Lemony Snicket - Una serie de catastróficas desdichas. Un mal principio

Лемони Сникет. "Тридцать три несчастья. Скверное начало" (Una serie de catastróficas desdichadas. Un mal principio). Первая часть из серии рассказов о похождениях трех сирот. Вайолет, Солнышко и Клаус принадлежат к одной семье Бодлер. После ужасного пожара они остаются совершенно одни без крыши над головой. Их опекуном становится местный граф Олаф, который идет на подобный шаг сугубо из корыстных побуждений, стремясь завладеть наследством детей.

Capítulo III

Глава III

Yo no sé si os habréis dado cuenta, pero a menudo las primeras impresiones son absolutamente equivocadas. Por ejemplo, puedes mirar un cuadro por primera vez y que no te guste nada, pero, después de mirarlo un rato, te puede parecer muy agradable. La primera vez que pruebas el queso gorgonzola te puede parecer demasiado fuerte, pero, cuando eres mayor, es posible que no quieras comer otra cosa que queso gorgonzola. A Klaus, cuando nació Sunny, el bebé no le gustaba lo más mínimo, pero, cuando tuvo seis semanas, los dos eran uña y carne. Tu opinión inicial acerca de casi cualquier cosa puede cambiar con el paso del tiempo.
Me gustaría poder deciros que las primeras impresiones de los Baudelaire acerca del Conde Olaf y su casa fueron equivocadas, como suele ocurrir con las primeras impresiones. Pero estas impresiones –que el Conde Olaf era una persona horrible y su casa una deprimente pocilga- eran absolutamente acertadas. Durante los primeros días de la llegada de los huérfanos a la casa del Conde Olaf, Violet, Klaus y Sunny intentaron sentirse como en su casa, pero fue imposible. A pesar de que la casa del Conde Olaf era bastante grande, los tres niños fueron instalados juntos en un dormitorio asqueroso, que solo tenía una cama pequeña. Violet y Klaus se turnaron para dormir en ella, de modo que cada noche uno de ellos estaba en la cama y el otro dormía en el suelo de madera, y el colchón era tan duro que se hacía difícil decir cuál estaba más incómodo. Violet, para hacerle una cama a Sunny, arrancó las cortinas que colgaban de la única ventana del dormitorio y las amontonó, formando así una especie de colchón, justo lo bastante grande para su hermana. No obstante, sin cortinas en la ventana de marco agrietado, el sol entraba por la mañana, y los niños se levantaban todos los días temprano y doloridos. En lugar de armario, había una gran caja de madera, que antes había contenido una nevera y que ahora servía para que los niños guardasen apilada toda su ropa. En lugar de juguetes, libros u otras cosas para que los jóvenes se entretuvieran, el Conde Olaf les había proporcionado un montoncito de piedras. Y la única decoración de las desconchadas paredes era un cuadro enorme y horrible de un ojo, que hacía juego con el del tobillo del Conde Olaf y todos los de la casa.
Pero los niños sabían, como estoy seguro de que vosotros sabéis, que los peores sitios del mundo se pueden soportar si la gente que allí habita es interesante y amable. El Conde Olaf no era ni interesante ni amable; era exigente, enojadizo y olía mal. Lo único bueno que se podía decir de él era que no estaba demasiado a menudo en casa. Cuando los niños se levantaban y sacaban sus ropas de la caja de la nevera, entraban en la cocina y encontraban una lista de instrucciones que el Conde Olaf, que a menudo no aparecía hasta la noche, les había dejado. La mayor parte del día la pasaba fuera de la casa, o en la torre, donde los niños tenían prohibido entrar. Las instrucciones que les dejaba eran a menudo tareas difíciles, como volver a pintar el porche trasero o arreglar las ventanas y, en lugar de firmar, el Conde Olaf dibujaba un ojo al pie de la nota.
Una mañana su nota decía: «Mi grupo de teatro vendrá a cenar antes de la actuación de esta noche. Tened la cena lista para los diez a las siete en punto. Comprad la comida, cocinadla, poned la mesa, servid la cena, después limpiadlo todo y manteneos alejados de nosotros». Al pie había el ojo de costumbre y debajo de la nota una pequeña suma de dinero para comprar la comida. Violet y Klaus leyeron la nota mientras intentaban comer su desayuno, que consistía en una harina de avena grisácea y llena de grumos, que el Conde Olaf les dejaba cada mañana en un cazo grande en el hornillo. Se miraron consternados.
─Ninguno de nosotros sabe cocinar –dijo Klaus.
─Es verdad –dijo Violet-. Yo sé reparar ventanas y limpiar la chimenea, porque son el tipo de cosas que me interesan. Pero no sé cocinar nada, aparte de tostadas.
─Y a veces quemas las tostadas –dijo Klaus, y se echaron a reír.
Los dos se estaban acordando del día en que se habían levantado temprano para prepararles un desayuno especial a sus padres. Violet había quemado las tostadas, y sus padres, al oler el humo, habían corrido escaleras abajo para ver qué ocurría. Cuando vieron a Violet y a Klaus mirando tristemente unas rebanadas de pan chamuscadas, rieron y rieron, e hicieron pancakes para toda la familia.
─Ojalá estuvieran aquí –dijo Violet. No tuvo que explicar que se refería a sus padres-. Ellos nunca nos hubieran dejado en este espantoso lugar.
─Si ellos estuvieran aquí –dijo Klaus, y su voz se fue alzando a medida que se sentía más y más irritado-, para empezar, no estaríamos con el Conde Olaf. ¡Odio esto, Violet! ¡Odio esta casa! ¡Odio nuestra habitación! ¡Odio tener que hacer todas estas tareas y odio al Conde Olaf!
─Yo también le odio –dijo Violet, y Klaus miró a su hermana mayor con alivio.
Algunas veces, solo decir que odias algo y que alguien esté de acuerdo contigo puede hacer que te sientas mejor, a pesar de lo terrible de la situación-. Klaus, en este momento odio todo lo que nos pasa –dijo ella-, pero tenemos que mantener los espíritus elevados.
Era una expresión que su padre había utilizado a veces y que significaba «intentar estar alegres».
─Tienes razón –dijo Klaus-, pero es muy difícil mantener el espíritu elevado cuando el Conde Olaf no deja de hundirlo una y otra vez.
─¡Jiira! –gritó Sunny, y dio un golpe en la mesa con su cuchara de cereales.
Violet y Klaus dejaron se conversación y volvieron a mirar la nota del Conde Olaf.
─Quizá encontremos un libro de cocina y podamos leer cómo se cocina –dijo Klaus-. No debe ser tan difícil hacer una simple cena.
Violet y Klaus estuvieron varios minutos abriendo y cerrando los armarios de la cocina del Conde Olaf, pero no encontraron ningún libro de cocina.
─No puedo decir que me sorprenda –dijo Violet-. No hemos encontrado un solo libro en toda la casa.
─Lo sé –dijo Klaus con tristeza-. Echo mucho de menos leer. Algún día tenemos que salir a buscar una biblioteca.
─Pero no hoy –dijo Violet-. Hoy tenemos que cocinar para diez personas.
En aquel instante alguien llamó a la puerta principal. Violet y Klaus se miraron inquietos.
─¿Quién en este mundo querría visitar al Conde Olaf? –se preguntó Violet en voz alta.
─Quizá alguien quiere visitarnos a nosotros –dijo Klaus sin demostrar esperanzas.
Desde la muerte de los padres de los Baudelaire, la mayoría de los amigos de los huérfanos Baudelaire se habían ido «quedando por el camino», expresión que aquí significa «habían dejado de llamar, de escribir y de pasar a verles, y les habían hecho sentirse muy solos». Ni vosotros, claro, haríamos algo parecido si alguna de las personas que conocemos estuviese pasándolo mal, pero es una triste realidad de la vida que, cuando alguien ha perdido a un ser querido, a veces los amigos le esquivan, justo en el momento en que su presencia es mucho más necesaria.
Violet, Klaus y Sunny se dirigieron lentamente hacia la puerta y miraron por la mirilla, que tenía forma de ojo. Se alegraron mucho al ver a Justicia Strauss, y abrieron la puerta.
─¡Justicia Strauss! –gritó Violet-. ¡Qué encantados estamos de verla!
Estaba a punto de añadir: «Pase, por favor», pero se dio cuenta de que probablemente Justicia Strauss no querría adentrarse en aquella habitación sucia y oscura.
─Perdonad que no haya avisado antes –dijo Justicia Strauss, mientras los Baudelaire permanecían de pie en la entrada-. Quería saber cómo os habíais instalado, pero tenía un caso muy difícil en el Tribunal Supremo y me ocupaba la mayor parte del tiempo.
─¿Qué tipo de caso era? –preguntó Klaus.
Al habérsele privado de la lectura, estaba hambriento de nuevo información.
─No puedo comentarlo –dijo Justicia Strauss-, porque es un caso oficial. Pero puedo deciros que tiene que ver con una planta venenosa y con el uso ilegal de la tarjeta de crédito de una persona.
─¡Yiika! –gritó Sunny, lo que parecía significar: «¡Qué interesante!», aunque, evidentemente, era imposible que Sunny entendiera lo que estaba diciendo.
Justicia Strauss bajó la vista, miró a Sunny y rió.
─Yiika, sí señor –dijo, y se agachó para darle una palmadita a la niña en la cabeza.
Sunny cogió la mano de Justicia Strauss y la mordió con ternura.
─Eso quiere decir que usted le gusta –explicó Violet-. Muerde muy, muy fuerte si no le gustas o si quieres darle un baño.
─Ya veo –dijo Justicia Strauss-. Bueno, ¿y cómo os van las cosas? ¿Queréis algo?
Los niños se miraron y pensaron en todas las cosas que querían. Otra cama, por ejemplo. Una cuna adecuada para Sunny. Cortinas para la ventana de la habitación. Un armario en lugar de una caja de cartón. Pero, claro está, lo que más querían era no tener la más mínima relación con el Conde Olaf. Lo que más querían era volver a estar con sus padres otra vez, en su casa, pero eso, evidentemente, era imposible. Violet, Klaus y Sunny bajaron la mirada con tristeza mientras consideraban la pregunta. Finalmente, habló Klaus:
─¿Podríamos pedir prestado un libro de cocina? El Conde Olaf nos ha mandado hacer la cena esta noche para su grupo de teatro, y no hemos encontrado ningún libro de cocina en toda la casa.
─Por Dios –dijo Justicia Strauss-. Preparar la cena para todo un grupo de teatro parece demasiado para pedírselo a unos niños.
─El Conde Olaf nos da muchas responsabilidades –dijo Violet.
Lo que quería decir era «el Conde Olaf es un hombre malvado», pero Violet era una chica bien educada.
─Bueno, ¿por qué no venís a mi casa –dijo Justicia Strauss- y buscáis un libro de cocina que os guste?
Los muchachos estuvieron de acuerdo, cruzaron la puerta y siguieron a Justicia Strauss hacia su bonita casa. Ella les guió a través de un elegante vestíbulo que olía a flores, entraron en una habitación enorme y, al ver lo que había en su interior, casi se desmayan de placer, sobre todo Klaus.
La habitación era una biblioteca. No una biblioteca pública, sino una biblioteca privada; o sea, una extensísima colección de libros pertenecientes a Justicia Strauss. Había estanterías y más estanterías en todas las paredes, desde el suelo hasta el techo, y más estanterías en medio de la habitación, todas ellas repletas de libros. El único sitio donde no había libros era una esquina, donde había unas sillas grandes y cómodas y una mesa de madera, con unas lámparas encima que parecían perfectas para leer. A pesar de que no era tan grande como la biblioteca de sus padres, era igual de acogedora, y los niños Baudelaire estaban emocionados.
─¡Caramba! –dijo Violet-. ¡Es una biblioteca maravillosa!
─Muchas gracias –dijo Justicia Strauss-. Llevo años reuniendo libros y estoy muy orgullosa de mi colección. Si los tratáis con cuidado, podéis usar todos mis libros, siempre que os apetezca. Vale, los libros de cocina están aquí, en la pared del este. ¿Les echamos una miradita?
─Sí –dijo Violet-, y después, si no le importa, me encantaría mirar cualquier libro que tratara de ingeniería mecánica. Me interesa muchísimo inventar cosas.
─Y a mí me gustaría hojear libros sobre lobos –dijo Klaus-. Últimamente me fascina el tema de los animales salvajes de América del Norte.
─¡Libro! –gritó Sunny, lo que significaba: «Por favor, no olvidéis coger un libro de dibujos para mí».
Justicia Strauss sonrió.
─Es un placer encontrar gente joven interesada en la lectura –dijo-. Pero creo que primero deberíamos elegir una buena receta para la cena, ¿no os parece?
Los niños asintieron y durante treinta minutos más o menos leyeron con detenimiento varios libros de cocina que Justicia Strauss les iba recomendando. Pera deciros la verdad, los tres huérfanos sentían tal emoción al estar fuera de la casa del Conde Olaf y en aquella agradable biblioteca que estaban un poco distraídos y no eran capaces de concentrarse. Pero al final Klaus encontró una receta que parecía deliciosa y fácil de preparar.
─Escuchad esto –dijo- «Puttanesca.» Es una salsa italiana para pasta. Todo lo que tenemos que hacer es meter en un cazo olivas, alcaparras, anchoas, ajo, perejil picado y tomates para hacer la salsa, y cocer los espaguetis.
─Parece fácil –dijo Violet.
Y los huérfanos Baudelaire se miraron. Quizá, con la amable Justicia Strauss y su biblioteca, a los niños les iba a resulta tan fácil montarse unas vidas agradables como preparar salsa putanesca para el Conde Olaf.

