Лемони Сникет. "Тридцать три несчастья. Скверное начало" (Una serie de catastróficas desdichadas. Un mal principio). Первая часть из серии рассказов о похождениях трех сирот. Вайолет, Солнышко и Клаус принадлежат к одной семье Бодлер. После ужасного пожара они остаются совершенно одни без крыши над головой. Их опекуном становится местный граф Олаф, который идет на подобный шаг сугубо из корыстных побуждений, стремясь завладеть наследством детей.
Capítulo II |
Глава II |
|
Es inútil que os describa lo mal que se sintieron Violet, Klaus y Sunny el tiempo que siguió. Si habéis perdido a alguien muy importante para vosotros, ya sabéis lo que se siente; y, si nunca habéis perdido a nadie, no os lo podéis imaginar. Para los niños Baudelaire, claro, fue especialmente terrible, porque habían perdido a sus padres a la vez, y durante varios días se sintieron tan desgraciados que apenas pudieron salir de la cama. Klaus casi perdió el interés por los libros. Los engranajes del inventivo cerebro de Violet parecieron detenerse. E incluso Sunny, que evidentemente era demasiado pequeña para entender de veras lo que ocurría, mordía las cosas con menos entusiasmo. Y, claro, tampoco ayudaba lo más mínimo que hubiesen perdido también su casa y todas sus posesiones. Seguro que sabéis que cuando uno está en su propia habitación, en su propia cama, una situación triste puede mejorar un poco, pero las camas de los huérfanos Baudelaire se habían visto reducidas a escombros carbonizados. El señor Poe les había llevado a ver los restos de la mansión Baudelaire, para comprobar si algo se había salvado, y fue terrible: el microscopio de Violet se había fundido por el calor del fuego, el bolígrafo favorito de Klaus se había convertido en cenizas y todos los objetos mordibles de Sunny se habían derretido. Los niños pudieron ver aquí y allí restos de la enorme mansión que habían amado: fragmentos de su piano de cola, una elegante botella donde el señor Baudelaire guardaba brandy, el chamuscado cojín del sillón junto a la ventana donde a su madre le gustaba sentarse a leer. Con su hogar destruido, los Baudelaire tuvieron que recuperarse de aquella terrible pérdida en casa de los Poe, que no era ni mucho menos agradable. El señor Poe casi nunca esta en casa, porque andaba muy ocupado atendiendo los asuntos de los Baudelaire, y, cuando estaba, casi siempre tosía tanto que no podía mantener una conversación. La señora Poe compró para los huérfanos ropa de colores chillones y que además picaba. Los dos hijos de los Poe –Edgar y Albert- eran gritones y desagradables, y los Baudelaire tenían que compartir con ellos una habitación diminuta, que olía a alguna especie de asquerosa flor. Pero, a pesar de ese entorno, los niños tuvieron sentimientos encontrados cuando, durante una aburrida cena de pollo hervido, patatas hervidas y habichuelas escaldadas – la palabra «escaldadas» significa aquí «hervida»─, el señor Poe anunció que iban a abandonar su casa a la mañana siguiente. ─Bien –dijo Albert, al que se le había metido un trozo de patata entre los dientes-. Así podremos recuperar nuestra habitación. Estoy harto de compartirla. Violet y Klaus siempre están mustios, y no son nada divertidos. ─Y el bebé muerde –dijo Edgar, tirando un hueso de pollo al suelo, como si fuese un animal del zoo y no el hijo de un muy respetado miembro de la comunidad bancaria. ─¿Adónde iremos? –preguntó Violet, inquieta. El señor Poe abrió la boca para decir algo, pero se echó a toser. ─He hecho los arreglos necesarios –dijo finalmente-, para que se haga cargo de vosotros un pariente lejano que vive al otro lado de la ciudad. Se llama Conde