Лемони Сникет. "Тридцать три несчастья. Скверное начало" (Una serie de catastróficas desdichadas. Un mal principio). Первая часть из серии рассказов о похождениях трех сирот. Вайолет, Солнышко и Клаус принадлежат к одной семье Бодлер. После ужасного пожара они остаются совершенно одни без крыши над головой. Их опекуном становится местный граф Олаф, который идет на подобный шаг сугубо из корыстных побуждений, стремясь завладеть наследством детей.
Capítulo VI |
Глава VI |
|
A la mañana siguiente, cuando los niños se arrastraron medio dormidos desde su habitación hasta la cocina, en lugar de encontrar una nota del Conde Olaf se encontraron al Conde Olaf en persona. ─Buenos días, huérfanos –dijo-. Tengo vuestra harina de avena lista en los boles para vosotros. Los niños se sentaron a la mesa de la cocina y miraron inquietos sus desayunos. Si conocieseis al Conde Olaf y este de repente os sirviera el desayuno, ¿no temeríais que contuviese algo terrible, como veneno o cristal hecho añicos? Pero, por el contrario, Violet, Klaus y Sunny encontraron frambuesas frescas mezcladas en sus raciones. Los huérfanos Baudelaire no habían comido frambuesas desde que murieron sus padres, y les encantaban. ─Gracias –dijo Klaus con preocupación, cogiendo una frambuesa y examinándola. Quizá se trataba de frambuesas venenosas que tenían el mismo aspecto que las deliciosas. El Conde Olaf, al ver que Klaus examinaba receloso las frambuesas, sonrió y cogió una del bol de Sunny. Mirando a los tres niños, se la metió en la boca y se la comió. ─¿No son deliciosas las frambuesas? –preguntó-. Eran mi fruto favorito cuando tenía vuestra edad. Violet intentó imaginarse al Conde Olaf de joven, pero no pudo. Sus ojos brillantes, sus manos huesudas y su vaga sonrisa, todos aquellos rasgos parecían ser solo propios de los adultos. Sin embargo, a pesar del temor que sentía, cogió su cuchara con la mano derecha y empezó a comer sus cereales. El Conde Olaf se había comido una, o sea que probablemente no eran venenosas y, en cualquier caso, estaba hambrienta. Klaus empezó también a comer, y Sunny, que se llenó la cara de cereales y frambuesas. ─Ayer recibí una llamada telefónica –dijo el Conde Olaf- del señor Poe. Me dijo que le habíais ido a ver. Los niños intercambiaron miradas. Habían esperado que su visita fuese confidencial, una palabra que aquí significa «mantenida en secreto entre el señor Poe y ellos y no soplada al Conde Olaf». ─El señor Poe me dijo –prosiguió el Conde Olaf-, que al parecer teníais algunas dificultades para ajustaros a la vida que yo tan de buen grado os he proporcionado. Me duele mucho, oír eso. Los niños miraron al Conde Olaf. Su rostro estaba muy serio, como si estuviese muy apenado por lo que había oído, pero sus ojos estaban claros y brillantes, como cuando alguien está contando un chiste. ─¿Sí? –dijo Violet-. Lamento mucho que el señor Poe le haya molestado. ─Pues yo me alegro de que lo hiciese –dijo el Conde Olaf-, porque, ahora que soy vuestro padre, quiero que los tres os sintáis aquí como en casa. Los niños se estremecieron al oír aquello, recordando a su amable padre y mirando con tristeza al pobre sustituto que estaba sentado a ala mesa con ellos. ─Últimamente –dijo el Conde Olaf- he estado muy agobiado por mis actuaciones con el grupo de teatro, y creo que igual he sido un poco reservado. La palabra «reservado» es maravillosa, pero no describe el comportamiento del Conde Olaf con los niños. Significa «comedido, discreto» y puede aplicarse a alguien que, durante una fiesta, se queda en un rincón y no habla con nadie. No puede aplicarse a alguien que proporciona una sola cama para que duerman tres personas, las obliga a realizar horribles tareas y les da bofetadas. Hay muchas palabras para esa clase de gente, pero «reservado» no es una de