Лемони Сникет. "Тридцать три несчастья. Скверное начало" (Una serie de catastróficas desdichadas. Un mal principio). Первая часть из серии рассказов о похождениях трех сирот. Вайолет, Солнышко и Клаус принадлежат к одной семье Бодлер. После ужасного пожара они остаются совершенно одни без крыши над головой. Их опекуном становится местный граф Олаф, который идет на подобный шаг сугубо из корыстных побуждений, стремясь завладеть наследством детей.
Capítulo XII |
Глава XII |
|
Mientras Violet y Klaus permanecían e pie, todavía en pijama y camisón, entre bastidores, en el teatro del Conde Olaf, no sabían con qué carta quedarse, frase que aquí significa «tenían dos sentimientos diferentes al mismo tiempo». Por un lado, estaban evidentemente aterrorizados. A decir por el murmullo que oían procedente del escenario, los dos huérfanos Baudelaire sabían que la representación de La boda maravillosa había empezado y parecía demasiado tarde para que algo hiciese fracasar el plan del Conde Olaf. Por otro lado, sin embargo, estaban fascinados, porque nunca habían asistido entre bastidores a una representación teatral y había mucho que ver. Miembros del grupo teatral del Conde Olaf corrían de un lado para otro, demasiado ocupados para mirar siquiera a los niños. Tres hombres muy bajos transportaban una plancha de madera larga y pintada, que representaba una sala de estar. Las dos mujeres de rostro blanco colocaban flores en un jarrón, que visto de lejos parecía de mármol pero de cerca se asemejaba al cartón. Un hombre de aspecto importante y con la cara llena de verrugas ajustaba unos focos enormes. Cuando los niños miraron a hurtadillas el escenario, pudieron ver al Conde Olaf con su traje elegante, declamando unas líneas de la obra justo cuando bajaba el telón, controlado por una mujer de pelo muy corto que tiraba de una cuerda larga atada a una polea. A pesar del miedo que sentían, ya veis que los dos hermanos mayores Baudelaire estaban muy interesados en lo que ocurría, y solo deseaban no estar en lo más mínimo implicados en el caso. Al caer el telón, el Conde Olaf salió del escenario a toda prisa y miró a los niños. ─¡Es el final del segundo acto! ¿Por qué no llevan los huérfanos sus ropas? –siseó a las dos mujeres de cara blanca. Pero, cuando el público estalló en una ovación, su expresión de enfado se transformó en otra de alegría, y volvió a entrar en escena. Haciéndole gestos a la mujer de pelo corto para que levantase el telón, quedó justo en el centro del escenario y saludó con gran elegancia. Saludó y mandó besos al público, mientras el telón volvía a bajar, y entonces su rostro volvió a llenarse de ira. ─El entreacto solo dura diez minutos –dijo- y los niños tienen que actuar. ¡Ponedles los trajes! ¡Deprisa! Sin mediar palabra, las dos mujeres de la cara blanca cogieron a Violet y a Klaus por la muñeca y los llevaron aun camerino. La habitación era polvorienta pero relumbrante, repleta de espejos y lucecitas para que los actores pudiesen ver mejor a la hora de maquillarse y ponerse las pelucas, y había gente hablando a gritos entre sí y riendo mientras se cambiaban de traje. Una de las mujeres de cara blanca hizo que Violet levantara los brazos, le sacó el camisón por la cabeza y le tiró un vestido blanco sucio y de encaje para que se lo pusiese. Klaus, mientras tanto, vio cómo la otra mujer de cara blanca le quitaba el pijama y le ponía a toda prisa un traje azul de marinero, que picaba y le hacía parecer un niño pequeño. ─¿No es emocionante? –dijo una voz, y los niños dieron media vuelta para ver a Justicia Strauss, vestido con sus ropas de juez y con la peluca. Llevaba un librito en la mano-. ¡Niños, tenéis un aspecto estupendo! ─Usted también –dijo Klaus-. ¿Qué es ese libro? ─Bueno, son mis frases –dijo Justicia Strauss-. El Conde Olaf me dijo que trajera un libro de leyes y que leyese la ceremonia de boda de verdad, para que la obra fuese lo más realista posible. Todo lo que tú tienes que decir, Violet, es «sí quiero», pero yo tengo que hacer un discurso bastante largo. Va a ser divertido. ─¿Sabe lo que sería