Не знаю, замечали ли вы, что первые впечатления часто бывают обманчивыми. Вы, например, впервые смотрите на какую-то картину, и она вам совершенно не нравится. Но, присмотревшись, вы находите, что она совсем недурна. Когда впервые вы пробуете горгонзолу (это такой голубой сыр с плесенью), он вам может показаться чересчур острым, но с возрастом вам может захотеться есть исключительно сыр с плесенью. Клаусу, когда Солнышко только родилась, она совсем не понравилась, но к тому моменту, как ей исполнилось шесть недель, их было уже не разлить водой. И так со временем может перемениться ваше первоначальное мнение по любому поводу.
Хотелось бы мне сказать вам, что первое впечатление у детей от Графа Олафа и его дома тоже оказалось неверным. Но, увы, их впечатление, что Граф Олаф кошмарный тип, а дом его - удручающе грязный свинарник, было абсолютно правильным. Первые несколько дней после вселения к Графу Олафу Вайолет, Клаус и Солнышко очень старались почувствовать себя как дома, но из этого ничего не вышло. Дом у Графа Олафа был вполне просторный, но он почему-то поместил всех в одну грязную спальню с одной небольшой кроватью. Вайолет с Клаусом спали на ней по очереди, так что каждую ночь кто-то спал на кровати, а кто-то на твердом дощатом полу. Однако матрас на постели был такой комкастый, что еще неизвестно, кому было хуже. Чтобы устроить постель для Солнышка, Вайолет пришлось снять с единственного окна в спальне пыльную штору и сложить ее в несколько раз, устроив таким образом подобие гнезда как раз по размерам маленькой сестры. Зато без занавески солнце с раннего утра светило в комнату через треснувшее оконное стекло, так что дети просыпались рано и совершенно разбитые. Вместо стенного шкафа в комнате имелся большой картонный ящик из-под холодильника, и туда-то кучей, одна вещь на другую, дети складывали свою одежду. Вместо игрушек, книг и прочих развлечений Граф Олаф приготовил для них груду булыжников. А единственным украшением на облезлых стенах было огромное уродливое изображение глаза - точно такое, как на щиколотке у Графа Олафа и повсюду в доме.
Дети знали, как наверняка знаете и вы, что самые скверные условия жизни переносить легче, если рядом с вами интересные и добрые люди. Граф Олаф не был ни интересным, ни добрым: он был требовательным, раздражительным, и от него дурно пахло. Единственно, что можно сказать в его пользу, - он редко бывал дома. Проснувшись поутру и вытащив свою одежду из ящика, дети шли на кухню и там находили оставленный Графом Олафом список распоряжений. Сам он частенько являлся домой только глубокой ночью. Большую часть дня он проводил вне дома или же наверху в башне, куда детям ходить запрещалось. Задания он обычно давал им труднейшие: к примеру, перекрасить заднее крыльцо или же починить окна. Вместо подписи Граф Олаф рисовал внизу записки глаз.
И вот однажды оставленная им записка гласила: «Моя труппа зайдет пообедать перед вечерним представлением. Вы должны купить продукты, приготовить их, накрыть на стол, подать обед, убрать со стола и не путаться у нас под ногами». Внизу, как обычно, красовался глаз, а на столе под запиской к лежала небольшая сумма денег на покупки. Вайолет и Клаус прочитали записку за завтраком, состоявшим из серой с комками овсяной каши, какую Граф Олаф оставлял им каждое утро в кастрюльке на плите. Прочтя, они в испуге уставились друг на друга.
- Мы же не умеем готовить, - сказал Клаус.
- Верно, - вздохнула Вайолет. - Я знаю, как починить окна и как прочистить дымоход, только потому, что меня такие вещи интересуют. Но я не умею готовить ничего, кроме тостов.
- И то иногда их сжигаешь, - подхватил Клаус, и они улыбнулись. Оба вспомнили, как однажды встали пораньше, чтобы приготовить завтрак специально для родителей. Тост у Вайолет сгорел, и родители, почуяв гарь, прибежали сверху посмотреть, в чем дело. Когда их глазам предстали Вайолет и Клаус, в отчаянии глядевшие на угольки сгоревшего хлеба, они долго хохотали, а потом напекли оладий на всю семью.
- Вот бы они были тут, - вздохнула Вайолет. Не требовалось объяснять, кого она имеет в виду. - Они бы не отправили нас в это ужасное место.
- Будь они тут, - от волнения голос у Клауса звучал все громче, - мы бы вообще не оказались у Графа Олафа. Ненавижу я тут все, Вайолет! Ненавижу дом! Ненавижу нашу комнату! Ненавижу эти задания! Ненавижу Графа Олафа!
- Я тоже, - сказала Вайолет, и Клаус с облегчением посмотрел на старшую сестру. Бывает так - просто скажешь, что ненавидишь что-то, а кто-то с тобой согласится, и тебе сразу полегчает, хотя ситуация и останется такой же ужасной.
- Мне ненавистна наша теперешняя жизнь, Клаус, - продолжала Вайолет, - но нам остается одно - держать голову над водой.
Это выражение любил повторять их отец, и означает оно - «постараться не падать духом».
- Ты права, - согласился Клаус. - Только очень трудно держать голову над водой, когда Граф Олаф толкает ее под воду.
- Джук! - выкрикнула Солнышко, колотя ложкой по столу.
Вайолет и Клаус опомнились и поскорей вернулись к обсуждению записки Графа Олафа.
- Вот если бы найти поваренную книгу и почитать ее, - предложил Клаус. - Наверное, не так уж трудно приготовить что-нибудь простое.
Несколько минут дети открывали и закрывали кухонные шкафчики, но никаких поваренных книг не обнаружили.
- Нисколько не удивляюсь, - заметила Вайолет. - Мы вообще ни одной книги в доме не видали.
- Да, - печально поддакнул Клаус, - а мне так не хватает книжек. Надо будет на днях пойти поискать библиотеку.
- Но не сегодня, - одернула его Вайолет. - Сегодня мы должны приготовить обед на десять человек.
В эту минуту с улицы раздался стук в дверь. Вайолет и Клаус с волнением уставились друг на друга.
- Кому могло вздуматься навещать Графа Олафа? - с недоумением произнесла Вайолет.
- А может, кому-то захотелось повидать нас? - без особой надежды предположил Клаус.
С тех пор как Бодлеры-родители умерли, большинство бодлеровских друзей исчезли, что в данном случае означает «они перестали звонить, писать и заходить к сиротам, отчего те чувствовали себя очень одиноко». Мы-то с вами никогда бы так не поступили со своими горюющими знакомыми, но такова уж жестокая правда жизни: стоит кому-то потерять близкого человека, и друзья нередко начинают его избегать, хотя именно тут и требуется их присутствие.
Вайолет, Клаус и Солнышко медленно приблизились к входной двери и посмотрели в глазок, который, естественно, имел форму глаза. С какой же радостью они увидели судью Штраус, которая глядела на них с той стороны. Они распахнули дверь.
- Судья Штраус! - вскричала Вайолет. - Как мы рады вас видеть! - Она хотела добавить: «Заходите, пожалуйста», но спохватилась, что судье Штраус, возможно, будет неприятно входить в грязную, темную комнату.
- Простите, что не зашла к вам раньше, - сказала судья Штраус детям, неловко топтавшимся в дверях. - Я все собиралась взглянуть, как вы тут устроились на новом месте, но в суде как раз проходило очень трудное дело, и оно отнимало у меня почти все время.
- А в чем оно заключается? - осведомился Клаус. Поскольку он был лишен чтения книг, он жаждал любой информации.
- Я, в общем-то, не имею права это обсуждать, - ответила судья Штраус, - оно касается должностных лиц. Могу только сказать, что речь идет о ядовитом растении и незаконном использовании кредитной карточки.
- Йи-ика! - выкрикнула Солнышко, как будто хотела сказать: «Как интересно!», хотя, конечно, вряд ли она поняла, о чем шел разговор.
Судья Штраус опустила глаза.
- Вот именно. - Она засмеялась и протянула руку, чтобы погладить девочку по голове. Солнышко тут же схватила ее руку и легонько куснула.
- Это значит, вы ей нравитесь, - объяснила Вайолет. - Она очень больно кусается, когда ей кто-то не нравится или когда ее купают.
- Понятно, - отозвалась судья Штраус. - И как же вы поживаете? Нет ли чего-нибудь, чего бы вам хотелось?
Дети переглянулись. Они перебрали в уме все, чего бы им хотелось. Например, еще одну кровать. Настоящую детскую кроватку для Солнышка. Занавеску на окно. Стенной шкаф вместо картонного ящика. Но больше всего им, естественно, хотелось никогда, ни под каким видом не иметь дела с Графом Олафом. Хотелось снова жить с родителями в родном доме. Но это было невозможно.
Поэтому все трое грустно уставились в пол, раздумывая над вопросом. Наконец Клаус ответил:
- Нельзя ли взять у вас поваренную книгу? Граф Олаф велел нам приготовить сегодня к вечеру обед для его труппы, а поваренной книги в его доме мы не нашли.
- Вот так штука! - воскликнула судья Штраус. - Приготовить обед на целую театральную труппу! По-моему, это значит взваливать на детей слишком большой груз.
- Граф Олаф возлагает на нас большую ответственность. - На самом деле Вайолет хотелось сказать: «Граф Олаф очень плохой человек», но она была девочка воспитанная.
- Хорошо, почему бы вам в таком случае не пройти два шага до моего дома и не подобрать себе подходящую поваренную книгу?
Дети с готовностью отправились вслед за судьей Штраус в ее опрятный домик. Она провела их через нарядный холл, где пахло цветами, в огромную комнату, и, когда они увидели, что там находится, они чуть в обморок не упали от восторга, особенно Клаус.
Потому что это была библиотека. Не публичная, а частное собрание книг, принадлежащее судье Штраус. Полки шли вдоль каждой стены от пола до потолка, отдельные полки стояли в разных местах комнаты, а также посредине комнаты. Единственным местом без книг был один из углов, где стояли несколько удобных на вид стульев и деревянный столик, а над ними свисали лампы - идеальное место для чтения. Не такая большая библиотека, как у родителей, но такая же уютная, и бодлеровские дети пришли в полный восторг.
- Вот это да! - вскричала Вайолет. - Какая замечательная библиотека!
- Большое спасибо, - поблагодарила судья Штраус. - Я собирала ее много лет и очень горжусь своим собранием. Можете брать какие угодно книги и когда угодно. Поваренные вот тут, на восточной стенке. Взглянем на них?
- Да, - сказала Вайолет, - а потом, если вы не против, я бы ужасно хотела взглянуть на книги по машиностроению. Мой главный интерес в жизни - изобретение механических вещей.
- А я бы хотел поискать книги про волков, - добавил Клаус, - последнее время меня увлекает тема диких животных Северной Америки.
- Каги! - выкрикнула Солнышко, что означало: «Не забудьте взять для меня книгу с картинками!»
Судья Штраус улыбнулась.
- Приятно встретить молодежь, которая так любит читать, - сказала она. - Но сперва, пожалуй, стоит поискать подходящий рецепт, как вам кажется?
Дети согласились с ней и полчаса изучали поваренные книги, которые отбирала для них судья Штраус. По правде говоря, дети пришли в такое возбуждение оттого, что вместо дома Графа Олафа оказались в этой уютной библиотеке, что никак не могли сосредоточиться на кулинарной теме. Наконец Клаус нашел блюдо, которое показалось ему восхитительным и не требовало особых трудов.
- Послушайте-ка, - сказал он. - «Путтанеска». Итальянский соус для спагетти. Надо всего лишь потушить в масле оливки, каперсы, анчоусы, чеснок, нарубленную петрушку и томаты в кастрюльке и сварить отдельно макароны.
- Как будто легко, - согласилась Вайолет, и бодлеровские дети обменялись взглядами. А вдруг благодаря соседству с доброй судьей Штраус и ее библиотекой им удастся устроить себе приятную жизнь с такой же легкостью, что и приготовить итальянский соус для Графа Олафа?