ellas. Klaus conocía la palabra «reservado» y casi se echó a reír ante el uso incorrecto que hacia de ella el Conde Olaf. Pero su rostro ostentaba todavía un moratón, y permaneció en silencio. ─Por consiguiente, para haceros sentir un poco más como en casa, me gustaría que participaseis en mi próxima obra. Quizá, si formaseis parte de mi trabajo, tendríais menos ganas de correr a quejaros al señor Poe. ─¿De qué modo participaríamos? –preguntó Violet. Pensaba en todas las tareas que ya llevaban a cabo para el Conde Olaf y no le apetecía aumentarlas. ─Bueno –dijo el Conde Olaf, y sus ojos brillaban con fuerza-, la obra se llama La boda maravillosa y es del gran dramaturgo Al Funcoot. Solo haremos una representación, este viernes por la noche. Mi papel es el de un hombre muy valiente e inteligente. Al final, se casa con la hermana joven a la que ama, delante de una multitud de personas que les aclaman. Tú, Klaus, y tú, Sunny, seréis dos de esas personas. ─Pero somos más bajos que la mayoría de los adultos –dijo Klaus-. ¿No les parecerá eso extraño al público? ─Seréis dos enanos que asisten a la boda –dijo Olaf pacientemente. ─¿Y yo qué haré? –preguntó Violet-. Soy hábil con las herramientas y podría ayudar a construir el decorado. ─¿Construir el decorado? No, por Dios –dijo el Conde Olaf- Una niña bonita como tú no debería trabajar entre bastidores. ─Pero me gustaría. La única ceja del Conde Olaf se levantó levemente, y los huérfanos Baudelaire reconocieron el signo de su enfado. Pero él se esforzó en permanecer tranquilo y la ceja volvió a bajar. ─Tengo un papel importante para ti en el escenario –dijo-. Serás la joven con quien me voy a casar. Violet sintió que los cereales y las frambuesas se removían en su estómago, como si acabase de coger la gripe. Ya era bastante malo tener al Conde Olaf ejerciendo in loco parentis y presentándose como su padre, pero tener que considerar a aquel hombre su marido, aunque fuese en una obra teatral resultaba todavía más espantoso. ─Es un papel muy importante –prosiguió el Conde, su boca curvándose en una sonrisa poco convincente-, a pesar de que no tienes más texto que «sí quiero», que es lo que dirás cuando Justicia Strauss te pregunte si quieres casarte conmigo. ─¿Justicia Strauss? –dijo Violet-. ¿Qué tiene ella que ver en esto? ─Ha aceptado interpretar el papel de juez .dijo el Conde Olaf, y detrás de él, uno de los ojos pintados en las paredes de la cocina observaba fijamente a los niños Baudelaire-. Le pedí a Justicia Strauss que participase, porque quiero ser tan buen vecino como buen padre. ─Conde Olaf –dijo Violet, y se detuvo. Quería argumentar sus razones para no ser la novia, pero no quería hacerle enfadar-. Padre –dijo-, no estoy segura de tener el talento necesario para actuar como profesional. Odiaría desacreditar su buen nombre y el de Al Funcoot. Además, estas próximas semanas estaré muy ocupada trabajando en mis inventos, y aprendiendo a preparar rosbif –añadió rápidamente, recordando cómo se había comportado el Conde el día de la cena. El Conde Olaf alargó una de sus delgadas manos, golpeó a Violet en la barbilla y la miró fijamente a los ojos. ─Lo harás –dijo-, participarás en la representación. Hubiera preferido que lo hicieses de manera voluntaria, pero, como creo que os explicó el señor Poe, puedo ordenaros que participéis y tenéis que obedecer. Las uñas sucias y afiladas de Olaf arañaron suavemente la barbilla de Violet, y ella se estremeció. La habitación quedó muy, muy tranquila después de que Olaf se hubiese mostrado finalmente como era. Entonces se levantó y se fue, sin decir palabra. Los niños Baudelaire oyeron sus pesados pasos subir las escaleras que llevaban a la torre donde tenían prohibido entrar. ─Bueno –dijo Klaus dubitativo-, supongo que no nos hará ningún daño figurar