Olaf. Violet, Klaus y Sunny se miraron sin tener demasiado claro qué pensar. Por un lado, no querían vivir con los Poe ni un día más. Pero, por otro, nunca habían oído hablar del Conde Olaf y no sabían cómo era. ─El testamento de vuestros padres –dijo el señor Poe- da instrucciones para que se os eduque de la forma más conveniente posible. Aquí, en la cuidad, conocéis el entorno que os rodea, y es Conde Olaf es el único pariente que vive dentro de los límites de la ciudad. Klaus pensó en ello durante un minuto, mientras tragaba un fibroso trozo de habichuela. ─Pero nuestros padres no nos hablaron nunca del Conde Olaf –dijo-. ¿Qué tipo de parentesco tiene exactamente con nosotros? El señor Poe suspiró y miró a Sunny, que estaba mordiendo un tenedor y escuchando atentamente. ─Es un primo tercero sobrino cuarto o un primo cuarto sobrino tercero. No es vuestro pariente más cercano en el árbol familiar, pero sí geográficamente hablando. Y por eso… ─Si vive en la ciudad –dijo Violet-, por qué nuestros padres no le invitaron nunca a casa? ─Posiblemente porque es un hombre muy ocupado –dijo el señor Poe-. Es actor de profesión y a menudo viaja por el mundo con varias compañías de teatro. ─Creí que era un conde –dijo Klaus. ─Es conde y es actor –dijo el señor Poe-. Bueno, no pretendo dar por finalizada la cena, pero tenéis que preparar vuestras cosas, y yo tengo que regresar al banco a trabajar un poco más. Como vuestro nuevo tutor legal, también estoy muy ocupado. Los tres niños Baudelaire tenían muchas más preguntas para el señor Poe, pero este ya se había levantado de la mesa y, con un leve movimiento de la mano, salió de la habitación. Le oyeron toser en su pañuelo, y la puerta de la entrada se cerró de golpe cuando salió de la casa. ─Bueno –dijo la señora Poe-, será mejor que los tres empecéis a hacer el equipaje. Edgar, Albert, por favor, ayudadme a recoger la mesa. Los huérfanos Baudelaire se dirigieron al dormitorio y, taciturnos, recogieron sus pocas pertenencias. Klaus miraba con aversión todas las horribles camisas que la señora Poe le había comprado, las doblaba y las metía en una maletita. Violet paseó la mirada por la maloliente y estrecha habitación en la que habían estado viviendo. Y Sunny gateó solemne y mordió todos y cada uno de los zapatos de Edgar y Albert, dejando pequeñas marcas de sus dientes para que no la olvidasen. De vez en cuando, los chicos Baudelaire se miraban, pero su futuro se presentaba tan misterioso que no se les ocurría nada que decir. Cuando fue hora de acostarse, pasaron toda la noche dando vueltas en la cama y no durmieron apenas, desvelados por los fuertes ronquidos de Edgar y Albert y por sus propias preocupaciones. Finalmente, el señor Poe llamó a al puerta y asomó la cabeza. ─Levantaos, Baudelaires –dijo-. Ha llegado la hora de ir a casa del Conde Olaf. Violet paseó la mirada por la habitación atestada y, a pesar de que no le gustaba, abandonarla la puso muy nerviosa. ─¿Nos tenemos que ir en este preciso instante? -preguntó. El señor Poe abrió la boca para hablar, pero tuvo que toser varias veces antes de empezar. ─Sí, así es. Os voy a dejar de camino al banco y por eso tenemos que partir lo antes posible. Por favor, salid de la cama y vestíos –dijo de forma enérgica. La palabra «enérgica» significa aquí «rápidamente, para hacer que los niños Baudelaire saliesen de la casa». Los niños Baudelaire salieron de la casa. El coche del señor Poe recorría las adoquinadas calles de la cuidad en dirección al barrio donde vivía el Conde Olaf. Adelantaron a los carruajes tirados por caballos y a las motos, por la Avenida Desolada. Pasaron por la Fuente Voluble, un monumento