divertido? –dijo Violet con preocupación-. Que cambiase sus frases, aunque solo fuera un poquito. El rostro de Klaus se iluminó. ─Sí, Justicia Strauss. Sea creativa. No hay por qué ceñirse a la ceremonia legal. No es como si fuera una boda de verdad. Justicia Strauss frunció el entrecejo. ─No estoy segura, niños –dijo-. Creo que será mejor seguir las instrucciones del Conde Olaf. Después de todo, él está al mando. ─¡Justicia Strauss! –gritó una voz-. ¡Justicia Strauss! ¡Por favor diríjase a maquillaje! ─¿Caramba! Voy a llevar maquillaje –Justicia Strauss tenía una expresión soñadora en el rostro, como si estuviese a punto de ser coronada reina y no de que alguien le pusiese polvos y cremas en la cara-. Niños, me tengo que ir. ¡Nos vemos en el escenario, queridos! Justicia Strauss salió corriendo, y dejó a los niños, que estaban acabando de cambiarse. Una de las mujeres de cara blanca le puso un vestido con motivos florales a Violet que, horrorizada, descubrió que el vestido que le habían puesto era un traje nupcial. La otra mujer le puso una gorra de marinero a Klaus, que se miró en uno de los espejos y se sorprendió de lo feo que estaba. Sus ojos se encontraron con los de Violet, que también estaba mirando el espejo. ─¿Qué podemos hacer? –dijo Klaus en voz baja-. ¿Fingir que estamos enfermos? Quizá entonces anulen la representación. ─El Conde Olaf sabría lo que estábamos tramando –contestó Violet, taciturna. ─¡El tercer acto de La boda maravillosa de Al Funcoot está a punto de empezar! – gritó un hombre con una tablilla-. ¡Por favor, todos a vuestros puestos para el tercer acto! Los actores salieron corriendo de la habitación y las mujeres de cara blanca tomaron a los niños de la mano y salieron a toda prisa tras ellos. La zona entre bastidores era un auténtico caos, palabra que aquí significa «actores y tramoyistas corriendo en todas direcciones, encargándose de los detalles de última hora». El hombre calvo de la nariz larga corrió hacia los niños, entonces se detuvo, miró a Violet en su traje de novia y sonrió. ─Nada de tonterías –les dijo, moviendo un delgado dedo de un lado para otro-. Cuando salgáis, haced exactamente lo que se supone que debéis hacer. El Conde Olaf llevará un walkie-talkie encima durante todo el acto y, si hacéis aunque solo sea una cosa mal, hará una llamadita a Sunny a lo alto de la torre. ─Sí, sí –dijo Klaus con amargura. Estaba harto de que le amenazasen una y otra vez. ─Será mejor que hagáis exactamente lo planeado –insistió el hombre. ─Estoy seguro de que lo harán –dijo de repente una voz, y los niños dieron media vuelta para ver al señor Poe, vestido de etiqueta y acompañado de su mujer. Sonrió a los niños y se acercó a darles la mano-. Polly y yo solo queríamos deciros que os rompáis una pierna. ─¿Qué? –dijo Klaus, sorprendido. ─Es un término teatral –explicó el señor Poe-. Significa «buena suerte para la representación de esta noche». Estoy contento de que os hayáis adaptado a la vida con vuestro nuevo padre y de que participéis en actividades familiares. ─Señor Poe –dijo Klaus rápidamente-, Violet y yo tenemos algo que decirle. Es muy importante. ─¿De qué se trata? –preguntó el señor Poe. ─Sí –dijo el Conde Olaf-, ¿qué es lo que tenéis que decirle al señor Poe, chicos? El Conde Olaf había surgido como de la nada y sus brillantes ojos miraban a los niños con maldad. Violet y Klaus pudieron ver que llevaba un walkie-talkie en la mano. ─Solo que le agradecemos todo lo que ha hecho por nosotros, señor Poe –dijo Klaus débilmente-. Eso es todo lo que queríamos decir. ─Claro, claro –dijo el señor Poe, dándole una palmadita en la espalda a Klaus-. Bueno, será mejor que Polly y yo vayamos a nuestros asientos. ¡Rompeos una pierna, niños Baudelaire! ─Ojalá pudiésemos rompernos una pierna –le susurró Klaus a Violet. Y el señor Poe se fue. ─Lo haréis, muy pronto –dijo el Conde Olaf, empujando a los dos niños hacia el escenario. Había actores por todas partes, preparándose para el tercer acto, y Justicia Strauss estaba en un rincón, repasando las frases del libro de leyes. Klaus miró por el