. Как знать! Я сказал Корине правду, объяснив, что мы идем на шестой, а не на четвертый этаж, и в этой квартире мы будем одни, к тому же она даже не похожа на мою, потому что друг живет в квартире Б, а я в квартире А, и более того, он ее переделал.

- А ты не врешь? – подозрительно спросила Корина и тут же повторила вопрос. – Ты мне не

врешь?

Корина и в лифте не могла успокоиться, продолжая донимать меня вопросами, а я спрашивал сам

себя: что такого сделали этой женщине, если она стала такой подозрительной и недоверчивой? Некий, временами говорящий во мне внутренний голос, ехидно злорадствовал, невнятно бормоча: она же по сути своей воровка, но я не обращал внимания на ничтожный голосок, свято убежденный в порядочности Корины. В течение этих недель на другой стороне реки я предпочитал думать, что она, по-своему, запуталась и растерялась, только и всего. Было совершенно очевидным, что Корина упивалась нашими отношениями, теми крадеными минутами, что мы урывали у работы, церкви, у ее и моих обязанностей. Таких минут было мало, но они были настоящими, как кристально-чистый взгляд ее немигающих зеленых глаз, и этого было вполне достаточно для того, чтобы я чувствовал себя влюбленным.

Я знаю, что слово “влюбленный” иногда ничего не значит. Может иметься множество различных

точек зрения на каждое конкретное чувство и даже на саму возможность того, что оно что-то значит, но вот что я имею в виду под словом “влюбленный”: есть человек, который нравится тебе больше остальных и, вдобавок ко всему, то, что он говорит тебе, оказывается очень важным для тебя; тебе очень нравится его тело, тебе хочется быть рядом с этим человеком, ощущать его присутствие, смотреть на него. Вот, в общих чертах, мои краткие выводы. Влюбленность – это физическое состояние, требующее материального подкрепления, которое базируется на определенных жертвах и дарах. К примеру, одним из таких маминых подарков, сделанных отцу, было то, что она назвала меня Висенте в честь моего деда со стороны отца. Помимо того, что это имя действительно ужасно, в семидесятые годы так никого не называли. В то время были популярны имена Давид, Даниэль, Алехандро, Борха, Гонсало… Мама сделала отцу подарок за счет меня, но я не хочу снова возвращаться к теме моего имени. Корина редко его произносила, и, вероятно, неспроста. А мои дары налицо – куча офисных товаров.

Думаю, Корина больше ничего не стащит из магазина. С одной стороны, я был предельно

внимателен, и не предоставлял ей для этого возможностей, а с другой, мне хочется думать, что наши узы окрепли, и я уже не был тем незнакомцем, который тебе безразличен, и которого можно спокойно обчистить. Возможно также, что тот громила с машиной перестал требовать с нее долги, не знаю. Не знаю, но хотел бы узнать, поговорить с Кориной на эту тему. Я не увиливал от разговора, но мне не представлялось случая его начать. Как правило, я избегаю стычек и стараюсь не спорить. До недавнего времени я считал себя терпеливым и сговорчивым парнем, теперь я понимаю, что это не так. Куда там! Я избегаю споров просто потому, что мне страшна сама мысль о вышедшем из себя человеке, который стоит передо мной и орет на меня. Что тебе делать после того как он проорется и выскажет тебе ужасные вещи, давая ясно понять, что он думает иначе и хочет не того, что ты? Мне трудно это представить. Мне это неприятно. Это выматывает меня, вот я и ухожу от этого. Но в случае с Кориной и с пятью картонными коробками, я четко осознавал, что когда-нибудь мы поговорим об этом, когда я увижу, что она чувствует себя уверенной и в безопасности. В данную минуту у нее не было полной уверенности, я это видел. Хотя нашим телам было комфортно в обществе друг друга, она почти не говорила со мной о своем прошлом, о жизни. Она очень скупо рассказывала мне об обычаях Байя Маре, о своей дочери, которая хочет стать врачом-педиатром, когда вырастет, и о том, что она очень привязана к ней. Говорила о том, что происходило в доме старичков, за которыми она ухаживала по вечерам. Корина шутила по поводу Испании и испанцев, которые очень часто казались ей чудаками, но она никогда не говорила о том, что у нее в душе, о своем эмоциональном состоянии. В то же время мне не казалось, что она находится со мной по принуждению. Я считаю, что говорить обо всем необязательно. Есть незримые вещи, о которых нельзя сказать словами, и которые передаются столь же невидимыми путями.