elaboradamente esculpido que de vez en cuando echaba agua y donde jugaban los niños. Pasaron una enorme montaña de basura, donde antaño estuvieron los Jardines Reales. Al poco rato, el señor Poe dirigió su coche por una estrecha avenida de casas de ladrillo y se detuvo a mitad de la manzana. ─Ya hemos llegado –dijo el señor Poe, con una voz que se esforzaba por parecer alegre-. Vuestro nuevo hogar. Los niños Baudelaire miraron al exterior y vieron la casa más bonita de toda la manzana. Los ladrillos habían sido limpiados a conciencia y, a través de las enormes ventanas abiertas, se podía ver un surtido de plantas muy bien cuidadas. De pie frente a la puerta de entrada, con la mano en el brillante pomo de latón había una mujer mayor, muy bien vestida, que sonreía a los niños. En una mano llevaba una maceta. ─¡Hola! –gritó-. Vosotros debéis ser los niños que el Conde Olaf ha adoptado. Violet abrió la puerta del automóvil y salió para darle la mano a la mujer. Era cálida y firme, y, por primera vez desde hacía mucho tiempo, Violet sintió como si, después de todo, su vida y la de sus hermanos fuesen por buen camino. ─Sí –dijo-. Sí lo somos. Yo soy Violet Baudelaire y estos son mi hermano Klaus y mi hermana Sunny. Y este es el señor Poe, que, desde la muerte de nuestros padres, se ha ocupado de nuestras cosas. ─Sí, oí lo del accidente –dijo la mujer, y se presentó-: Yo soy Justicia Strauss. ─Es un nombre poco usual –observó Klaus. ─Es mi cargo –explicó ella-, no mi nombre. Trabajo de juez en el Tribunal Supremo. ─¡Qué fascinante! –dijo Violet-. ¿Y está casado con el Conde Olaf? ─Por Dios, no –dijo Justicia Strauss-. De hecho no le conozco mucho. Es el vecino de la casa de al lado. Los niños pasaron la mirada de la impecable casa de Justicia Strauss ala ruidosa de al lado. Los ladrillos estaban cubiertos de hollín y mugre. Solo había dos ventanas pequeñas; cerradas y con las cortinas echadas a pesar de que hacía un buen día. Elevándose por encima de las ventanas, una enorme torre sucia se ladeaba ligeramente hacia la izquierda. La puerta principal necesitaba una mano de pintura, y tallada en medio de ella había la imagen de un ojo. Todo el edificio se ladeaba ligeramente, como un diente torcido. ─¡Oh! –dijo Sunny. Y todos supieron lo que quería decir. Quería decir: «¡Qué lugar más terrible! ¿No quiero vivir aquí ni un segundo!». ─Bueno, ha sido un placer conocerla –le dijo Violet a Justicia Strauss. ─Sí –dijo Justicia Strauss, señalando la maceta-. Quizá algún día podríais venir a mi casa y ayudarme en el jardín. ─Será un placer –dijo Violet, muy triste. Evidentemente, sería un placer ayudar a Justicia Strauss en su jardín, pero Violet no odía evitar pensar que sería mucho más placentero vivir en casa de Justicia Strauss que en la del onde Olaf. Se preguntaba qué clase de hombre tallaba la imagen de un ojo en su puerta. El señor Poe se tocó el sombrero para saludar a Justicia Strauss, que sonrió a los niños y desapareció en el interior de su bonita casa. Klaus avanzó y llamó a la puerta del Conde Olaf, sus nudillos golpeando justo en medio del ojo tallado. Hubo una pausa y entonces la puerta se abrió con un chirrido y los niños vieron al Conde Olaf por primera vez. ─Hola, hola, hola –dijo el Conde Olaf en un sibilante susurro. Era un hombre muy alto y muy delgado, vestido con un traje gris que tenía muchas manchas oscuras. No se había afeitado y, en lugar de tener dos cejas, como la mayoría de los seres humanos, tenía una sola, larguísima. Sus ojos eran muy, muy brillantes, y le daban un aspecto hambriento y enfadado. ─Hola, niños. Por favor, entrad en vuestra nueva casa, y limpiaos los