El buen hijo - TÁCTICA Y ESTRATEGIA

Tan eufórico estaba que saqué el móvil para mandar un wasap a Blanca. Como es natural, no la
había puesto al corriente del fracaso de mi propuesta mercantil vía paella. Pero ahora, al fin, sí se
habían producido progresos que trasladarle, y me parecía, iluso de mí, que ofrecerle a Blanca una
versión de un yo dinámico, optimista, perspicaz, autónomo, un yo nuevo, pero que también era yo,
podía remediar todas las cosas que había hecho mal en el pasado y que condujeron a nuestro
naufragio. O más bien al mío, porque ella siguió flotando. Sin embargo, cuando me disponía a escribir
el mensaje, observé que ella estaba en línea y, sin pensarlo un instante, me salí de la aplicación. Me
dio la impresión de que podía verme. Y me dio la impresión de que no quería que ella me viera así,
pensando en ella a las nueve menos veinticinco de la mañana de un martes. Es una característica de
esa aplicación que no me gusta nada. Yo no quiero ni que la gente sepa lo que hago ni saber lo que
hacen ellos, y menos, Blanca. Una cosa es dar tú una sorpresa, otra cosa es que te pillen en falta a ti.
Lo explico. Las cosas con Blanca fueron fáciles al principio. Ni se me pasó por la cabeza gustarle
y fue ella la que dio el primer paso, lo he señalado ya. José Carlos y Esther se habían ido a casa de él a
echar un polvo y a la salida del restaurante Blanca me pidió, me impuso realmente, que la llevara a su
casa.
—No he traído el coche —le contesté—, y tengo que sacar a mi perro.
—No seas melón —me dijo—, pues paseo al perro contigo y luego me llevas en taxi. ¿De qué
raza es tu perro? Me gustan a mí mucho los perros.
No entendí muy bien la lógica de aquello. Me dio por pensar que era una mujer paranoica que le
echaba un poco de cara y me usaba de guarda jurado para que la escoltara hasta su portal. Pero
sacamos a Parker y ella fue muy simpática con él, más que simpática, atenta. Le prestó una atención
que no se puede fingir y yo, después de dejarlo de vuelta en casa, me ofrecí a llevarla en mi coche. Y
en un semáforo ella me besó. Es lamentable que ocurra tan pocas veces en la vida, pero no hay nada
mejor que que te besen por sorpresa. Lo comprobé en la adolescencia, cuando Lourdes, mi primer
amor, me besó sin esperarlo. Fue un beso como una emboscada, pero buena, un sobresalto que se me
quedó ahí grabado. Replicar ese primer beso que me maravilló no ha sido siempre posible, pero
cuando ha ocurrido, lo he atesorado. Y esa mañana, de camino a la papelería, el recuerdo del primer
beso de Blanca en el semáforo me volvió a asaltar porque estaba eufórico y quería compartirlo con
alguien y cuando alguien te gusta, aunque tú ya le seas indiferente, te empeñas en que sólo puedes
contarle las cosas a ella, como si entregaras una ofrenda en su regazo, como si el hilo que una relación
amorosa tiende hacia el futuro no estuviera roto del todo. Lo reconociera o no, yo seguía viendo con
nitidez adónde conducía ese hilo y fantaseaba con que, como las miguitas a Pulgarcito, mis acciones
de hoy pasito a paso me devolvieran al lugar donde se estaba bien, al enamoramiento.
Afortunadamente, mi intempestivo ataque de pudor (o de sensatez) al final evitó que hiciera
partícipe a Blanca de los avances en mi estrategia, por otra parte, bastante tímidos en realidad. Guardé
mi móvil, abrí mi tienda y encendí mi radio, pero seguía tan animado que decidí que hoy mi amigo
imaginario, el locutor de Radio Clásica, tendría que pasar sin mí y sintonicé una emisora comercial de
éxitos del pasado que también suelo frecuentar. Necesitaba la felicidad de lo ya vivido.
«Si por costumbre amé, por costumbre olvidé. La fuerza de la costumbre es mi guía y mi
lumbre...», cantaba Jaime Urrutia, un artista que me gusta y en cuya manera de pensar me veo bastante
reflejado.
Me hice mi café, esta vez sin problemas, y estaba atendiendo a un cliente cuando Corina entró en
la tienda. No me preocupé al ver a la trabajadora rumana, porque supuse que había bajado a hacer
compras para el almuerzo y que sólo pasaba a reportar la evolución de la mañana.
—Un momento —le dije. Y terminé de atender al cliente.
Cuando nos quedamos solos, la miré expectante. ¿Qué tal le estaría yendo con mi madre?
Todavía me duraba una buena parte de la euforia y no esperaba más que buenas noticias.
—Vengo aquí.
—Ya lo veo. ¿Cómo vais? —pregunté con sincero interés.
De pronto era agradable tener a alguien con quien compartir lo que ocurría entre las paredes de
mi casa, un testigo que hacía más ligera la carga. Qué animado me sentía. Igual esa noche podía
quedar con José Carlos. Irnos al cine o algo. O incluso a escuchar un poco de música. En la radio