Capítulo IV

Глава IV

Los huérfanos Baudelaire copiaron la receta de la salsa puttanesca del libro en un trozo de papel y Justicia Strauss fue tan amable que les acompañó al mercado para comprar los ingredientes. El Conde Olaf no les había dejado demasiado dinero, pero los niños pudieron comprar todo lo que necesitaban. Compraron olivas a un vendedor callejero, tras haber probado diferentes variedades y haber elegido las que más les gustaban. En una tienda de pasta escogieron unos tallarines de forma curiosa y le pidieron a la dependienta la cantidad necesaria para trece personas: las diez personas que había mencionado el Conde Olaf y ellos tres. En el supermercado, compraron ajo, que es una planta bulbosa y de gusto fuerte; anchoas, que son peces pequeños y salados; alcaparras, que son capullos de flor de un pequeño arbusto y saben de maravilla; y tomates, que de echo son fruta y no vegetales como piensa la mayoría de la gente. Creyeron que sería apropiado servir postre y compraron varios sobres para hacer pudín. Los huérfanos pensaron que quizá, si preparaban una cena deliciosa, el Conde Olaf sería un poco más amable con ellos.
─Muchísimas gracias por habernos ayudado hoy –le dijo Violet a Justicia Strauss de camino a casa con sus hermanos-. No sé qué habríamos hecho sin usted.
─Parecéis muy listos –dijo Justicia Strauss-. Estoy segura de que se os habría ocurrido algo. Pero no deja de ser extraño el Conde Olaf os haya pedido que preparéis una comida para tanta gente. Bueno, aquí estamos. Tengo que entrar y guardar los alimentos que he comprado. Espero, niños, que vengáis pronto a verme y a tomar prestados libros de mi biblioteca.
─¿Mañana? –dijo Klaus rápidamente-. ¿Podríamos venir mañana?
─No veo por qué no –dijo Justicia Strauss sonriendo.
─No puedo decirle lo mucho que se lo agradecemos –exclamó Violet con precaución. Con sus encantadores padres muertos y el Conde Olaf tratándolos de forma tan abominable, los tres niños no estaban acostumbrados a que los adultos fuesen amables con ellos y no estaban seguros de que no se les fuese a pedir nada a cambio-. Mañana, antes de que volvamos a utilizar su biblioteca, Klaus y yo estaremos encantados de llevar acabo tareas en su casa. Sunny no es lo bastante mayor para trabajar, pero estoy segura de que podremos encontrar alguna forma de que la ayude.
Justicia Strauss sonrió a los tres niños, pero sus ojos estaban tristes. Alargó la mano y la posó en el pelo de Violet, y Violet se sintió más reconfortada de lo que se había sentido desde hacia bastante tiempo.
─Eso no será necesario –dijo Justicia Strauss-. Siempre seréis bienvenidos aquí.
Dio media vuelta y se metió dentro, y los huérfanos Baudelaire, después de quedarse un momento mirando la entrada de la casa de Justicia Strauss, entraron en la suya.
Violet, Klaus y Sunny se pasaron la mayor parte de la tarde preparando la salsa puttanesca de acuerdo con la receta. Violet tostó el ajo y limpió y cortó las anchoas. Klaus peló los tomates y deshuesó las olivas. Sunny golpeó un cazo con una cuchara de madera, mientras cantaba una canción bastante repetitiva que ella misma había compuesto. Y aquel fue el momento en que los tres niños se sintieron menos desgraciados desde su llegada a la casa del Conde Olaf. El olor de comida cocinándose es a menudo relajante y la cocina se volvió más acogedora a medida que la salsa hacía «chup, chup», que significa «se cocía a fuego lento». Los tres huérfanos hablaron de recuerdos agradables que tenían de sus padres y de Justicia Strauss, quien, los tres estaban de acuerdo, era una vecina maravillosa y en cuya biblioteca tenían pensado pasar mucho tiempo.
Mientras hablaban, mezclaron y probaron el pudín de chocolate. Justo cuando estaban poniendo el pudín en la nevera para que se enfriase, Violet, Klaus y Sunny oyeron un fuerte boom al abrirse la puerta principal, y seguro que no tengo que deciros quién había llegado a casa.
─¿Huérfanos? –gritó el Conde Olaf con su voz áspera-. ¿Dónde estáis, huérfanos?
─En la cocina, Conde Olaf –dijo Klaus-. Estamos acabando de preparar la cena.
─Más os vale –dijo el Conde Olaf y entró de golpe en la cocina. Miró a los tres niños Baudelaire con sus ojos muy, muy brillantes-. Mi grupo viene justo detrás de mí y están muy hambrientos. ¿Dónde está el rosbif?
─No hemos preparado rosbif –dijo Violet-. Hemos preparado salsa puttanesca.
─¿Qué? –dijo el Conde Olaf-. ¿No hay rosbif?
─Usted no nos dijo que quería rosbif –dijo Klaus.
El Conde Olaf se acercó más a los niños y parecía incluso más alto de lo que ya era. Sus ojos se pusieron todavía más brillantes y su única ceja se arqueó de ira.
─Al aceptar adoptaros –dijo- me he convertido en vuestro padres y, como padre vuestro, no soy alguien a quien se puede tratar con poco seriedad. Os exijo que nos sirváis rosbif a mí y a mi grupo.
─¡No tenemos ni un pedazo! –gritó Violet-. ¡Hemos preparado salsa puttanesca!
─¡No! ¡No! ¡No! –gritó Sunny.
El Conde Olaf bajó la mirada y miró a Sunny que, de repente, había hablado. Dio un gruñido inhumano, la cogió violentamente con una mano y la levantó de forma que pudiera mirarla directamente a los ojos. No hace falta decir que Sunny estaba muy asustada, y empezó instantáneamente a llorar, demasiado asustada incluso para intentar morder la mano que la sostenía.
─¡Bájela inmediatamente, bruto! –gritó Klaus.
Saltó, intentando rescatar a Sunny de las garras del Conde, pero este la sostenía demasiado arriba para que Klaus pudiese alcanzarla. El Conde Olaf miró a Klaus y esbozó una terrible sonrisa, mostrando mucho sus dientes, y levantó todavía más a Sunny, que seguía llorando. Parecía estar a punto de dejarla caer al suelo, cuando hubo un sonoro estallido de risas en la habitación contigua.
─¡Olaf! ¿Dónde está Olaf? –gritaron unas voces.
El Conde Olaf se detuvo, todavía con Sunny en el aire llorando, cuando miembros de su grupo teatral entraron en la cocina. Pronto atestó la habitación un surtido de personajes de aspecto extraño, de todas las formas y tamaños. Había un hombre calvo de nariz ganchuda, vestido con una ropa larga y negra. Había dos mujeres con las caras cubiertas de brillante polvo blanco, lo que las hacía parecer fantasmas. Detrás de las mujeres había un hombre con unos brazos muy largos y delgados, al final de los cuales tenía dos garfios en lugar de manos. Había una persona extremadamente gorda, que no tenía aspecto ni de hombre ni de mujer. Y, detrás de ella, de pie en la entrada, un grupo de personas que los niños no podían ver pero que prometían ser tan terroríficas como estas.
─Aquí estás, Olaf –dijo una de las mujeres del rostro blanco-. ¿Qué demonios haces?
─Estoy enseñándoles un poco de disciplina a estos huérfanos –dijo el Conde Olaf-. Les pedí que preparasen la cena y todo lo que han hecho es una salsa asquerosa.