pies fuera para que no entre barro. Cuando entraron en la casa, el señor Poe detrás de ellos, los huérfanos Baudelaire se dieron cuenta de lo ridículo de lo que acababa de decir el Conde Olaf. La habitación en la que se encontraban era la más sucia que nunca habían visto, y un poco de barro del exterior no habría cambiado nada. Incluso a la tenue luz de la única bombilla que colgaba del techo, los tres niños pudieron ver que todo lo que había en aquella habitación estaba sucio, desde la cabeza disecada de un león clavada en la pared hasta el bol con manzanas mordisqueadas colocado encima de una mesa de madera. Klaus tuvo que hacer un esfuerzo para contener las lágrimas al mirar lo que le rodeaba. ─Parece que esta habitación necesita unos arreglillos –dijo el señor Poe examinando la habitación a oscuras. ─Soy consciente de que mi humilde hogar no es tan lujoso como la mansión Baudelaire –dijo el Conde Olaf-, pero quizá con un poco de vuestro dinero lo podamos dejar algo más bonito. El señor Poe, sorprendido, abrió mucho los ojos y, antes de empezar a hablar, sus toses retumbaron en la oscura habitación. ─La fortuna de los Baudelaire –dijo con aspereza- no será utilizada para tales empresas. De hecho, no será utilizada en absoluto hasta que Violet sea mayor de edad. El Conde Olaf se giró hacia el señor Poe con un fulgor de perro enfurecido en los ojos. Por un instante Violet pensó que iba a abofetear al señor Poe. Pero tragó saliva – los niños pudieron ver cómo su nuez recorría su delgada garganta- y se encogió de hombros. ─De acuerdo pues –dijo-. A mí me da lo mismo. Muchas gracias, señor Poe, por haberlos traído aquí. Niños, ahora os voy a enseñar vuestra habitación. ─Adiós, Violet, Klaus y Sunny –dijo el señor Poe, mientras se dirigía hacia la puerta-. Espero que aquí seáis muy felices. Os seguiré viendo de vez en cuando en el banco. ─Pero si ni siquiera sabemos dónde está el banco –dijo Klaus. ─Yo tengo un mapa de la cuidad –dijo el Conde Olaf-. Adiós, señor Poe. Dio un paso adelante para cerrar la puerta, y los huérfanos Baudelaire estaban demasiado desesperados para dirigir una última mirada al señor Poe. Ahora los tres hubieran preferido quedarse en la casa del señor Poe, a pesar de que oliera mal. En lugar de mirar hacia la puerta, los huérfanos bajaron la mirada, y vieron que el Conde Olaf, aunque llevaba zapatos, no llevaba calcetines. Advirtieron que, en el espacio de piel pálida que quedaba entre el dobladillo del pantalón deshilachado y el zapato negro, el Conde Olaf tenía tatuada una imagen de un ojo, en el tobillo, a juego con el ojo de la puerta principal. Se preguntaron cuántos ojos más habría en la casa y si para el resto de sus días tendrían la sensación de que el Conde Olaf les observaba, incluso cuando no estuviera presente. |
Бесполезно было бы описывать, как убийственно чувствовали себя Вайолет, Клаус и даже Солнышко в своей новой жизни. Если вам доводилось терять кого-то очень близкого, без кого никак не обойтись, то вы уже знаете, каково это, а если не доводилось, тогда все равно этого не представить. А юным Бодлерам это было особенно тяжело, ведь они потеряли сразу обоих родителей. Несколько дней дети чувствовали себя такими несчастными, что с трудом заставляли себя вылезать из постели. Клаус потерял всякий интерес к книгам. Рычажки и колесики в изобретательском мозгу Вайолет перестали крутиться. И даже Солнышко, которая была слишком мала, чтобы понимать происходящее, теперь кусала все вокруг с меньшим энтузиазмом. Ну и конечно, не легче было им от того, что они вдобавок лишились своего родного дома и всего имущества. Уверен, вам уже довелось убедиться, что стоит