en la obra. Parece ser muy importante para él y nosotros queremos que esté a buenas con nosotros. ─Pero seguro que trama algo –dijo Violet. ─No crees que estas frambuesas estén envenenadas, ¿verdad? –preguntó Klaus, asustado. ─No –dijo Violet-. Olaf anda tras la fortuna que nosotros heredaremos. Matarnos no le serviría de nada. ─Pero ¿de qué le sirve meternos en su estúpida obra? ─No lo sé –admitió Violet con tristeza. Se levantó y empezó a lavar los boles del desayuno. ─Ojalá supiéramos algo más acerca de las leyes de herencia -dijo Klaus-. Apostaría a que el Conde Olaf ha urdido un plan para hacerse con nuestro dinero, pero no sé cuál. ─Supongo que se lo podríamos preguntar al señor Poe –dijo Violet dubitativa, mientras Klaus se ponía a su lado y secaba los platos-. Conoce todas esas frases legales en latín. ─Pero probablemente el señor Poe llamaría otra vez al Conde Olaf y entonces este sabría que andábamos tras él. Quizá deberíamos intentar hablar con Justicia Strauss. Ella es juez y seguro que lo sabe todo sobre las leyes. ─También es la vecina de Olaf y quizá le diga que le hemos hecho preguntas. Klaus se quitó las gafas, algo que hacía a menudo cuando estaba pensando con intensidad. ─¿Cómo podríamos saber algo de las leyes son que Olaf se enterara? ─¡Libro! –gritó Sunny de repente. Probablemente quería decir algo como: «¿Alguien podría por favor lavarme la cara?», pero hizo que Violet y Klaus se miraran. Libro. Ambos estaban pensando lo mismo: seguramente Justicia Strauss tendría un libro sobre las leyes de herencia. ─Y el Conde Olaf no nos ha dejado encargada ninguna tarea –dijo Violet-, y supongo que somos libres de ir a visitar a Justicia Strauss y su biblioteca. Klaus sonrió. ─Sí –dijo-. Y, mira, creo que hoy no voy a escoger un libro sobre lobos. ─Yo tampoco de ingeniería mecánica. Creo que me gustará leer sobre las leyes de herencia. ─Bueno, vamos allá –dijo Klaus-. Justicias Strauss dijo que podíamos ir pronto y no queremos ser reservados. Al mencionar la palabra que el Conde Olaf había utilizado de forma tan ridícula, los huérfanos Baudelaire se echaron a reír, incluso Sunny, que evidentemente no tenía un vocabulario demasiado amplio. Colocaron rápidamente los boles de cereales limpios en el armario de la cocina, que les observaba con sus ojos pintados. Entonces los tres chicos corrieron hasta la puerta de al lado. Para el viernes, día de la actuación, faltaban pocos días y los niños querían desvelar el plan del Conde Olaf lo antes posible. |
Наутро, когда дети, пошатываясь со сна, вошли в кухню, они вместо записки от Графа Олафа нашли там его самого. - Доброе утро, сироты, - приветствовал он их. - Овсяная каша вас уже ждет. Дети уселись за кухонный стол и с опаской уставились в миски. Если бы вы знали (Графа Олафа и он бы вдруг подал вам заранее приготовленный завтрак, вы бы тоже боялись: а нет ли в каше чего-нибудь страшного: отравы, например, или толченого стекла. Но вместо того или другого Вайолет, Клаус и Солнышко увидели, что на кашу сверху насыпана свежая малина. Со времени гибели родителей бодлеровские дети ни разу не ели малины, хотя как раз ужасно ее любили. - Спасибо, - осторожно проговорил Клаус, достав одну ягоду и разглядывая ее. А что если это ядовитые ягоды и только выглядят красиво? Граф Олаф заметил, с каким недоверием Клаус рассматривает малину, улыбнулся и выхватил одну ягоду из миски у Солнышка. Затем, переводя взгляд с одного на другого, забросил ее себе в рот и съел. - Разве малина не восхитительна? Когда я был в вашем возрасте, это были мои любимые ягоды. Вайолет попыталась представить себе Графа Олафа подростком, но не смогла. Эти блестящие глаза, костлявые руки, зловещая улыбка - все это бывает только у взрослых. Несмотря на страх перед ним, Вайолет все-таки взяла ложку в правую руку и принялась