─No se puede tratar con delicadeza a los niños –dijo el hombre con las manos de garfio-. Hay que enseñarles a obedecer a los mayores.
El hombre alto y calvo miró a los niños.
─¿Son estos –le preguntó al Conde Olaf- los niños ricos de los que me estabas hablando?
─Sí –dijo el Conde Olaf-. Son tan horribles que casi no soporto ni tocarlos.
Con estas palabras, bajó a Sunny, que todavía seguía llorando, al suelo. Y Violet y Klaus suspiraron tranquilos al ver que el Conde no la había tirado desde lo alto.
─No te culpo –dijo alguien en la puerta.
El Conde Olaf se frotó las manos como si hubiese estado sosteniendo algo repugnante y no a un niño.
─Bueno, basta de charla –dijo-. Supongo que nos comeremos su cena, a pesar de que lo hayan hecho todo mal. Seguidme al comedor y tomaremos una copita. Quizá para cuando estos mocosos nos sirvan, estaremos ya demasiado borrachos para que nos importe si es rosbif o no.
«¡Hurra!», gritaron algunos miembros del grupo y siguieron al Conde Olaf a través de la cocina en dirección al comedor. Nadie prestó la más mínima atención a los niños, si exceptuamos al hombre clavo, que se detuvo y miró fijamente a Violet.
─Eres guapa –dijo, tomándole la cara entre las manos-. Si yo estuviese en tu lugar, intentaría no hacer enfadas al Conde Olaf, a menos que quieras que te destroce esa bonita cara.
Violet se estremeció, y el hombre calvo emitió una risilla aguda y salió de la habitación.
Los niños Baudelaire, solos en la cocina, respiraban de forma entrecortada, como si acabasen de correr una larga distancia. Sunny siguió llorando, y Klaus observó que sus propios ojos también estaban empapados en lágrimas. Solo Violet no lloraba, sino que temblaba levemente de miedo y rechazo, palabra que aquí significa «una desagradable mezcla de horror y desagrado». Durante unos instantes ninguno pudo hablar.
─Esto es terrible, terrible –acabó diciendo Klaus-. Violet ¿qué podemos hacer?
─No lo sé –contestó ella-. Tengo miedo.
─Yo también –dijo Klaus.
─¡Hux! –dijo Sunny al dejar de llorar.
─¡Cenemos alguna cosilla! –gritó alguien desde el comedor, y el grupo de teatro empezó a dar golpes en la mesa a un ritmo constante, de modo extremadamente grosero.
─Será mejor que sirvamos la puttanesca –dijo Klaus-, o quién sabe lo que nos hará el Conde Olaf.
Violet pensó en lo que le había dicho el hombre calvo, lo de destrozarle la cara, y asintió. Los dos miraron al cazo de salsa borboteante, que tan bien les había hecho sentirse cuando la hacían y que ahora parecía una cuba de sangre. Y, dejando a Sunny en la cocina, entraron en el comedor, Klaus llevando una bandeja con los tallarines de curiosa forma, y Violet llevando el cazo de salsa puttanesca y un cucharón grande para servirla. El grupo de teatro hablaba y se desternillaba de risa, bebían una y otra vez de sus copas de vino, y no prestaban la más mínima atención a los huérfanos Baudelaire, que iban sirviendo la comida. A Violet le dolía la mano derecha de sostener el pesado cucharón. Pensó en cambiar de mano, pero, como era diestra, tenía miedo de derramar la salsa con su mano izquierda, algo que volvería a enfurecer al Conde Olaf. Miró tristemente el plato de Olaf y se encontró deseando haber comprado veneno en el mercado y haberlo puesto en la salsa puttanesca.
Finalmente, Klaus y Violet acabaron de servir y regresaron a la cocina. Escucharon las risas salvajes y desbocadas del Conde Olaf y de su grupo de teatro y picotearon sus raciones; demasiado tristes para comer. Al poco rato, los amigos de Olaf volvieron a golpear la mesa, y los huérfanos salieron al comedor para recoger los platos y servir el pudín de chocolate. Para entonces era obvio que el Conde Olaf y sus socios habían bebido una buena cantidad de vino, estaban desplomados sobre la mesa y hablaban mucho menos. Finalmente, se pusieron en pie y volvieron a pasar por la cocina, en dirección a la salida, sin mirar a los niños. El Conde Olaf observó la habitación, que estaba llena de platos sucios.
─Como todavía no habéis limpiado todo esto –les dijo a los huérfanos-, supongo que os perdonaré que no asistáis a la actuación de esta noche. Pero, después de limpiar, os metéis directamente en las camas.
Klaus había estado mirando el suelo, intentando ocultar lo molesto que se sentía. Pero al oír aquello no pudo permanecer callado por más tiempo.
─¡Querrá decir la cama! –gritó-. ¡Solo nos ha dado una cama!
Miembros del grupo quedaron paralizados al oír aquel estallido de furia, y miraron a Klaus y al Conde Olaf para ver qué iba a ocurrir a continuación. El Conde Olaf levantó su única ceja y sus ojos brillaron mucho, pero habló con calma.
─Si queréis otra cama –dijo-, mañana podéis ir a la ciudad y comprar una.
─Sabe perfectamente que no tenemos dinero –dijo Klaus.
─Claro que tenéis dinero –dijo el Conde Olaf y empezó a subir un poco la voz-. Sois herederos de una enorme fortuna.
─Ese dinero –dijo Klaus, recordando lo que había dicho el señor Poe- no se puede utilizar hasta que Violet sea mayor de edad.
El Conde Olaf se puso muy rojo. Durante un momento no dijo nada. Luego, con un repentino movimiento, se agachó y le dio una bofetada a Klaus. Klaus cayó al suelo, su rostro a pocos centímetros del ojo tatuado en el tobillo de Olaf. Las gafas se le cayeron y acabaron en un rincón. Era como si su mejilla izquierda, allí donde Olaf le había pegado, estuviese al rojo vivo. El grupo de teatro se echó a reír y algunos de ellos aplaudieron, como si el Conde Olaf hubiese hecho algo muy valiente en lugar de algo despreciable.
─Venga, amigos –dijo el Conde Olaf a sus compinches-. Vamos a llegar tarde a nuestra actuación.
─Si te conozco, Olaf –dijo el hombre manos de garfio-, encontrarás una forma de conseguir el dinero de los Baudelaire.
─Ya veremos –dijo el Conde Olaf, pero sus ojos brillaban como si ya tuviese una idea.
Hubo otro fuerte boom cuando la puerta se cerró detrás del Conde Olaf y de sus terribles amigos, los niños Baudelaire se quedaron solos en la cocina. Violet se arrodilló al lado de Klaus y le abrazó, intentando así que se sintiese mejor. Sunny gateó hasta el lugar donde estaban las gafas, las cogió y se las llevó a su hermano. Klaus empezó a sollozar, no tanto de dolor como de rabia por la terrible situación en que se encontraban. Violet y Sunny lloraron con él, y siguieron llorando mientras lavaban los platos, y cuando apagaron las velas del comedor, y cuando se cambiaron de ropa y se pusieron a dormir, Klaus en la cama, Violet en el suelo, Sunny en su pequeño nido de cortinas. La luz de la luna se filtraba por la ventana y, si alguien hubiese entrado en el dormitorio de los huérfanos Baudelaire, habría visto llorar a los tres niños en silencio toda la noche.