оказаться у себя в комнате, на своей кровати - и мрак скверных обстоятельств немного рассеивается. Но даже кровати у бодлеровских сирот превратились в горелый хлам. Мистер По сводил их на пепелище - посмотреть, не уцелело ли там что-нибудь из вещей, но зрелище им предстало ужасное: микроскоп Вайолет оплавился в огне пожара почти до неузнаваемости, любимая авторучка Клауса превратилась в пепел, а все резиновые кольца для прорезывающихся зубов у Солнышка растаяли. Там и сям дети узнавали кое-какие приметы своего любимого дома: останки рояля, изящную бутылку, в которой мистер Бодлер держал бренди, обгорелую подушку с подоконника, на которой мама любила сидеть, когда читала... Словом, их родного дома не существовало и приходить в себя после страшной утраты им пришлось в семье По, что было не так-то приятно. Мистер По в основном отсутствовал, так как, видимо, очень много занимался делами Бодлеров, а бывая дома, столько кашлял, что не мог вести разговоры. Миссис По купила всем троим одежду, от которой чесалось тело и к тому же каких-то диких расцветок. А с двумя их сыновьями - Эдгаром и Альбертом, - шумными противными мальчишками, сиротам приходилось делить тесную комнату, где пахло на удивление гадкими цветами. Но даже и при таком окружении дети испытали смешанные чувства, когда за скучным обедом, состоявшим из вареной куры, отварного картофеля и бланшированной (здесь это означало «вареной») фасоли, мистер По вдруг заявил, что на следующее утро они покидают его дом. - Вот и хорошо, - сказал Альберт, у которого рот был набит картошкой. - Опять будем в комнате одни. Надоела мне давка. Вайолет и Клаус вечно ходят с унылым видом, такая скука. - А маленькая девчонка кусается, - добавил Эдгар, бросая куриную косточку на пол, как обезьяна в зоопарке, а не сын уважаемого члена банковского сообщества. - А куда мы переедем? - с опаской спросила Вайолет. Мистер По открыл было рот, чтобы ответить, но тут же разразился кашлем, - впрочем, приступ длился недолго. - Я договорился, чтобы вас взял к себе ваш дальний родственник. Он живет на противоположном конце города, зовут его Граф Олаф. Вайолет, Клаус и Солнышко переглянулись, не зная, как к этому отнестись. С одной стороны, в семействе По им больше жить не хотелось. С другой стороны, они никогда ничего не слыхали о Графе Олафе и не знали, что он за человек. - Согласно пожеланию ваших родителей, высказанному в завещании, - продолжал мистер По, - воспитание должно быть сопряжено с наименьшими затруднениями. Тут, в городе, вы скорее привыкнете жить на новом месте, а Граф Олаф единственный родственник, который живет в пределах города. Клаус с минуту обдумывал услышанное, с трудом прожевывая фасоль. - Но родители никогда не упоминали про Графа Олафа. Кем он нам приходится? Мистер По вздохнул и покосился на Солнышко - она кусала вилку и внимательно прислушивалась. - Он не то троюродный дедушка, не то четвероюродный дядя, что-то в этом роде. Не самый близкий родственник генеалогически, но ближайший географически. Поэтому... - Если он живет тут, в городе, - вмешалась Вайолет, - почему же родители ни разу не приглашали его в гости? - Ну, может быть, потому, что он очень занятой человек, - предположил мистер По. - По профессии он актер и часто ездит по свету с разными театральными труппами. - Я думал, он граф, - протянул Клаус. - Одно другому не мешает, - возразил мистер По. - Не хочу вас торопить, но вам, дети, надо укладывать вещи, а мне надо вернуться в банк и еще потрудиться. У меня прибавилось дел с тех пор, как я стал вашим законным опекуном. У детей осталось еще много вопросов к мистеру По, но он уже встал из-за стола и, слегка махнув им рукой в знак