anuncian conciertos buenos casi todos los días. No estaba mal la idea de volver a frecuentar los garitos
de bandas en vivo. ¿Estaría José Carlos o andaría de viaje?
—Vengo aquí —insistió—. Ella dice que vengo en este lugar.
—¿No tienes dinero? ¿No has visto el monedero que te he dejado en la cocina con cuarenta euros
para la compra? ¿Uno rojo? ¿Grande? Igual lo he metido en el cajón de los desastres.
Me había despistado. Con la tensión y la tournée por la casa quizá se me había pasado indicarle
dónde guardábamos el dinero del mercado. Me dirigí a la caja para entregarle unos euros. Luego lo
reintegraría, me gusta ser claro con las cuestiones monetarias. Se lo tendí y ella negó con la cabeza.
—Dice la señora que yo vengo a tienda a ayudar a ti.
Tardé unos instantes en asociar aquello de «la señora» con mi madre, a la que había dejado en
camisón y bata, despeinada, y que tenía poco de señorial.
—¿Qué señora? ¿Mi madre?
Corina asintió.
—¿Mi madre te ha dicho que te vengas a la tienda?
—Dice que casa está limpia y aquí tú solo no puedes.
Me tenía que haber imaginado que toda esa sumisión matutina, toda esa buena actitud frente los
cambios, era una mera fachada para ganar tiempo y ahorrarse molestias. Mi madre jamás había
pensado aceptar a Corina en casa y, seguramente, jamás lo haría.
Al venirse abajo mi proyecto, sentí una tristeza y una impotencia enormes. Hasta tal punto que no
pude contestar a Corina, quien me miraba fijamente esperando instrucciones. Tuve que sentarme. Era
como si me hubieran dado un palo en la cabeza, como si un coro de decenas de personas me estuviera
gritando memo, que eres un memo. Quizá era pánico lo que yo sentía sentado en esa silla, con Corina
enfrente, en el mismo lugar en que me había comprometido a darle trabajo veinticuatro horas antes.
«Si buscas algo en mí excepcional, te voy a desilusionar... No esperes nada nuevo de un hombre
de costumbres...», insistía Jaime Urrutia en la radio.
Estábamos de vuelta en la casilla de salida: convivía con una mujer mayor que necesitaba ayuda
y que se negaba a aceptarla. Claro que era pánico. Pánico porque en este videojuego había pasado de
pantalla, sí, pero no la había pasado yo con mi habilidad o mi perseverancia, sino que había sido el
juego mismo, un programador anónimo, distante e indiferente el que me obligaba a jugar a otro ritmo
y quizá con otra táctica que, por supuesto, yo desconocía. Además, solventar este entuerto no estaba
fácilmente a mi alcance. Principalmente porque en ese momento yo estaba atado a la tienda. Hasta las
dos de la tarde no podía echar el cierre y volver a casa a continuar la conversación, más bien la bronca,
porque iba a ser difícil hablar de esto con calma. Podía mandar a Corina de vuelta a mi casa y que
apencara ella con el malhumor de mi madre, pero me arriesgaba a que mi madre la despidiera
definitivamente. Y ésta no era la solución que yo prefería. De manera que le dije:
—Bueno, quédate por aquí. Pasa a la trastienda, que luego hablaré yo con mi madre. Lo siento.
¿Estaba enfadada?
—No. ¿Limpio?
—¿Limpias? Pues... si crees que hace falta...
Pasó detrás del mostrador y vi cómo se quitaba el abrigo y dejaba el bolso en un rincón. De
pronto me daba pudor que aquella mujer advirtiera el estado en que tenía la parte de la tienda que
nadie ve. En los últimos días, como mi madre no ocupaba su silla en el escritorio que hacía las veces
de oficina, había descuidado un poco el orden. Tazas sucias y cucharillas se acumulaban en la pequeña
pila esperando algún rato libre (y ganas) para fregarlas. ¡¿Y el baño?! No tenía ni la menor idea de
cómo estaba el baño. Sin duda, el inodoro con la tapa levantada, en el modo que sacaba de quicio a mi
madre y a mi hermana, y que me tenían prohibido. Tanto que, el día que yo tenga mi casa, lo primero
que haré será entrar en el baño y levantar la tapa para dejarla así tanto tiempo como se me antoje. Son
muy cargantes con el tema.
—¿Dónde tienes cosas de limpieza?
—Ahí, en el aseo, debajo del lavabo, pero que si no quieres...
—¿No tienes guantes?
No tenía guantes. La que solía ocuparse de repasar el baño era mi madre y yo no era consciente
de si usaba guantes de goma o no. Le di dinero y se fue a comprar unos. Una vez que Corina hubo
limpiado los escasos metros de la trastienda y dejado las tazas y cucharas relucientes, se volvió a
plantar delante de mí.
—¿Ahora?
Milagrosamente, se me ocurrió una ocupación y estuvo poniendo precios al último pedido. En eso
se entretuvo el resto de la mañana, que, por suerte, no era mucha. Mientras ella le daba a la
etiquetadora, yo me ocupé de despejar la mesa de la oficina en la que perezosamente había
amontonado la correspondencia, las facturas, los albaranes y la propaganda durante la última semana.