Дети записали рецепт соуса на клочке бумаги, а судья Штраус была так добра, что сама отвела их на рынок и помогла купить необходимые продукты. Денег Граф Олаф оставил им не очень-то много, но они сумели закупить все, что требовалось. У одного уличного торговца они приобрели оливки, перепробовав все сорта и выбрав свои любимые. Они высмотрели в лавочке макароны затейливой формы и разузнали у хозяйки, сколько их пойдет на тринадцать человек (десять гостей Графа Олафа и они трое). И наконец, в супермаркете они купили чеснок - луковичное растение с острым вкусом; анчоусы - маленькие соленые рыбешки; каперсы - бутоны цветков ползучего кустарника с удивительным вкусом; и помидоры, которые на самом-то деле не овощи, как считает большинство людей, а фрукты. Детям пришло в голову, что уместно было бы приготовить десерт, и они добавили несколько пакетиков с пудинговой смесью. А вдруг, если они приготовят вкусный обед, Граф Олаф немного подобреет?
- Спасибо вам огромное за то, что помогли нам с покупками, - сказала Вайолет, когда они все вместе возвращались домой. - Не знаю, что бы мы без вас делали.
- Вы мне кажетесь весьма сообразительными молодыми людьми, - ответила судья Штраус. - Полагаю, вы бы и сами что-нибудь да придумали. Но меня по-прежнему удивляет, что Граф Олаф велел вам приготовить такой огромный обед. Ну вот мы и пришли. Пойду разбирать свои покупки. Надеюсь, вы скоро опять придете и возьмете у меня книжки.
- Завтра? - быстро отозвался Клаус. - Можно, мы придем завтра?
- Почему бы и нет? - Судья Штраус улыбнулась.
- Я и выразить не могу, как мы ценим ваше приглашение, - произнесла Вайолет, старательно подбирая слова. С тех пор как их добрые родители умерли, а Граф Олаф так мерзко с ними обходился, дети отвыкли от доброго обращения и теперь не знали - должны ли они как-то отплатить за это. - Завтра, до того как выбирать книги, мы с Клаусом с радостью поможем вам по хозяйству. Солнышко, правда, слишком мала для работы, но мы и для нее что-нибудь придумаем.
Судья Штраус улыбнулась всем троим, но глаза ее оставались печальными. Она положила руку Вайолет на голову, и впервые за последнее время Вайолет стало спокойнее на душе.
- Это не обязательно, - сказала судья Штраус. - Я всегда буду рада видеть вас у себя.
С этими словами она повернулась и исчезла в дверях. А бодлеровские сироты, поглядев с минуту ей вслед, вошли в свой дом.
Почти всю вторую половину дня Вайолет, Клаус и Солнышко готовили соус соответственно рецепту. Вайолет прожарила в масле чеснок и накрошила анчоусы, Клаус очистил от кожицы помидоры и вынул косточки из оливок. Солнышко колотила по кастрюле деревянной ложкой, распевая довольно монотонную песенку, которую сочинила сама. И все трое почувствовали себя уже не такими несчастными, как все то время, что они жили у Графа Олафа. Запахи готовящейся пищи часто действуют успокоительно, и в кухне делалось все уютнее по мере того, как соус с бульканьем томился на плите, что на кулинарном языке означает «кипел на медленном огне». Дети вспоминали разные приятные события из своей жизни с родителями, говорили о судье Штраус, которую дружно признали замечательной соседкой, и мечтали о том, как много времени будут проводить в ее библиотеке. Разговаривая, они помешивали и пробовали шоколадный пудинг.
В тот момент, когда они ставили пудинг в холодильник, чтобы остудить, все трое услышали, как дверь с гулким грохотом распахнулась... и думаю, мне не нужно объяснять, кто вернулся домой.
- Сироты! - заорал Граф Олаф. - Эй, сироты! Где вы?!
- На кухне, Граф Олаф! - отозвался Клаус. - Обед почти готов.
- Советую поторопиться. - Граф Олаф вошел в кухню и уставил на них взгляд своих неестественно блестящих глаз. - Моя труппа будет вот-вот, и они очень голодны. А где ростбиф?
- Мы не делали ростбифа, - сказала Вайолет. - Мы приготовили соус «путтанеска».
- Как? Нет ростбифа?!
- Вы не написали, что хотите именно ростбиф, - возразил Клаус.
Граф Олаф одним движением скользнул в их сторону и сейчас, вблизи, показался им еще выше. Глаза его заблестели еще сильнее, от гнева бровь с одной стороны задралась кверху.
- Согласившись усыновить вас, - прошипел он, - я стал вашим отцом и как отец не потерплю непослушания. Я требую, чтобы вы подали мне и моим гостям ростбиф!
- Но у нас его нет! - выкрикнула Вайолет. - Мы сделали соус!
- Нет! Нет! Нет! - прокричала Солнышко.
Граф Олаф перевел взгляд вниз, на Солнышко, которая так неожиданно издала осмысленные звуки. С каким-то нечеловеческим ревом он схватил ее костлявой рукой и поднял вверх, так что она очутилась на уровне его глаз. Нечего и говорить, она так перепугалась, что тут же заплакала и даже не попыталась укусить державшую ее руку.
- Немедленно отпусти ее, гад! - закричал Клаус. Он подпрыгнул, пытаясь вырвать девочку из графской лапы, но тот держал ее так высоко, что Клаусу было не достать. Граф Олаф взглянул с высоты своего роста на Клауса и улыбнулся отвратительной улыбкой, обнажив все зубы. Он поднял плачущую Солнышко еще выше, и казалось, вот-вот разожмет пальцы, но тут в соседней комнате раздался взрыв смеха.
- Олаф! Где Олаф?! - послышались голоса.
Граф Олаф помедлил, продолжая держать девочку на вытянутой вверх руке, а тем временем члены труппы начали стекаться в кухню. Вскоре они совсем заполонили ее - сборище личностей самого странного вида, разного роста и конфигурации. Лысый человек с очень длинным носом, одетый в длинный черный балахон. Две женщины, чьи лица, покрытые ярко-белой пудрой, делали их похожими на привидения. Вслед за женщинами показался человек с очень длинными тощими руками, которые оканчивались крюками вместо пальцев. Одно создание отличалось неимоверной толщиной, и даже не разобрать было - мужчина это или женщина. А позади в дверях маячили какие-то не менее страшные фигуры.
- А-а-а, ты тут, Олаф! - воскликнула одна из женщин с белым лицом. - Что это ты делаешь?
- Да просто призываю к порядку своих сирот, - отозвался Граф Олаф. - Я им велел приготовить обед, а они сделали только омерзительный соус.
- Правильно, детей нельзя баловать, - поддакнул человек с крюками вместо рук. - Их надо научить слушаться старших.
Длинный лысый тип уставился на детей:
- Это те богатые дети, про которых ты мне рассказывал?
- Да, - ответил Граф Олаф. - Они такие противные, что я до них дотронуться не могу.
С этими словами он опустил все еще хнычущую Солнышко на пол, и Вайолет с Клаусом вздохнули с облегчением, радуясь, что он не уронил ее с такой высоты.
- И я тебя ничуть не виню за это, - проговорил кто-то в дверях.
Граф Олаф хорошенько обтер ладони одна об другую, как будто держал до сих пор не маленькую девочку, а что-то отвратительное.
- Ладно, хватит разговоров, - сказал он. - Наверное, мы все-таки съедим их обед, хоть он и никуда не годится. Все за мной в столовую! Сейчас выпьем вина, и когда эти щенки подадут свою стряпню, нам уже будет наплевать - ростбиф это или не ростбиф.
- Урра! - заорали несколько человек, и труппа двинулась из кухни вслед за Графом Олафом. На детей никто и не смотрел, кроме лысого. Тот задержался и пристально поглядел Вайолет в глаза.
- Недурна, - сказал он, взяв ее за подбородок шершавыми пальцами. - Я бы на твоем месте постарался не сердить Графа Олафа, а то ведь он может испортить твою смазливую мордашку.
Вайолет содрогнулась, а лысый с визгливым смехом последовал за остальными.
Бодлеровские дети остались на кухне одни. Они тяжело дышали, как будто только что пробежали большое расстояние. Солнышко продолжала хныкать, а Клаус вдруг обнаружил, что и у него глаза на мокром месте. Не плакала только Вайолет, но она дрожала от страха и омерзения (что означает «неприятная смесь страха и отвращения»). Несколько секунд они не могли произнести ни слова.
- Какой ужас, - наконец выдавил из себя Клаус. - Что мы будем делать, Вайолет?
- Не знаю, - ответила она. - Я боюсь.
- Я тоже.
- Бу-у-у! - выкрикнула вдруг Солнышко, перестав плакать.
- Обед давайте! - заорали из столовой, и члены труппы принялись ритмично, все враз, колотить по столу, что, как известно, в высшей степени невоспитанно.
- Несем скорей путтанеску, - решил Клаус, - а то неизвестно, что Граф Олаф с нами сделает.
Вайолет вспомнила, что сказал ей лысый, и кивнула. Они посмотрели на кастрюлю с кипящим соусом: пока они его готовили, он выглядел таким симпатичным, но сейчас им померещилось, что перед ними чан с кровью. Оставив Солнышко в кухне, они вошли в столовую. Клаус нес миску с макаронами затейливой формы, а Вайолет - кастрюльку с соусом и большую разливательную ложку. Актеры болтали и гоготали, не переставая пили вино и никакого внимания не обращали на бодлеровских детей, когда те обходили стол и накладывали им по очереди еду. У Вайолет даже заболела правая рука, так она устала держать тяжелую поварешку. Она подумала, не переложить ли ей ложку в левую руку, но из-за того, что была правшой, побоялась, что левой прольет соус и опять обозлит Графа Олафа. Глядя в отчаянии на полную тарелку Графа Олафа, она вдруг пожалела, что не купила на рынке яду и не положила его в соус. Наконец они всех обслужили и улизнули на кухню. Они слушали, как дико, грубыми голосами гогочут Граф Олаф и его гости, и без всякого аппетита ковыряли макароны в своих тарелках. Они чувствовали себя такими несчастными, что им не хотелось есть.
Вскоре олафовские друзья снова принялись ритмично колотить по столу, и дети пошли в столовую убирать со стола, а после подали шоколадный пудинг. Очевидно было, что Граф Олаф с актерами изрядно напились, и теперь они сидели, обмякнув и навалившись на стол, и гораздо меньше болтали. Под конец они с трудом поднялись и всей гурьбой прошествовали через кухню к выходу, даже не обернувшись. Граф Олаф оглядел кухню, уставленную грязной посудой.
- Поскольку вы еще не удосужились вымыть посуду, - сказал он, - сегодня вы освобождаетесь от присутствия на спектакле. Но зато после уборки - чтоб сразу по кроватям.
Клаус все это время стоял, опустив глаза, чтобы не выдать своего возбуждения, но тут не сдержался.
- Вы хотите сказать - сразу в кровать! - закричал он. - Вы нам дали одну кровать на троих!
Театральные гости при этой вспышке застыли на месте и только переводили взгляд с Клауса на Графа Олафа, выжидая, что за этим последует. Граф Олаф вздернул бровь, в глазах его появился особый блеск, но голос был спокоен.
- Хотите еще одну кровать - идите завтра в город и купите.
- Вы отлично знаете, что у нас нет денег, - возразил Клаус.
- Нет, есть. - Граф Олаф повысил голос. - Вы унаследовали огромное состояние.
Клаус вспомнил, что говорил мистер По:
- Но этими деньгами нельзя пользоваться, пока Вайолет не достигнет совершеннолетия.
Граф Олаф побагровел. Какую-то секунду он молчал. А затем одним молниеносным движением нагнулся и ударил Клауса по лицу. Клаус упал и увидел прямо перед собой глаз, вытатуированный на щиколотке у Олафа. Очки у Клауса соскочили с носа и отлетели в угол комнаты. Левая щека, по которой ударил Граф Олаф, горела. Актеры захохотали, а некоторые зааплодировали, как будто Граф Олаф совершил невесть какой доблестный, а не достойный презрения поступок.
- Пошли, друзья, - скомандовал Олаф, - а то опоздаем на собственный спектакль.
- Насколько я тебя знаю, Олаф, - проговорил человек с крюками, - уж ты что-нибудь придумаешь, чтоб добраться до бодлеровских денежек.
- Поглядим, - только и ответил Граф Олаф, но глаза его вновь загорелись тем особым блеском, что стало ясно - у него уже родилась какая-то идея.
С грохотом захлопнулась входная дверь за Олафом и его жуткими друзьями, и дети остались на кухне одни. Вайолет опустилась на колени и крепко обняла Клауса, чтобы подбодрить его. Солнышко сползала за очками и подала их ему. Клаус заплакал, правда не столько от боли, сколько от бессильной ярости при мысли об их ужасном положении. Вайолет и Солнышко тоже залились слезами и плакали все то время, что мыли посуду, тушили свечи в столовой, раздевались и укладывались спать - Клаус на кровати, Вайолет на полу, а Солнышко на подушке из занавески. Светила луна, и если бы кто-то заглянул снаружи в окно спальни, то увидел бы троих детей, тихонько плакавших всю ночь напролет.