прощания, покинул комнату. Они услышали его кашель, а затем входная дверь со скрипом закрылась за ним. - Так, - сказала миссис По, - вы трое идете укладываться. А вы, Эдгар и Альберт, поможете мне убрать со стола. Бодлеровские сироты отправились в спальню и с удрученным видом начали паковать свои немногочисленные пожитки. Клаус, с отвращением беря в руки каждую очередную безобразную рубашку, купленную миссис По, клал ее в чемоданчик, а Вайолет оглядывала тесную, дурно пахнущую комнату. Солнышко в это время ползала по полу и деловито кусала башмаки Эдгара и Альберта, оставляя на каждом следы своих зубок на память о себе. Время от времени дети поглядывали друг на друга, но будущее их было таким смутным, что разговаривать не хотелось. Они проворочались всю ночь и, можно сказать, почти не спали из-за громкого храпа Эдгара и Альберта и собственных тревожных мыслей. Наконец мистер По постучал в дверь и заглянул в комнату. - Дети, в школу собирайтесь, - пропел он. - Пора отправляться к Графу Олафу. Вайолет в последний раз оглядела заставленную кроватями комнату, и, хотя здесь было неуютно, ей вдруг страшно не захотелось уезжать. - А что, надо ехать прямо сейчас? - спросила она. Мистер По открыл было рот, но тут же закашлялся и ответил не сразу. - Да, прямо сейчас. Я завезу вас к Графу Олафу по дороге в банк, так что едем как можно скорее. Вставайте, пожалуйста, и одевайтесь, - добавил он бодро (в данном случае «бодро» означало «торопя бодлеровских детей поскорее покинуть его дом»). И дети покинули дом. Машина мистера По загрохотала по булыжной мостовой в сторону района, где жил Граф Олаф. Они проехали по аллее Уныния мимо экипажей, запряженных лошадьми. Мимо мотоциклистов. Мимо фонтана Каприз, искусно высеченного из камня сооружения, время от времени выплевывавшего воду, в которой плескались малыши. Они проехали мимо огромной груды земли, где раньше был Королевский парк. И вот уже мистер По свернул в узкий проулок, по обеим сторонам которого стояли домики из светлого кирпича, и остановился где-то на середине. - Вот мы и тут, - сказал мистер По деланно веселым тоном. - Это ваш новый дом. Дети выглянули наружу и увидели самый очаровательный домик в этом квартале. Кирпичи были отчищены, через широкие распахнутые окна виднелись разные ухоженные растения. В дверях, держась за сверкающую медную ручку, стояла пожилая женщина и улыбалась детям. В свободной руке она держала цветочный горшок. - Здравствуйте! - крикнула она. - Наверное, вы те дети, которых усыновил Граф Олаф? Вайолет открыла дверцу машины и вышла наружу, чтобы пожать протянутую ей руку. Рука у женщины была теплая, пожатие крепкое, и девочке впервые за долгое время подумалось, что в ее жизни и в жизни брата и сестры все еще может обернуться не так уж плохо. - Да, - ответила она. - Мы те самые дети. Я - Вайолет Бодлер, это мой брат Клаус и сестра Солнышко. А это мистер По, он занимается нашими делами с тех пор, как погибли наши родители. - Да, я слыхала про несчастье. А я - госпожа юстиция Штраус. - Какое странное имя, - заметил Клаус. - Это не имя, а звание. Я - судья в городском суде. - Потрясающе, - сказала Вайолет. - И вы замужем за Графом Олафом? - Вот еще! - воскликнула судья Штраус. - Да я и знаю-то его мало. Просто он живет в соседнем доме. Дети перевели взгляд с сияющего чистотой дома судьи Штраус на соседний: покрытые копотью и грязью кирпичи, два маленьких окошка, да и те завешены шторами, несмотря на славный день. Над крышей вздымалась потемневшая башня, слегка покосившаяся влево. Входную дверь требовалось покрасить заново. Посредине же двери было вырезано изображение глаза. Все сооружение осело на одну сторону, словно кривой