- Почему бы нам не уехать на выходные? – предложил я Корине в четверг. – В эти выходные. Мне

кажется это неплохой идеей.

- Уехать на эти выходные? – с сомнением переспросила она, как будто я предложил ей ограбить

нью-йоркский банк в Бронксе.

- Ну да. У моего друга, Хосе Карлоса, есть квартира на берегу моря, в Аликáнте. Я могу попросить

его, он все равно почти никогда не бывает в ней. А моя сестра может оказать мне любезность и подменить меня в субботу утром в магазине. Ну давай, скажи “да”.

На самом деле та квартира принадлежала родителям Хосе Карлоса, точнее, всей семье. Летом у

его родителей, как у школьников, каникулы, только по старости. Когда они, изнемогая от жары и полчища нахлынувших людей, уезжают в августе дней на пятнадцать к родственникам в Виго, Хосе Карлос сообщает мне об этом, и мы вдвоем едем туда расчудеснейшим образом. С тех пор, как мы были зелеными юнцами, прибрежный городок очень сильно преобразился, но мне нравится каждый год сталкиваться со зданиями, чьи фасады оштукатурены; с новыми участками земли, на которых начали закладывать фундаменты зданий, которые в скором времени будут возведены; с ларьками, в которых продается вкуснейший оршад, обжаренные кальмары, тьма-тьмущая упитанных медуз и все такое… [прим: оршад – прохладительный напиток с миндалем]

- Хосе Карлос – хороший друг. У него такая миленькая квартирка и квартира на море…

- Он – настоящий друг. Когда-нибудь нам нужно пойти поужинать с ним и его девушкой.

- У него есть девушка?

- Да, Эстер.

- А почему он не женится?

Вопрос Корины поверг меня в шок. Если она их не знала, то какая ей разница? Своей реакцией на

какие-то вещи Корина не переставала удивлять и потешать меня. Ее интересовала жизнь других людей. Я подумал и решил сказать ей правду.

- Он не женится, потому что Эстер уже замужем.

Корина ничего мне не сказала, жестом выразив свое недоумение. Я пояснил:

- Эстер уже замужем, у нее двое детей, и она не хочет бросать мужа, потому что… я не знаю

точно, почему. Может, из-за детей, может из-за того, что не хочет огорчать мужа… Не знаю. Но она очень любит Хосе Карлоса, и они уже несколько лет вместе. Они работают на одном предприятии, используют для встреч командировки, и просто встречаются. Им хорошо, и они счастливы.

Корина молча и очень внимательно слушала, что подвигло меня на продолжение разговора.

- По правде говоря, я не вынес бы подобной ситуации. Я, например, люблю тебя, – сказал я и

осознал, что произнес эти слова впервые в жизни, – и я не довольствовался бы короткими встречами с тобой. Если бы у нас все было хорошо, то рано или поздно мне захотелось бы, чтобы мы с тобой жили вместе.

Ну вот, все сказано. Неожиданно и предельно ясно. Корина продолжала молчать. Теперь я

понимаю, что многие мои представления о ее мыслях были ошибочными, потому что мысли других людей почти невозможно предусмотреть. Не потому, что люди хранят секреты, которыми никогда не поделятся с нами, скрывают их от нас, а потому что, как я подозреваю, другие люди плохо думают обо мне. Эти грязные мысли обо мне, и обо всем, что со мной произошло, не имеет к ним никакого отношения. Меня до сих пор иногда одолевает желание позвонить Корине и спросить ее: “Что у тебя было ко мне? Что ты чувствовала ко мне на самом деле?” Мне хотелось спросить ее не для того, чтобы взять реванш, не для того, чтобы снова заниматься с ней любовью, а просто для того, чтобы знать правду. Из-за того, что во мне проснулся дух исследователя-авантюриста, который побуждает меня сейчас к познанию того, что уготовано мне в будущем, я изменил некоторые детали. Дело в том, что люди остерегаются подвоха, и я не знаю, готова ли Корина просто взять и рассказать мне прямо сейчас, что творилось тогда в ее голове на самом деле. Если она это знает. Сам я, как мог, уже объяснил себе все.

- Тебе кажется плохим то, что я сказал? – спросил я в тишине.

- Нет, – ответила она.

- Я считаю, что если человеку плохо с кем-то, он должен с ним расстаться, – пояснил я свою

мысль. – Как моя сестра, которая рассталась уже с кучей мужчин. Обманывать мужа неправильно и несправедливо, даже если он не догадывается об измене и не страдает. По крайней мере, мне не хотелось бы такого, я предпочел бы обо всем узнать. Кто знает, может, муж Эстер недоволен своим браком и тоже хотел бы оставить жену, но не решается? Да у него, возможно, груз с плеч свалился бы, поговори она с ним.