Capítulo V

Глава V

A menos que hayáis sido muy, muy afortunas, habréis experimentado sucesos en vuestra vida que os habrán hecho llorar. Así pues, a menos que hayáis sido muy, muy afortunados, sabréis que una buena y larga sesión de llanto a menudo puede haceros sentir mejor, aunque vuestras circunstancias no hayan cambiado lo más mínimo. Y eso les ocurrió a los huérfanos Baudelaire. Habiendo llorado toda la noche, se levantaron a la mañana siguiente como si se hubiesen quitado un peso de encima.
Los tres niños sabían, obviamente, que seguían estando en una situación terrible, pero pensaban hacer algo para mejorarla.
La nota matutina del Conde Olaf les ordenaba cortar leña en el patio trasero, y Violet y Klaus, mientras zarandeaban el hacha y golpeaban los troncos para hacer trocitos pequeños discutieron posibles planes de acción, mientras Sunny mordisqueaba meditabunda un trozo de madera.
─Está claro –dijo Klaus, pasándose el dedo por el horroroso cardenal que tenía en la mejilla donde Olaf le había golpeado- que no nos podemos quedar aquí por más tiempo. Prefiero buscarme la vida en la calle que vivir en este terrible lugar.
─Pero ¿quién sabe los infortunios que nos pueden suceder en la calle? –señaló Violet-. Aquí, por lo menos, tenemos un techo sobre nuestras cabezas.
─Ojalá el dinero de nuestros padres pudiese ser utilizado ahora y no cuando seas mayor de edad –dijo Klaus-. Entonces podríamos comprar un castillo y vivir allí, con guardias armados patrullando a su alrededor para mantener alejados al Conde Olaf y su grupo.
─Y yo podría tener un estudio grande donde hacer inventos –dijo Violet con melancolía. Dio un golpe de hacha y partió un tronco por la mitad-. Lleno de herramientas y poleas y cables y con un sofisticado sistema de ordenador.
─Y yo podría tener una enorme biblioteca –dijo Klaus-, tan agradable como la de Justicia Strauss, pero más enorme.
─¡Gibbo! –gritó Sunny, lo que parecía significar: «Y yo podría tener muchas cosas que morder»
─Pero entre tanto –dijo Violet-, tenemos que hacer algo para salir de esta situación.
─Quizá Justicia Strauss podría adoptarnos –sugirió Klaus-. Dijo que siempre seríamos bien recibidos en su casa.
─Pero se refería a ir de visita, o para utilizar su biblioteca –señaló Violet-. No se refería a vivir.
─Quizá si le explicásemos nuestra situación, aceptaría adoptarnos –dijo Klaus, esperanzado.
Pero, cuando Violet le miró, supuso que aquello no tenía sentido. La adopción es una decisión muy importante, algo que no suele suceder de forma impulsiva. Estoy seguro de que vosotros habéis deseado en algún momento de vuestra vida haber sido educados por gente distinta a la que os está educando, pero en el fondo de vuestro corazón sabéis que las posibilidades eran mínimas.
─Creo que deberíamos ir a ver al señor Poe –dijo Violet-. Él nos dijo cuando nos trajo aquí que, si teníamos algo que preguntar, nos pusiésemos en contacto con él en el banco.
─No tenemos exactamente una pregunta –dijo Klaus-. Tenemos una queja.
Pensaba en el señor Poe, caminando hacia ellos en la Playa Salada, con su terrible mensaje. A pesar de que, evidentemente, el fuego no había sido culpa del señor Poe, Klaus era reticente a verle, porque tenía miedo de recibir más malas noticias.
─No se me ocurre nadie más con quien contactar –dijo Violet-. El señor Poe se ocupa de nuestros asuntos y estoy segura de que, si supiese lo horrible que es el Conde Olaf, nos sacaría de aquí al instante.
Klaus imaginó al señor Poe llegando en su coche y llevándose a los huérfanos Baudelaire a algún otro lugar y sintió un atisbo de esperanza. Cualquier lugar sería mejor que este.
─De acuerdo .dijo. Cortemos toda esta leña y vayamos al banco.
Vigorizados por el plan, los huérfanos Baudelaire cortaron con sus hachas a una velocidad alucinante y al poco rato ya habían acabado de cortar leña y estaban listos para ir al banco. Recordaron al Conde Olaf diciendo que tenía un mapa de la cuidad y lo buscaron concienzudamente, pero no pudieron encontrar ni rastro del mapa y concluyeron que debía de estar en la torre, donde tenían prohibido entrar. Así que, sin referencia alguna, los niños Baudelaire salieron en dirección al distrito financiero de la ciudad, con la esperanza de encontrar al señor Poe.
Después de caminar por el distrito de las carnicerías, el de las floristerías y el de los talleres de escultura, los tres niños llegaron al distrito financiero, y se detuvieron para tomar un refrescante trago de agua en la Fuente de las Fabulosas Finanzas. El distrito financiero consistía en varias calles anchas, con altos edificios de mármol a cada lado, todos ellos bancos. Primero fueron al Banco Confiable y luego al de Ahorros y Préstamos Fiables y luego a Servicios Financieros Subordinados, siempre preguntando por el señor Poe. Finalmente, una recepcionista de Subordinados les dijo que sabía que el señor Poe trabajaba al final de la calle, en Manejo de Dinero Fraudulento. El edificio era cuadrado y tenía un aspecto más bien normal, aunque, una vez dentro, los tres huérfanos se sintieron intimidados por la actividad frenética de la personas que corrían por aquella enorme sale con eco. Al final le preguntaron a un guardia uniformado si habían llegado al lugar indicado para hablar con el señor Poe, y este les llevó a una oficina inmensa, con muchos archivos y sin ventanas.
─Bueno, hola –dijo el señor Poe con voz confundida.
Estaba sentado ante una mesa de despacho cubierta de papeles escritos a máquina, que parecían importantes y aburridos. Rodeando una pequeña fotografía enmarcada de su mujer y sus dos salvajes hijos, había tres teléfonos con luces parpadeantes.
─Pasad, por favor –les dijo.
─Gracias –dijo Klaus, dándole la mano al señor Poe.
Los jóvenes Baudelaire se sentaron en tres sillas grandes y cómodas. El señor Poe abrió la boca para hablar, pero tuvo que toser en su pañuelo antes de empezar.
─Hoy estoy muy ocupado –dijo finalmente-. Así que no tengo demasiado tiempo para charlar. La próxima vez deberíais llamar antes de venir por aquí, y así os haré un hueco para llevaros a comer.
─Eso nos encantaría –dijo Violet- y sentimos no haberle contactado antes de venir, pero nos encontramos en una situación apurada.
─El Conde Olaf está loco –dijo Klaus, yendo directo al grano-. No nos podemos quedar con él.
─Le dio una bofetada a Klaus. ¿Ve el cardenal? –dijo Violet, pero, justo cuando hubo acabada de decir aquellas palabras, uno de los teléfonos sonó con un pitido fuerte y desagradable.
─Perdonadme –dijo el señor Poe y cogió el teléfono-. Poe al habla. ¿Qué? Sí. Sí. Sí. Sí. No. Sí. Gracias.
Colgó el auricular y miró a los Baudelaire como si hubiese olvidado que estaban allí.
─Lo siento –dijo el señor Poe-, ¿de qué estábamos hablando? Oh, sí, el Conde Olaf. Siento que no tengáis una buena primera impresión de él.
─Solo nos ha dado una cama –dijo Klaus.
─Nos encarga tareas difíciles.
─Bebe demasiado vino.
─Perdonadme –dijo el señor Poe cuando sonó otro teléfono-. Poe al habla –dijo-
Siete. Siete. Siete. Siete. Seis y medio. Siete. De nada.
Colgó, escribió rápidamente algo en sus papeles y miró a los niños.
─Lo siento –dijo-, ¿qué estabais diciendo acerca del Conde Olaf? Que os encargue
algunas tareas no suena tan mal.
─Nos llama huérfanos.
─Tiene unos amigos terribles.
─Siempre nos está haciendo preguntas sobre nuestro dinero.
─¡Poko! –(eso lo dijo Sunny).
El señor Poe levantó las manos para indicar que ya había oído suficiente.
─Niños, niños –dijo-. Tenéis que daros tiempo para aclimataros a vuestro nuevo hogar. Solo habéis estado unos días.
─Hemos estado lo suficiente para saber que el Conde Olaf es un hombre malo – dijo Klaus.
El señor Poe suspiró y miró a los tres niños. Su rostro era amable, pero no parecía creer lo que le estaban diciendo los huérfanos Baudelaire.
─¿Estáis familiarizados con el, término latino in loco parentis? –preguntó.
Violet y Sunny miraron a Klaus. Era el más lector de los tres, él era el más dado a saber palabras de vocabularios y frases en otros idiomas.
─¿Algo acerca de trenes? –preguntó.
Quizá el señor Poe iba a llevarlos en tren a casa de otro pariente. El señor Poe negó con la cabeza.
─In loco parentis significa «ejerciendo el papel de padre» -dijo-. Es un término legal y se aplica al Conde Olaf. Ahora que estáis bajo su cuidado, el Conde puede educaros utilizando cualquier método que le parezca apropiado. Siento que vuestros padres no os encargaran ninguna tarea doméstica, o que nunca les vierais beber un poco de vino, o que os gustaran más sus amigos que los del Conde Olaf, pero son cosas a alas que os vais a tener que acostumbrar, porque el Conde Olaf está ejerciendo in loco parentis. ¿Entendido?
─¡Pero él golpeó a mi hermano! –dijo Violet-. ¡Mire su cara!
Mientras Violet hablaba, el señor Poe se sacó del bolsillo el pañuelo y, cubriéndose la boca, tosió varias veces. Tosió tan fuerte que Violet no pudo estar segura de que la había oído.
─Sea lo que sea lo que el Conde Olaf haya hecho –dijo el señor Poe, mirando uno de sus papeles y subrayando un número-, ha ejercido in loco parentis y yo no puedo hacer nada a respecto. Vuestro dinero estará bien protegido por mí y por el banco, pero los métodos paternos del Conde Olaf son cosa suya. Bueno, odio tener que despediros a toda prisa, pero tengo muchísimo trabajo. Los niños se quedaron allí sentados, anonadados. El señor Poe levantó la mirada y se aclaró la garganta. ─«A toda prisa» -dijo significa...
─Significa que no hará nada para ayudarnos –dijo Violet acabando la frase por él.
Temblaba de furia y frustración. Cuando uno de los teléfonos empezó a sonar, se levantó y salió de la habitación, seguida por Klaus, que llevaba en brazos a Sunny. Salieron del banco y se quedaron parados en mitad de la calle, sin saber qué hacer a continuación.
─¿Qué deberíamos hacer ahora? –preguntó Klaus con tristeza.
Violet se quedó mirando el cielo. Deseó poder inventar algo que los sacara de allí.
─Se está haciendo un poco tarde –dijo-. Lo mejor será que regresemos y ya pensaremos algo mañana. Quizá podamos paras a ver a Justicia Strauss.
─Pero tú dijiste que ella no nos ayudaría –dijo Klaus.
─No para que nos ayude –dijo Violet-, para leer libros.
Es muy útil, cuando uno es joven, aprender la diferencia entre «literal» y «figurado». Si algo ocurre de forma literal, ocurre realmente; si algo ocurre de forma figurada, es como si estuviese ocurriendo. Si tú estás literalmente volando de alegría, por ejemplo, significa que estás saltando en el aire porque te sientes muy contento. Si, en sentido figurado, estás saltando de alegría, significa que estás tan contento que podrías saltar de alegría, pero que reservas tu energía para otros asuntos. Los huérfanos Baudelaire regresaron caminando al barrio del Conde Olaf y se detuvieron en casa de Justicia Strauss, quien les hizo pasar y les dejó escoger libros de su biblioteca. Violet escogió varios de inventos mecánicos. Klaus de lobos y Sunny encontró un libro con muchas fotos de dientes.
Entonces fueron a su habitación, se apretujaron en la cama y se pusieron a leer atenta y felizmente. En sentido figurado escaparon del Conde Olaf y de su miserable existencia. No escaparon literalmente, porque seguían estando en su casa y seguían siendo vulnerables a las malvadas maniobras in loco parentis de Olaf. Pero, al sumergirse en sus temas favoritos de lectura, se sintieron lejos de su difícil situación, como si hubiesen escapado. En la situación de los huérfanos, escapar en sentido figurado no era suficiente, claro está, pero al final de un cansado y desesperado día, eso ya era algo. Violet, Klaus y Sunny leyeron sus libros y, ene l fondo de sus corazones, esperaban que su huida figurada acabara convirtiéndose en una huida literal.