escenario, preguntándose si alguien les ayudaría. El hombre calvo de la nariz larga cogió a Klaus de la mano y le llevó a un lado. ─Tú y yo nos quedaremos aquí toda la duración del acto. Eso significa todo el tiempo. ─Ya sé lo que significa la palabra «duración» -dijo Klaus. ─Nada de tonterías –dijo el hombre calvo. Klaus vio a su hermana vestida de novia colocarse al lado del Conde Olaf, cuando el telón empezó a subir. Oyó aplausos del público al empezar el tercer acto de La boda maravillosa. No tendría interés para vosotros que os describiese la acción de esta insípida –la palabra «insípida» significa aquí «aburrida y absurda»- obra de Al Funcoot, porque era una obra espantosa y de nula relevancia para nuestra historia. Varios actores y actrices recitaron unos diálogos muy aburridos y se movieron por el escenario, y Klaus intentó establecer contacto visual con ellos y ver si les podrían ayudar. Pronto se dio cuenta de que la obra había servido simplemente como excusa para el malvado plan de Olaf y no para divertir a nadie, porque observó que el público perdía interés y se revolvía en sus asientos. Klaus dirigió su atención al público, para ver la forma en que el hombre con verrugas en la cara había colocado las luces impedía a Klaus ver los rostros de la sala y solo podía distinguir ligeramente las siluetas del público. El Conde Olaf tenía un buen número de largas parrafadas, que recitó con elaboradas gesticulaciones y expresiones faciales. Nadie pareció observar que sostenía todo el tiempo un walkie-talkie en la mano. Finalmente, Justicia Strauss empezó a hablar, y Klaus vio que estaba leyendo directamente el libro legal. Los ojos de ella brillaban y su rostro estaba sonrojado por la emoción de actuar encima de un escenario por primera vez, demasiado apasionada por el teatro para darse cuenta de que formaba parte del plan de Olaf. Habló y habló acerca de Olaf y Violet, queriéndose en la salud y la enfermedad, en los buenos y los malos tiempos, y todas esas cosas que se les dicen a las personas que deciden, por una u otra razón, casarse. Cuando finalizó su discurso, Justicia Strauss se giró hacia el Conde Olaf y preguntó: ─¿Quieres a esta mujer como legítima esposa? ─Sí, quiero –dijo el Conde Olaf sonriendo. Klaus vio a Violet temblar. ─¿Quieres –dijo Justicia Strauss, volviéndose hacia Violet- a este hombre como legítimo esposo? ─Sí quiero –dijo Violet. Klaus apretó los puños. Su hermana había dicho «sí quiero» en presencia de un juez. Una vez firmado el documento oficial, la boda sería legalmente válida. Y ahora Klaus podía ver que Justicia Strauss cogía el documento de mano de uno de los otros actores y se lo entregaba a Violet par que lo firmara. ─No te muevas un pelo –le dijo en un murmullo el hombre calvo a Klaus. Y Klaus pensó en la pobre Sunny, colgada en lo alto de la torre, y se quedó quieto, viendo que Violet miró el documento con los ojos muy abiertos, y su rostro estaba pálido y su mano izquierda temblaba al firmar. |
Вайолет и Клаус Бодлер, по-прежнему в пижаме и ночной рубашке, стояли за кулисами олафовского театра, находясь в состоянии раздвоения личности. В данном случае это означало, что они одновременно испытывали противоположные чувства. С одной стороны, они, естественно, содрогались от страха. Судя по приглушенным звукам голосов, доносившихся со сцены, спектакль «Удивительная свадьба» уже начался, и пытаться сорвать его было поздно. С другой стороны, они были зачарованы всем происходящим: ни разу в жизни они не бывали за кулисами во время спектакля, а там было на что посмотреть. Члены олафовской труппы бегали туда-сюда и на бодлеровских детей внимания не обращали. Три очень низеньких человечка тащили большой фанерный щит, расписанный так, будто это жилая комната. Две женщины с белыми лицами ставили цветы в вазу, которая издали казалась мраморной, но вблизи оказалась картонной. Важного вида человек, с лицом, усеянным бородавками, возился с осветительной аппаратурой. Выглянув украдкой на сцену, дети увидели, как Граф Олаф в театральном костюме произносит какие-то фразы из пьесы, но тут же занавес