Я пребывал в таком восторге, что достал мобильник и решил послать сообщение Бланке.

Естественно, я ничего не рассказывал ей о бесславном провале моего меркантильного предложения путем организации паэльи, зато теперь, наконец-то, мои дела пошли в гору, и можно было сообщить ей о своих достижениях. По своей наивности мне вздумалось предложить Бланке до некоторой степени новую версию самого себя как энергичного оптимиста, независимого и дальновидного человека, который мог исправить все прошлые промахи и неблаговидные поступки, приведшие нас к крушению. Вернее, приведшие к крушению меня, поскольку она продолжала держаться на плаву. Тем не менее, собираясь написать сообщение, я заметил, что Бланка находится в контакте и, не раздумывая ни секунды, я вышел из приложения. У меня создалось впечатление, что она могла меня заметить, и было ощущение того, что ей не хотелось застать меня, раздумывающим о ней утром во вторник, если быть точным, то без двадцати пяти девять. Именно этим мне совсем не нравится Whatsapp. Мне не хочется, чтобы люди знали, что делаю я, и сам я не хочу знать, что делают они, тем более Бланка. Сюрприз – одно дело, а застать человека врасплох – совсем другое.

Сейчас поясню. С самого начала у нас с Бланкой все было легко. Мне даже не приходило в голову понравиться ей, и, как я уже упоминал, первый шаг сделала она. Хосе Карлос и Эстер шли к нему домой перепихнуться, и на выходе из ресторана Бланка попросила меня, а точнее вынудила, отвезти ее домой.

- Я приехал не на машине, – ответил я, – и мне нужно выгулять собаку.

- Не будь тупицей, – заявила она, – я погуляю вместе с тобой и с твоей собакой, а потом ты отвезешь меня на такси. Какой породы твой пес? Я обожаю собак.