Если только вас всю жизнь не сопровождало какое-то особое везение, вам наверняка приходилось хоть раз испытывать что-то такое, что заставляло вас плакать. И если только не то же особое везение, вы знаете: если поплакать подольше и послаще, это поможет и вы почувствуете себя гораздо лучше, даже когда обстоятельства нисколечко не изменились. Так было и с бодлеровскими сиротами. Проплакав всю ночь, наутро они почувствовали, будто какая-то тяжесть свалилась у них с плеч.
Разумеется, дети понимали, что положение их остается ужасным, но им показалось, что они способны его поправить.
В утренней записке им приказывалось наколоть дров на заднем дворе. И пока Вайолет с Клаусом махали топорами, раскалывая поленья, они обсуждали возможный план действий. Солнышко тем временем задумчиво жевала щепку.
- Совершенно ясно, - Клаус потрогал безобразный синяк на щеке - след олафовского удара, - здесь мы оставаться не можем. Я бы лучше рискнул жить на улице, чем в этом чудовищном месте.
- Да, но кто знает - какие несчастья могут приключиться с нами на улице? - запротестовала Вайолет. - Здесь у нас хоть крыша над головой.
- Лучше бы родители разрешили нам пользоваться деньгами сейчас, а не когда ты вырастешь, - заметил Клаус. - Мы бы тогда купили замок и жили в нем, а снаружи его охраняла бы вооруженная стража, чтобы туда не проник Граф Олаф со своей труппой.
- Я бы устроила себе большую мастерскую для изобретений, - мечтательно подхватила Вайолет. Она с размаху опустила топор и расколола полено ровнехонько пополам. - Там были бы всякие механизмы, блоки, проволоки и сложная компьютерная система.
- А я завел бы большую библиотеку, - добавил Клаус. - Такую же, как у судьи Штраус, только огромнее.
- Бу-у-гу-у! - крикнула Солнышко, что, видимо, означало: «А у меня было бы много вещей для кусания».
- Но пока что надо найти выход из нашего трудного положения, - заключила Вайолет.
- Может, судья Штраус усыновит нас? - мечтательно произнес Клаус. - Она ведь говорила, что всегда будет нам рада.
- Она имела в виду - приходить в гости или брать книги, - объяснила Вайолет, - а не жить.
- Но, может, ей все объяснить и она согласится усыновить нас? - предположил Клаус, но Вайолет видела, что он и сам на это не очень надеется. Чтобы усыновить чужих детей, требуется принять серьезное решение, под влиянием минуты это не делается. Уверен, что у вас возникало порой желание, чтобы вас растил кто-нибудь другой, а не те, кто вас растит. Но в глубине души сознаешь, что шансов на это очень мало.
- Я думаю, надо повидать мистера По, - решила Вайолет. - Он ведь сказал, когда оставлял нас здесь, что его можно найти в банке, если у нас будут вопросы.
- Но у нас к нему не вопросы, - возразил Клаус, - у нас жалоба.
Он вспомнил, как мистер По приближался к ним по берегу, чтобы сообщить свою ужасную новость. И хотя пожар произошел не по вине мистера По, Клаусу все равно не хотелось его видеть: он боялся услышать от него еще что-нибудь плохое.
- Больше нам, по-моему, не к кому обратиться, - сказала Вайолет. - На мистере По лежит забота о наших делах, и, если б он знал, как ужасно ведет себя Граф Олаф, уверена, он забрал бы нас отсюда.
Клаус представил себе, как приезжает мистер По, сажает их троих к себе в машину и отвозит куда-нибудь в другое место, - и у него в душе зашевелилась надежда. Где угодно будет лучше, только не здесь.
- Ладно, - согласился он, - вот расколем все поленья и отправимся в банк.
План этот вселил в них бодрость, и они с поразительной быстротой замахали топорами. Скоро они покончили с дровами и собрались идти в банк. Они помнили, как Граф Олаф сказал, что у него есть план города. Они поискали-поискали, но не нашли никакой карты и решили, что она, должно быть, в башне, куда им вход запрещен. Итак, без всяких указаний, дети пустились в путь в поисках квартала, где расположены банки, надеясь отыскать мистера По.
Пройдя мясной квартал, потом цветочный, затем антикварный, дети попали в банковский и задержались около фонтана Финансовой Победы. Банковский квартал представлял собой несколько широких улиц с большими мраморными зданиями по обеим сторонам - и все это были банки. Сперва дети зашли в Надежный банк, затем в Верные Сбережения и Ссуды, потом в Подсобные Финансовые Услуги и везде осведомлялись о мистере По. Наконец секретарша в Подсобных Услугах сообщила, что, по ее сведениям, мистер По служит в Управлении Денежными Штрафами, дальше по улице. Управление оказалось обыкновенным, ничем не примечательным зданием, но внутри него детей просто ошеломила сутолока и суета: множество людей носилось по большому залу, где глухо раздавалось эхо их шагов. Наконец они спросили у привратника в форме, туда ли они попали - им надо поговорить с мистером По, и привратник провел их в большой офис без окон, заставленный многочисленными картотеками.
- Как, это вы? Добрый день. - В голосе мистера По прозвучало удивление.
Стол перед ним был завален скучными на вид, но явно важными бумагами. Тут же в окружении трех телефонов со сверкающими огоньками стояла в рамке небольшая фотография жены и двух его противных сыновей. - Заходите, пожалуйста.
- Спасибо. - Клаус пожал руку мистеру По, и дети уселись в большие удобные кресла.
Мистер По хотел что-то сказать, но тут же закашлялся в платок.
- Я очень занят сегодня, - наконец выговорил он. - Мне совершенно некогда. В другой раз вам придется сперва зайти и предупредить, когда вы намереваетесь быть в этом районе, тогда я постараюсь высвободить время и свожу вас позавтракать.
- Это было бы очень приятно, - сказала Вайолет. - Извините, что не предупредили заранее, но дело у нас очень срочное.
- Граф Олаф - сумасшедший, - выпалил Клаус без обиняков. - Мы не можем там оставаться.
- Он ударил Клауса по лицу. Видите синяк?
Но как раз в этот момент громко и противно зазвонил один из телефонов.
- Простите, - сказал мистер По и взял трубку.
- Что? Да. Да. Да. Да. Нет. Благодарю вас. - Он положил трубку и посмотрел на Бодлеров так, будто уже забыл про их присутствие.
- Простите, - повторил он, - так о чем мы говорили? Ах да, о Графе Олафе. Жаль, что у вас на первых порах сложилось о нем неблагоприятное впечатление.
- Он дал нам на всех одну кровать, - сказал Клаус.
- Он заставляет нас делать тяжелую работу.
- Он пьет слишком много вина.
- Прошу прощения, - прервал их мистер По, так как зазвонил другой телефон. - По слушает. Семь. Семь. Семь. Семь. Шесть с половиной. Семь. Не за что. - Он положил трубку и быстро записал что-то на одном из листов. Затем поднял голову. - Извините, что вы говорили про Графа Олафа? Поручает вам работу? Что же тут плохого?
- Он обращается к нам - «сироты».
- У него жуткие друзья.
- Он все время спрашивает про наши деньги.
- Пу-у-ух! - Это, естественно, произнесла Солнышко.
Мистер По поднял кверху ладони, показывая, что услышал достаточно.
- Дети, дети, - сказал он, - дайте себе время привыкнуть к новому дому. Ведь вы живете там всего несколько дней.
- Достаточно, чтобы понять, какой плохой человек Граф Олаф, - заявил Клаус.
Мистер По вздохнул и посмотрел на каждого из детей по очереди. Выражение лица у него было доброе, но он явно не очень-то верил их словам.
- Знакомо вам латинское выражение: «In loco parentis»? <Выражение означает букв. «на месте родителей» (loco - место). Но в английском «loco» еще и сокращение от «locomotive». Клаус ошибся.> - спросил он.
Вайолет и Солнышко дружно повернулись к брату. Как главный книгочей, только он мог знать и книжные иностранные слова.
- Что-то насчет поездов? - высказал предположение Клаус.
Может быть, мистер По хочет увезти их поездом к другому родственнику? Но мистер По покачал головой.
- «In loco parentis» значит «выполняющий роль родителей», - объяснил он. - Это юридический термин, и он как раз применим к Графу Олафу. Теперь вы находитесь на его попечении, и он волен воспитывать вас любыми подходящими, с его точки зрения, методами. Жаль, что ваши родители не приучили вас к домашнему труду, что вы не видели их пьющими вино, что их друзья нравились вам больше друзей Графа Олафа, но ко всему этому придется привыкать, так как ваш опекун действует in loco parentis. Вы поняли?
- Но ведь он ударил моего брата! - не выдержала Вайолет. - Взгляните на его лицо!
Но как раз в эту минуту мистер По достал из кармана платок и начал в него кашлять, и кашлял так долго и так громко, что скорее всего не расслышал ее слов.
- Что бы ни делал Граф Олаф, - мистер По устремил взгляд на одну из лежавших перед ним бумаг и обвел кружочком какую-то цифру, - он действовал по родительскому праву, и я тут ничего не могу поделать. Ваши деньги надежно охраняются мною и банком, но воспитательная методика - его личное дело. А теперь мне неприятно удалять вас с излишней поспешностью, но у меня очень много работы.
Поскольку ошеломленные дети продолжали сидеть, мистер По поднял на них глаза и откашлялся:
- «Излишняя поспешность» означает...
- Что вы нам ничем не поможете, - докончила Вайолет. Она вся дрожала от гнева и разочарования. На столе опять зазвонил один из телефонов, поэтому она встала и вышла из комнаты, а за ней последовал Клаус, неся на руках Солнышко. Они прошествовали через холл и, выйдя из банка, остановились в нерешительности.
- Что же нам делать дальше? - грустно проговорил Клаус.
Вайолет подняла глаза к небу. Ей так хотелось изобрести что-нибудь такое, что помогло бы им оказаться далеко-далеко отсюда.
- Уже поздновато, - сказала она. - Пожалуй, лучше вернуться назад, а придумать что-нибудь еще завтра утром. Сейчас можно заглянуть по дороге к судье Штраус.
- Ты же говорила, что она нам не поможет, - возразил Клаус.
- Мы не за помощью зайдем, а за книгами.
Очень полезно с детства знать разницу между словами «буквально» и «фигурально». Если что-то происходит в буквальном смысле, оно происходит на самом деле, а «фигурально» означает, что вы чувствуете себя так, как будто это происходит на самом деле. Если сказать, что вы запрыгали от радости в буквальном смысле, значит, вы действительно подпрыгиваете на месте, так вы радуетесь. А если говорится, что вы в фигуральном смысле прыгаете от радости, значит, у вас такое чувство, что вы могли бы запрыгать, но экономите силы для чего-нибудь другого. Бодлеровские сироты побрели назад и, не заходя в дом Графа Олафа, позвонили в дверь к судье Штраус, которая провела их в дом и позволила рыться в библиотеке. Вайолет взяла несколько книг про механические изобретения, Клаус взял несколько штук про волков, а Солнышко нашла книжку с большим количеством картинок с изображением зубов.
Дома они направились прямо к себе в комнату, забрались все вместе на единственную кровать и погрузились в чтение, забыв обо всем на свете. Фигурально они спаслись от Графа Олафа и своего горького существования. Они, конечно, не спаслись от этого в буквальном смысле, они по-прежнему находились в доме Графа Олафа, ничем не защищенные от его злобной воспитательной методики in loco parentis, что, как вы помните, означает «по родительскому праву». Но, предавшись своему любимому занятию, дети начисто забыли о своих бедах, как будто беды эти перестали существовать. Разумеется, они никуда не делись, но в конце утомительного безысходного дня им и этого хватило. Они читали каждый свою книжку, и у них крепла надежда, что скоро их фигуральное спасение превратится в буквальное.