опустился. Занавесом управляла коротко остриженная женщина, которая тянула за длинную веревку, перекинутую через блок. Так что, как видите, страх не помешал Бодлерам с интересам наблюдать происходящее, им только хотелось, чтобы к ним это не имело прямого отношения. Как только занавес упал, Граф Олаф вышел за кулисы и увидел детей. - Уже конец второго действия! Почему сироты не одеты?! - прошипел он, обращаясь к женщинам с белыми лицами. Услышав, что публика разразилась аплодисментами, Граф сменил злобное выражение лица на радостное и снова вышел на сцену. Встав в центре, он сделал знак стриженой женщине поднять занавес и, когда занавес взвился, стал раскланиваться и посылать зрителям воздушные поцелуи. Но как только занавес опустился, лицо его снова приняло злобное выражение. - Антракт всего десять минут, - сказал он, - а дальше дети выходят на сцену. Быстро надевайте на них костюмы! Ни слова не говоря, женщины схватили Вайолет и Клауса за руки и потащили в артистическую. Комната была пыльная, но ярко освещенная, с зеркалами и лампочками над каждым зеркалом, чтобы актерам было удобнее накладывать грим и надевать парики. Актеры переговаривались друг с другом и смеялись, переодеваясь к следующему акту. Одна из женщин с белым лицом задрала Вайолет руки вверх, сдернула с нее ночную рубашку и сунула ей грязно-белое кружевное платье. Вторая стащила с Клауса пижаму и поспешно впихнула его в синий матросский костюмчик, от которого тело у него зачесалось. В нем он стал выглядеть как малолетний ребенок. - Ну, разве это не увлекательно? - раздался голос, и дети, обернувшись, увидели судью Штраус в судейской мантии и в напудренном парике. В руке она сжимала небольшую книжку. - Дети, вы чудесно выглядите! - Вы тоже, - отозвался Клаус. - А что это за книжка? - А-а, это моя роль. Граф Олаф посоветовал мне взять с собой свод законов и прочесть настоящие слова из настоящей брачной церемонии, чтобы пьеса выглядела как можно реалистичнее. Тебе, Вайолет, придется сказать только «да», но мне надо произнести целую речь. Вот будет забавно! - Знаете, как было бы еще забавнее? - осторожно проговорила Вайолет. - Если бы вы изменили слова своей роли, так, чуть-чуть. Клаус оживился: - Верно. Проявите творческую инициативу, судья Штраус. Ведь необязательно придерживаться точной официальной церемонии. Это же не настоящее венчание. Судья Штраус нахмурилась: - Не знаю, дети, не знаю. Я думаю, лучше следовать указаниям Графа Олафа. В конце концов, он тут главный. - Судья Штраус! - позвал кто-то. - Судья Штраус! Пожалуйста, зайдите к гримеру! - Ох, мне наложат грим! - У судьи Штраус на лице появилось мечтательное выражение, как будто ее собирались короновать, а не перепачкать лицо пудрой и кремом. - Детки, я должна идти. Увидимся на сцене! Судья Штраус убежала, а дети закончили переодеваться. Одна из женщин надела Вайолет на голову убор из цветов, и Вайолет вдруг с ужасом осознала, что платье на ней подвенечное. Вторая женщина надела Клаусу на голову матросскую шапочку, и, поглядевшись в зеркало, Клаус поразился, до чего нелепо он выглядит. Они встретились глазами с Вайолет в зеркале. - Что мы можем успеть сделать? - тихонько сказал Клаус. - Притвориться больными? Тогда, возможно, спектакль отменят? - Граф Олаф догадается, чего мы добиваемся, - мрачно возразила сестра. - Акт третий «Удивительной свадьбы» Аль Функута начинается! - выкрикнул человек, державший в руке доску с зажимом для бумаги. - Все займите свои места! Актеры опрометью выбежали из артистической, а женщины опять схватили детей за руки и потащили вдогонку за остальными. За кулисами творилось настоящее столпотворение, актеры и рабочие сцены суетились, производя последние приготовления. Спешивший мимо лысый с длинным носом вдруг остановился, оглядел Вайолет в ее свадебном наряде и ухмыльнулся. - Никаких фокусов! - Он погрозил костлявым пальцем. - Помните, когда окажетесь на сцене, делайте в точности, что вам велено. Граф Олаф в течение всего акта будет держать в руке рацию. Если хоть что-нибудь себе позволите лишнее, он тут же даст знать в башню. - Знаем, знаем, - с досадой отозвался