Я плохо понял логику сказанного и подумал, что Бланка была дамой параноидального склада, действующей несколько прямолинейно, которая играючи использовала меня в качестве охранника-провожатого до дверей ее дома. Мы вывели Паркера, и Бланка была с ним очень мила и внимательна, даже более чем. Она не могла притворяться, пес и в самом деле заинтересовал ее, и, отведя Паркера обратно домой, я предложил Бланке подвезти ее на своей машине. На светофоре она поцеловала меня. Поцелуй – ничтожно редкое явление, случающееся в моей жизни, но нет ничего лучше неожиданного поцелуя. Я узнал это, будучи еще подростком. Тогда Лурдес, моя первая любовь, поцеловала меня, когда я этого совсем не ждал. Ее поцелуй был сродни ловушке, но очень приятной, он был потрясением, отпечатавшимся во мне, оставившим свой след. Повторить тот первый, поразивший меня поцелуй, было невозможно, но я сохранил его. И сегодняшним утром, пребывая в эйфории, по дороге в магазинчик, я совершенно неожиданно вспомнил о первом поцелуе Бланки на светофоре. Мне захотелось разделить с кем-нибудь свою радость. Когда тебе кто-то нравится, ты продолжаешь рассказывать ей о себе, даже если ты ей уже безразличен. Ты можешь только говорить, что и делаешь с завидным упорством, будто вручая дар, стоя на одном колене, словно нить ваших любовных отношений тянется в будущее, целиком не оборвавшись в прошлом. Знает ли она об этом или нет, но я продолжал жить с ясным представлением, куда ведет эта нить, мечтая о том, что мои сегодняшние действия, как хлебные крошки Мальчика с пальчик, снова приведут меня туда, где мне было хорошо и я был влюблен.

К счастью, весьма неуместная атака стыдливости (или благоразумия) в конечном счете не дала мне приобщить Бланку к моим стратегическим достижениям, на деле достаточно робким, если взглянуть на них с другой стороны. Я убрал свой мобильник, открыл магазин и включил радио. Мой настрой оставался столь же приподнятым, и я решил, что ведущий “Радио Классика”, мой воображаемый друг, сегодня вынужден будет обойтись без меня. Я настроил приемник на волну коммерческой передачи, где крутили хиты прошлых лет, и завсегдатаем которой, обычно, тоже бывал. Мне было необходимо уже пережитое мною счастье. “Если я любил по привычке, то по привычке и забыл. Сила привычки – мой проводник и мой свет…” – пел Хайме Уррутиа, певец, который мне нравится, и в чьем образе мышления я часто вижу отражение самого себя. [прим: Хайме Уррутиа – один из участников испанской рок-группы Gabinete Caligari, речь идет о песне La Fuerza De La Costumbre (“Сила привычки”),с диска Camino Soria (1987)]

На этот раз без проблем я сварил себе кофе и обслуживал посетителя, когда в магазин вошла Корина. Увидев румынскую работницу, я не встревожился, посчитав, что она спустилась вниз за покупками для приготовления обеда и зашла ко мне лишь доложить о развитии утренних событий.

- Секундочку, – сказал я ей, заканчивая обслуживать покупателя.

Когда мы остались одни, я выжидательно посмотрел на нее. Ну что еще там с моей матерью? У меня еще сохранилась изрядная доля эйфории, и я не ожидал ничего, кроме хороших новостей.

- Я пришла сюда.

- Вижу. Как вы там? – с искренним интересом спросил я.

Вдруг стало очень приятно оттого, что мне есть с кем разделить происходящее в стенах моего дома, есть свидетель, который облегчил мою ношу. Я чувствовал прилив воодушевления. Сегодня ночью я мог остаться с Хосе Карлосом. Мы могли бы пойти в кино или куда-нибудь еще, или просто немного послушать музыку. По радио почти каждый день передавали неплохие концерты. Было бы неплохо снова стать завсегдатаем небольших местечек, где группы играют вживую. Будет ли Хосе Карлос дома, или он опять в разъездах?

- Я пришла сюда, – настойчиво повторила Корина. – Она сказала, чтобы я пришла сюда.

- У тебя что, нет денег? Разве ты не видела кошелек, который я оставил на кухне? В нем сорок евро на покупки. Ну такой красный, большой? Я совершенно точно положил его в коробку с разными вещицами.

Я вконец сбился. Пожалуй, с утренним напряжением и метаниями по дому я мог и не показать ей, где лежат деньги на расходы. Я направился к кассе, чтобы дать ей оттуда несколько евро. Потом я вложил бы деньги, потому что в денежных вопросах мне нравилось быть щепетильным. Я протянул Корине деньги, но она отрицательно помотала головой.

- Сеньора сказала, чтобы я шла в магазин помогать тебе.