- Не думаю, – тут же убежденно и решительно откликнулась Корина.

Я уже упоминал, что Корина, по своему обыкновению, говорит очень уверенно о том, чего не

знает, и никогда не признаёт своих ошибок.

- Не думаешь что?

- Что муж избавится от груза. Брак – тяжелая вещь.

- Да, конечно, я представляю. Так мы поедем на выходные? Я попрошу квартиру? В городе

небольшой бардак и сумасшествие, потому что его перестраивают, но место чудесное. Там есть несколько таких бухточек – закачаешься… Ты знаешь Средиземноморье?

Корина отрицательно качнула головой.

- Ну так познакомишься с ним. Захвати с собой купальник. Если повезет, можем сходить с тобой

на пляж. Там такой микроклимат.

Корина согласилась. Мы заканчиваем инвентаризацию, которая составляла часть моей стратегии,

чтобы не дать товару сбиться со следа и перекочевать в холщовую сумку. Каждую неделю мы пересчитываем весь товар и сверяем со счетами от поставщиков, занесенными в небольшую тетрадку. Рабочая неделя подходит к концу, заканчиваются и наши с Кориной отношения. Вам может показаться ложью, но это был последний день, когда я видел Корину.

В данный момент телефон был выключен или находился вне зоны действия сети. Не действовала

даже голосовая почта. Посылать сообщения было бесполезно, поскольку она не могла даже знать, что они пришли, не говоря уже о том, чтобы ответить. Столь же напрасным будет и мое новое появление у ее подъезда, если раньше я не нашел способа протоптать к ней дорожку помягче. Тем не менее, я промаялся весь день. В воскресенье я взял Паркера, сказал матери, что уйду надолго, потому что поведу пса гулять в парк Ретиро, а потом выпью аперетива с друзьями, которые находились в парке всей компашкой по инициативе тех, у кого были дети, и они не знали, что с ними делать. С моей стороны это было бессовестное вранье. Я усадил Паркера в машину, и мы очутились в Косладе перед ее подъездом. Эти несколько часов были кошмарными, и это было самым большим безумством, совершенным мною в жизни. Думаю, я был вне себя, причем настолько, что мне хотелось купить сигареты и начать курить, как это делала Корина, когда была не со мной. Мне хотелось напиться, раздобыть что-нибудь, что обострило бы мои чувства и одновременно сразу одурманило бы меня, избавив от этой боли. Я выпил в баре напротив пару двойного пива, наблюдая за входом в ее подъезд через стеклянную дверь бара. Мне повезло – она вышла через два часа, а могла бы не выходить из дома весь день или не возвращаться домой до поздней ночи. Я не знаю, что я сделал бы в таком случае. Иногда я думаю, что  у меня нет упорства и настойчивости даже для моей одержимости.

Корина вышла с ним, с этим вымогателем, но теперь у него была не наглая, мафиозная рожа, а

вполне нормальное лицо обычного работяги, который наслаждается праздничным днем. Следом за ним шли двое детей: маленький мальчик лет восьми и девочка лет четырнадцати, которая, возможно, хотела быть педиатром, когда вырастет. Все четверо были нарядно одеты. Корина тащила в руках уже известную мне тяжелую холщовую сумку, забитую, как мне думается, едой. Из нее торчали два батона хлеба и несколько бутылок прохладительного. Корина была довольна, очень довольна. Она обнимала и целовала детей. Затем они подощли к той же самой машине, что и в тот день. Родители посадили детей в машину и пристегнули ремни, подогнав их по высоте, чтобы тем было безопасно и удобно. Они заботились о детях, как могут заботиться только родители о своих малышах. Прежде чем сесть в машину, он открыл багажник и очень галантно взял у Корины тяжелую холщовую сумку, что она несла в руках, и заботливо поставил ее рядом с их пальто, чтобы всем было удобнее ехать. Он поцеловал Корину, а она рассмеялась, потому что поцелуи для них были привычкой, а не новизной, как для нас. Прежде чем открыть дверцу машины и сесть на свое место, Корина вернула ему поцелуй. Пока он трогался с места, она повернулась и, улыбнувшись детям, спросила их о чем-то, а они в ответ согласно кивали головой. Когда они проезжали перед баром, мне кажется, что девочка, которая хотела стать врачом, посмотрела на меня, но в этом я не уверен.

Не знаю, как живут другие, я знаю только то, что происходило со мной.