Клаус. Ему уже надоело слушать одни и те же угрозы. - Советую поступать как намечено, - повторил лысый. - Не сомневаюсь, что так они и поступят, - сказал чей-то голос, и дети увидели парадно одетого мистера По в сопровождении миссис По. Он улыбнулся и подошел поздороваться с детьми. - Мы с Полли хотели пожелать вам ни пуха ни пера. Я рад, что вы приспособились к жизни с новым отцом и принимаете участие в семейном начинании. - Мистер По, - быстро проговорил Клаус, - мы с Вайолет хотим вам кое-что сказать. Очень важное. - И что же вы хотите сказать? - отозвался мистер По. - Да, дети, - вмешался возникший неизвестно откуда Граф Олаф, - что же вы такое хотите сказать мистеру По? - Блестящие глаза его пристально глядели на детей. В руке он держал рацию. - Что мы ценим все, что вы для нас сделали, мистер По, - упавшим голосом произнес Клаус. - Вот и все, что мы хотели сказать. - Само собой, само собой, - мистер По похлопал Клауса по спине. - Ну хорошо, нам с Полли пора занять наши места. Итак, ни пуха ни пера, Бодлеры! И мистер По ушел. Граф Олаф подтолкнул детей в середину сцены. Там толпились актеры, разбегаясь по своим местам, отведенным им в третьем акте. Судья Штраус в уголке повторяла вслух нужные строки из свода законов. Клаус оглядел сцену, выискивая хоть кого-нибудь, кто мог бы им помочь. Лысый с длинным носом взял Клауса за руку и отвел его в сторону. - Мы с тобой будем стоять тут весь акт. И не вздумай валять дурака. Клаус смотрел, как его сестра в подвенечном платье встала рядом с Графом Олафом. Занавес поднялся. Из зала послышались аплодисменты, и третий акт «Удивительной свадьбы» начался. Никакого интереса для вас нет, если бы я стал описывать, как в подробностях развертывалось действие этой пресной, в смысле скучной и глупой, пьесы Аль Функута. Пьеса никуда не годилась и для нашего повествования значения не имеет. Актеры и актрисы произносили очень вялые диалоги, передвигаясь в то же время по сцене. Клаус пытался встретиться с ними глазами, чтобы понять, можно ли ожидать от кого-нибудь помощи. Очень скоро он сообразил, что пьеса эта выбрана специально для осуществления злодейских замыслов Графа Олафа, а вовсе не за какую-то занимательность и для удовольствия публики. Клаус заметил, что зрители уже потеряли интерес к зрелищу и ерзают на стульях. Он перенес свое внимание на зал - не заметят ли оттуда, что на сцене творится что-то не то. Но человек с бородавками установил осветительную аппаратуру таким образом, что свет мешал Клаусу разглядеть лица, он видел только неясные очертания людей. Граф Олаф беспрерывно произносил очень длинные монологи, сопровождая их замысловатой жестикуляцией и гримасами. И ни один человек, судя по всему, не замечал, что все это время Граф Олаф не выпускает из руки рацию. Наконец заговорила судья Штраус, и Клаус увидел, что она читает прямо из книги с законами. Глаза ее сверкали, лицо раскраснелось, это было ее первое в жизни театральное выступление, и в своем упоении она не замечала, что стала частью олафовского злодейского плана. Она говорила и говорила про Олафа и Вайолет, и как они будут вместе в болезни и в здоровье, в хорошие времена и в тяжелые, и всякое такое, что говорится тем, кто почему-либо решил пожениться. Когда судья Штраус кончила читать, она повернулась к Графу Олафу и спросила: - Согласны вы взять эту женщину в жены? - Да, - ответил, улыбаясь, Граф Олаф. Клаус заметил, как Вайолет всю передернуло. - А ты, согласна ты взять этого человека в мужья? - Судья Штраус повернулась к Вайолет. - Да, - ответила Вайолет. Клаус сжал кулаки. Его сестра сказала «да» в присутствии судьи! Как только она подпишет официальный документ, брак станет законным. И вот уже судья Штраус взяла бумагу у одного из актеров и протянула ее Вайолет, чтобы та подписала ее. - Ни с места, - пробормотал лысый, и Клаус, думая о Солнышке, висящей на верхушке башни, замер, не смея шевельнуться, и только следил за Вайолет. Та взяла протянутое ей Графом Олафом длинное гусиное перо. Расширенными глазами она смотрела на договор, лицо ее побледнело, а левая рука, когда она подписывала бумагу, дрожала. |