за еду. Ведь поел же Граф Олаф и кашу, и ягоды, может, там и вправду нет отравы. Кроме того, она очень проголодалась. Клаус тоже начал есть, а Солнышко вообще успела размазать кашу с малиной по всему личику. - Вчера мне звонили, - продолжал Граф Олаф. - Мистер По рассказал, что вы приходили к нему. Дети переглянулись. Они рассчитывали, что посещение будет строго конфиденциальным, то есть «останется их с мистером По тайной и эта тайна не будет выболтана Графу Олафу». - Мистер По сказал, что вам, оказывается, нелегко приспособиться к тем условиям жизни, которые я вам так любезно обеспечил. Мне огорчительно это слышать. Дети посмотрели на Графа Олафа. Выражение его лица было серьезным, как будто он и в самом деле огорчен, но в глазах при этом бегали огоньки, какие бывают, когда говорят не всерьез. - Да? - отозвалась Вайолет. - Зря мистер По вас побеспокоил. - Я рад, что он позвонил, - возразил Граф Олаф, - я хочу, чтобы вы чувствовали себя здесь как дома, я же теперь ваш отец. Дети слегка вздрогнули - они с грустью вспомнили своего доброго отца, глядя на сидевшую напротив никудышную замену. - В последнее время, - продолжал Граф Олаф, - я очень нервничал из-за выступлений моей труппы и, боюсь, вел себя несколько отчужденно. Слово «отчужденно», само по себе просто замечательное, совершенно не подходило для передачи манеры обращения Графа Олафа с детьми. Вести себя отчужденно означает «неохотно общаться с другими людьми». Скажем, стоит на вечеринке в углу и не желает ни с кем разговаривать. Но оно неприменимо к тому, кто выдал одну кровать на троих, заставляет выполнять трудную работу и отвешивает пощечину ребенку. Для таких людей найдется много определений, но слова «отчужденный» среди них нет. Клаус чуть не рассмеялся, услышав такое неуместное употребление этого слова. Но поскольку на лице у него все еще красовался синяк, он удержался от смеха. - Поэтому, чтобы вы скорее привыкли на новом месте, я хочу взять вас в мой следующий спектакль. - Какое же мы примем в нем участие? - поинтересовалась Вайолет. После всех трудных заданий Графа Олафа ей совсем не улыбалось делать что-то еще в том же роде. - Значит, так, - глаза у Графа Олафа заблестели еще ярче, - пьеса называется «Удивительная свадьба», написал ее великий драматург Аль Функут. Мы дадим только одно представление - в эту пятницу вечером. Пьеса эта про одного очень храброго и очень умного человека, и его играю я. В финале он женится на молодой красивой женщине, которую любит. Толпа присутствующих ликует. Ты, Клаус, и ты, Солнышко, будете ликовать в толпе. - Но мы будем гораздо ниже остальных, - сказал Клаус. - Не покажется ли это публике странным? - Вы будете изображать двух карликов на свадьбе, - терпеливо разъяснил Олаф. - А что буду делать я? - спросила Вайолет. - Я умею обращаться с инструментами и могла бы помочь вам устанавливать декорации. - Декорации? Ни в коем случае! - воскликнул Граф Олаф. - Чтоб такая хорошенькая девочка работала за кулисами - это никуда не годится. - А я бы с большим удовольствием, - настаивала Вайолет. Бровь у Графа Олафа поползла вверх, и бодлеровские сироты сразу узнали этот признак гнева. Но бровь тут же опустилась, - видимо, он заставил себя сохранять спокойствие. - Нет, у меня для тебя есть важная роль на сцене. Ты будешь играть молодую женщину, на которой я женюсь. Вайолет почувствовала, как каша с малиной закрутилась у нее в животе. То, что Граф Олаф объявил себя их отцом и действовал по родительскому праву, было уже достаточно скверно, но представить себе Олафа своим мужем, пусть даже в спектакле, было еще того хуже. - Это очень важная роль, - рот его искривился в каком-то подобии улыбки, но улыбка вышла неубедительной, - хотя по роли ты произносишь только одно слово «да», когда судья Штраус спрашивает тебя, согласна ли ты взять меня в мужья. - Судья