зуб. - У-у-у! - произнесла Солнышко, и все поняли, что она имела в виду: «Какой гадкий дом! Не хочу я тут жить!» - Что ж, приятно было познакомиться, - сказала Вайолет. - Мне тоже. - Судья Штраус кивком показала на цветочный горшок. - Может, когда-нибудь зайдете и поможете мне с цветами? - С удовольствием, - печально отозвалась Вайолет. Конечно, приятно помочь судье Штраус с цветами, но поневоле приходит в голову, что еще гораздо приятнее было бы жить в доме у нее, а не у Графа Олафа. Каким же надо быть человеком, подумала Вайолет, чтобы вырезать изображение глаза у входа в дом? Мистер По приподнял шляпу, когда судья Штраус, улыбнувшись детям, исчезла в дверях своего прелестного дома. Клаус шагнул вперед и постучал костяшками пальцев прямо в середину глаза. Через мгновение дверь со скрипом отворилась, и дети увидели перед собой Графа Олафа. - Привет, привет, - прохрипел Граф Олаф. Он был очень высокий и очень худой, в сером грязном костюме. На небритом лице вместо двух бровей проходила одна длинная бровь. Глаза блестели особенным блеском, что придавало ему голодный и одновременно злобный вид. - Привет, дети мои. Входите, входите в ваш новый дом, только сперва вытрите за дверью ноги, чтобы не натащить грязи. Войдя внутрь (мистер По последовал за ними), дети увидели, какую нелепость только что сказал Граф Олаф. Они очутились в грязнейшей в мире комнате, так что чуточку грязи с улицы ничего бы не изменило. Даже при тусклом свете одной голой лампочки, свисавшей с потолка, они разглядели, что все тут покрыто пылью - от чучела львиной головы, приколоченной к стене, до миски с огрызками яблок на небольшом деревянном столике. Оглядывая все вокруг, Клаус только усилием воли сдержал слезы. - Похоже, над этой комнатой надо немного потрудиться, - проговорил мистер По, озираясь в полумраке. - Я не сомневаюсь, что мой скромный домишко не так наряден, как бодлеровский особняк, - ответил Граф Олаф. - Но, возможно, с помощью их денег нам удастся сделать его поуютней. Мистер По вытаращил от удивления глаза, и кашель его гулко разнесся по темной комнате. - Состояние Бодлеров, - сурово произнес он, когда справился с кашлем, - нельзя тратить на такие нужды. Деньгами вообще нельзя пользоваться до совершеннолетия Вайолет. Граф Олаф обернулся к мистеру По, и глаза его сверкнули, как у обозленного пса. Вайолет на миг показалось, что он сейчас ударит мистера По. Но он только сглотнул слюну (дети увидели, как на его тощем горле заходил кадык) и пожал плечами. - Ну и ладно, - сказал он. - Мне все равно. Большое спасибо, мистер По, за то, что доставили их сюда. Пойдемте, дети, я покажу вам вашу комнату. - До свидания, Вайолет, Клаус и Солнышко. - Мистер По попятился к двери. - Надеюсь, вам тут будет очень хорошо. Я иногда буду приходить, а меня всегда можно найти в банке, если у вас возникнут вопросы. - Но мы даже не знаем, где ваш банк, - возразил Клаус. - У меня есть карта города, - вмешался Граф Олаф. - До свидания, мистер По. С этими словами он протянул руку к двери и закрыл ее, а трое сирот впали в такое отчаяние, что даже не успели бросить прощальный взгляд на мистера По. Им сейчас хотелось одного - остаться у мистера По, пусть у него в доме и стоит противный запах. Чтобы не смотреть на закрывавшуюся дверь, дети опустили глаза... И тут они заметили, что на ногах у Графа Олафа нет носков! А между обтрепанными отворотами брюк и черными башмаками на бледной коже ясно виднеется изображение глаза - точь-в-точь такое, как на входной двери. Интересно, подумалось им, сколько же еще глаз в доме у Графа Олафа? И неужели всю жизнь им суждено теперь ощущать, что Граф Олаф наблюдает за ними, даже когда его нет поблизости? |