Несколько секунд ушло у меня на то, чтобы связать “сеньору” с моей матерью, которая оставалась дома непричесанной, в халате и ночной сорочке, и в которой было мало что царственного и величественного.

- Что за сеньора? Моя мама?

Корина согласно кивнула.

- Мама сказала тебе, чтобы ты шла в магазин?

- Она сказала, что дома все чисто, а здесь ты один не справишься.

Я должен был предвидеть, что все это утреннее смирение, доброе отношение к переменам, было простой видимостью для того, чтобы выиграть время и притупить мои волнения. Мать даже и не думала смиряться с присутствием Корины, пристально смотревшей на меня в ожидании дальнейших указаний. Я был вынужден присесть. Меня будто палкой по голове огрели, будто хор из десятков человек кричал мне “Дурак! Какой же ты придурок!”. Сидя на стуле, я ощущал панику, видя перед собой Корину, стоящую на том же самом месте, что и двадцать четыре часа назад, когда я нанимал ее на работу. “Если ты ищешь во мне что-то особенное, я тебя разочарую… Не жди ничего нового от мужчины с привычками…” – продолжал распевать по радио Хайме Уррутиа.

Мы вернулись к исходной точке: совместное проживание с пожилой женщиной, которой необходима помощь, и которая не хочет смириться с этим. Понятное дело, что у меня была паника, оттого что все получалось в видеоигре, идущей на экране, но не в той игре, что со свойственной мне ловкостью и умением настойчиво вел я. Это была уже другая игра. Неизвестный далекий и безразличный программист вынуждал меня играть в ином темпе и, пожалуй, в другой манере, которая, естественно, была мне незнакома. Кроме того, при моих теперешних возможностях решить  эту обидную несправедливость было нелегко, главным образом потому, что я был привязан к магазину. До двух часов дня я не мог закрыть лавчонку и вернуться домой, чтобы продолжить наш с мамой разговор, точнее перебранку, поскольку говорить на эту тему спокойно было крайне сложно. Я мог отправить Корину обратно домой, чтобы она взвалила на себя плохое настроение моей матери, но тогда я рисковал тем, что мама уволила бы Корину, окончательно распрощавшись с ней. Я предпочел бы иное решение. Словом, я сказал Корине:

- Хорошо, оставайся здесь. Проходи в подсобку, потом я поговорю с мамой. Мне очень жаль. Она злилась?

- Нет. Я прибиру здесь?

- Прибирешь? Ну… если ты считаешь, что это необходимо…

Корина прошла за витрину, и я увидел, как она остановилась в закутке и поставила сумку в уголок. Мне вдруг стало стыдно, что эта женщина увидит, в каком состоянии пребывает невидимая никому часть магазина. За последние дни, что мама не занимала свой стул, как делала это всякий раз в рабочее время, наша конторка пришла в некое запустение, я мало следил за порядком. Грязные чашки и ложки скапливались в маленькую кучку, ожидая свободного времени (и моего желания) помыть их. А туалет? У меня не было ни малейшего представления, каков был туалет, однозначно одно – крышка унитаза поднята, что вечно раздражало маму и сестру. Они всегда запрещали мне держать унитаз открытым, так что наипервейшее, что я сделаю, обзаведясь собственным домом, войду в туалет, подниму крышку и оставлю ее поднятой так долго, насколько мне вздумается. Уж слишком мама и сестрица занудны по поводу этой темы.

- Где лежат вещи для уборки?

- Здесь, в туалетной, под умывальником, но если ты не хочешь...

- У тебя нет перчаток?

Перчаток у меня не было. Мама была единственной, кто занимался уборкой туалета, и я был не в курсе, пользовалась ли она резиновыми перчатками или нет. Я просто дал ей деньги, а она пошла и купила. Когда Корина отмыла жалкие метры подсобки и оставила сверкающими чашки и ложки, она снова оказалась передо мной.

- А что теперь?

Чудесным образом мне пришло в голову наклеить ценники на последний заказанный товар, чем Корина и занималась все оставшееся утро, по счастью, недолгое. Пока она наклеивала ярлычки, я занялся расчисткой офисного стола, на котором в течение последней недели медленно накапливалась почта, накладные, счета и реклама.