Штраус? - удивилась Вайолет. - При чем тут она? - Она согласилась сыграть роль судьи. - Из-за спины у Графа Олафа за детьми пристально следил один из многочисленных глаз, нарисованных на стенках кухни. - Я попросил судью Штраус принять участие в спектакле, потому что хотел проявить не только лучшие отцовские, но и добрососедские чувства. - Граф Олаф... - начала Вайолет и замолчала. Ей хотелось попытаться убедить опекуна не брать ее на роль невесты, но она боялась рассердить его. - Отец, я не уверена, что способна играть профессионально. Я бы не хотела опозорить ваше доброе имя и имя Аль Функута. А кроме того, в ближайшие недели я буду трудиться над своими изобретениями... и учиться готовить ростбиф, - быстро добавила она, вспомнив, как он бушевал по поводу обеда. Граф Олаф протянул свою паучью лапу и взял Вайолет за подбородок. - Нет, ты будешь участвовать в представлении, - сказал он, пристально глядя ей в глаза. - Я бы предпочел, чтобы ты сделала это добровольно, но, как вам, кажется, объяснил мистер По, я могу заставить тебя, и тебе придется послушаться. Острые грязные ногти слегка царапнули ей подбородок, и Вайолет вздрогнула. В комнате стояла мертвая тишина, когда наконец Граф Олаф отпустил Вайолет, выпрямился и вышел, не сказав больше ни слова. Бодлеровские дети молча прислушивались к тяжелым шагам на лестнице, которая вела в башню и куда им не полагалось ходить. - Ладно, - нерешительно произнес Клаус, - вроде ничего страшного не будет, если мы примем участие в спектакле. Видно, для него это очень важно, а мы ведь хотим расположить его к себе. - Он что-то задумал, - возразила Вайолет. - Ягоды не были отравлены, как ты думаешь? - обеспокоенно спросил Клаус. - Нет, - ответила Вайолет. - Олаф охотится за нашим состоянием. Ему невыгодно нас убивать. - А чем выгодно, чтобы мы играли в его дурацкой пьесе? - Не знаю. - Вайолет встала и с несчастным видом принялась мыть миски из-под овсянки. - Хорошо бы узнать побольше про закон наследования, - заметил Клаус. - Ручаюсь, что у Графа Олафа уже готов план, как отнять у нас деньги, только непонятно, в чем он состоит. - Можно бы спросить у мистера По, - неуверенно проговорила Вайолет. Клаус, стоя рядом, вытирал миски. - Он знает всякие латинские юридические выражения. - Ну да, а потом он опять позвонит Графу Олафу, и тот поймет, что мы что-то затеяли против него, - запротестовал Клаус. - Может, поговорить с судьей Штраус? Она должна все знать про законы. - Но она олафовская соседка, - возразила Вайолет, - и может упомянуть в разговоре с ним, что мы ее спрашивали. Клаус снял очки с носа, что обычно делал, когда усиленно думал. - Тогда как же нам узнать про законы без ведома Олафа?! - Каги! - неожиданно выкрикнула Солнышко. Вполне вероятно, она имела в виду что-то вроде «Вытрите же мне наконец лицо!», но Вайолет и Клаус воззрились друг на друга. Книги! Оба подумали об одном и том же: наверняка у судьи Штраус имеется книга про закон наследования. - Граф Олаф не оставил на сегодня никаких заданий, - сказала Вайолет, - и мы спокойно можем пойти в библиотеку к судье Штраус. Клаус улыбнулся: - Верно. И знаешь, сегодня я, пожалуй, не стану брать книг про волков. - А я про машиностроение, - добавила Вайолет. - Я лучше почитаю про наследование. - Ну так пошли, - поторопил Клаус. - Судья Штраус звала нас в ближайшее время, так что не будем проявлять отчужденность. Вспомнив, как не к месту Граф Олаф недавно употребил это слово, бодлеровские дети покатились со смеху, даже Солнышко, хотя ее словарный запас был пока весьма ограничен. Они быстренько убрали чистую посуду в кухонные шкафчики, которые следили за ними своими нарисованными глазами. А затем побежали в соседний дом. До пятницы, дня спектакля, оставалось уже не много дней, и дети хотели как можно скорее докопаться, в чем состоит план Графа Олафа. |