Capítulo VI

Глава VI

A la mañana siguiente, cuando los niños se arrastraron medio dormidos desde su habitación hasta la cocina, en lugar de encontrar una nota del Conde Olaf se encontraron al Conde Olaf en persona.
─Buenos días, huérfanos –dijo-. Tengo vuestra harina de avena lista en los boles para vosotros.
Los niños se sentaron a la mesa de la cocina y miraron inquietos sus desayunos. Si conocieseis al Conde Olaf y este de repente os sirviera el desayuno, ¿no temeríais que contuviese algo terrible, como veneno o cristal hecho añicos? Pero, por el contrario, Violet, Klaus y Sunny encontraron frambuesas frescas mezcladas en sus raciones. Los huérfanos Baudelaire no habían comido frambuesas desde que murieron sus padres, y les encantaban.
─Gracias –dijo Klaus con preocupación, cogiendo una frambuesa y examinándola.
Quizá se trataba de frambuesas venenosas que tenían el mismo aspecto que las deliciosas. El Conde Olaf, al ver que Klaus examinaba receloso las frambuesas, sonrió y cogió una del bol de Sunny. Mirando a los tres niños, se la metió en la boca y se la comió.
─¿No son deliciosas las frambuesas? –preguntó-. Eran mi fruto favorito cuando tenía vuestra edad.
Violet intentó imaginarse al Conde Olaf de joven, pero no pudo. Sus ojos brillantes, sus manos huesudas y su vaga sonrisa, todos aquellos rasgos parecían ser solo propios de los adultos. Sin embargo, a pesar del temor que sentía, cogió su cuchara con la mano derecha y empezó a comer sus cereales. El Conde Olaf se había comido una, o sea que probablemente no eran venenosas y, en cualquier caso, estaba hambrienta. Klaus empezó también a comer, y Sunny, que se llenó la cara de cereales y frambuesas.
─Ayer recibí una llamada telefónica –dijo el Conde Olaf- del señor Poe. Me dijo que le habíais ido a ver.
Los niños intercambiaron miradas. Habían esperado que su visita fuese confidencial, una palabra que aquí significa «mantenida en secreto entre el señor Poe y ellos y no soplada al Conde Olaf».
─El señor Poe me dijo –prosiguió el Conde Olaf-, que al parecer teníais algunas dificultades para ajustaros a la vida que yo tan de buen grado os he proporcionado. Me duele mucho, oír eso.
Los niños miraron al Conde Olaf. Su rostro estaba muy serio, como si estuviese muy apenado por lo que había oído, pero sus ojos estaban claros y brillantes, como cuando alguien está contando un chiste.
─¿Sí? –dijo Violet-. Lamento mucho que el señor Poe le haya molestado.
─Pues yo me alegro de que lo hiciese –dijo el Conde Olaf-, porque, ahora que soy
vuestro padre, quiero que los tres os sintáis aquí como en casa.
Los niños se estremecieron al oír aquello, recordando a su amable padre y mirando con tristeza al pobre sustituto que estaba sentado a ala mesa con ellos.
─Últimamente –dijo el Conde Olaf- he estado muy agobiado por mis actuaciones con el grupo de teatro, y creo que igual he sido un poco reservado. La palabra «reservado» es maravillosa, pero no describe el comportamiento del Conde Olaf con los niños. Significa «comedido, discreto» y puede aplicarse a alguien que, durante una fiesta, se queda en un rincón y no habla con nadie. No puede aplicarse a alguien que proporciona una sola cama para que duerman tres personas, las obliga a realizar horribles tareas y les da bofetadas. Hay muchas palabras para esa clase de gente, pero «reservado» no es una de ellas. Klaus conocía la palabra «reservado» y casi se echó a reír ante el uso incorrecto que hacia de ella el Conde Olaf. Pero su rostro ostentaba todavía un moratón, y permaneció en silencio.
─Por consiguiente, para haceros sentir un poco más como en casa, me gustaría que participaseis en mi próxima obra. Quizá, si formaseis parte de mi trabajo, tendríais menos ganas de correr a quejaros al señor Poe.
─¿De qué modo participaríamos? –preguntó Violet.
Pensaba en todas las tareas que ya llevaban a cabo para el Conde Olaf y no le apetecía aumentarlas.
─Bueno –dijo el Conde Olaf, y sus ojos brillaban con fuerza-, la obra se llama La boda maravillosa y es del gran dramaturgo Al Funcoot. Solo haremos una representación, este viernes por la noche. Mi papel es el de un hombre muy valiente e inteligente. Al final, se casa con la hermana joven a la que ama, delante de una multitud de personas que les aclaman. Tú, Klaus, y tú, Sunny, seréis dos de esas personas.
─Pero somos más bajos que la mayoría de los adultos –dijo Klaus-. ¿No les parecerá eso extraño al público?
─Seréis dos enanos que asisten a la boda –dijo Olaf pacientemente.
─¿Y yo qué haré? –preguntó Violet-. Soy hábil con las herramientas y podría ayudar a construir el decorado.
─¿Construir el decorado? No, por Dios –dijo el Conde Olaf- Una niña bonita como tú no debería trabajar entre bastidores.
─Pero me gustaría.
La única ceja del Conde Olaf se levantó levemente, y los huérfanos Baudelaire reconocieron el signo de su enfado. Pero él se esforzó en permanecer tranquilo y la ceja volvió a bajar.
─Tengo un papel importante para ti en el escenario –dijo-. Serás la joven con quien me voy a casar.
Violet sintió que los cereales y las frambuesas se removían en su estómago, como si acabase de coger la gripe. Ya era bastante malo tener al Conde Olaf ejerciendo in loco parentis y presentándose como su padre, pero tener que considerar a aquel hombre su marido, aunque fuese en una obra teatral resultaba todavía más espantoso.
─Es un papel muy importante –prosiguió el Conde, su boca curvándose en una sonrisa poco convincente-, a pesar de que no tienes más texto que «sí quiero», que es lo que dirás cuando Justicia Strauss te pregunte si quieres casarte conmigo.
─¿Justicia Strauss? –dijo Violet-. ¿Qué tiene ella que ver en esto?
─Ha aceptado interpretar el papel de juez .dijo el Conde Olaf, y detrás de él, uno de los ojos pintados en las paredes de la cocina observaba fijamente a los niños Baudelaire-. Le pedí a Justicia Strauss que participase, porque quiero ser tan buen vecino como buen padre.
─Conde Olaf –dijo Violet, y se detuvo. Quería argumentar sus razones para no ser la novia, pero no quería hacerle enfadar-. Padre –dijo-, no estoy segura de tener el talento necesario para actuar como profesional. Odiaría desacreditar su buen nombre y el de Al Funcoot. Además, estas próximas semanas estaré muy ocupada trabajando en mis inventos, y aprendiendo a preparar rosbif –añadió rápidamente, recordando cómo se había comportado el Conde el día de la cena. El Conde Olaf alargó una de sus delgadas manos, golpeó a Violet en la barbilla y la miró fijamente a los ojos.
─Lo harás –dijo-, participarás en la representación. Hubiera preferido que lo hicieses de manera voluntaria, pero, como creo que os explicó el señor Poe, puedo ordenaros que participéis y tenéis que obedecer. Las uñas sucias y afiladas de Olaf arañaron suavemente la barbilla de Violet, y ella se estremeció. La habitación quedó muy, muy tranquila después de que Olaf se hubiese mostrado finalmente como era. Entonces se levantó y se fue, sin decir palabra. Los niños Baudelaire oyeron sus pesados pasos subir las escaleras que llevaban a la torre donde tenían prohibido entrar.
─Bueno –dijo Klaus dubitativo-, supongo que no nos hará ningún daño figurar en la obra. Parece ser muy importante para él y nosotros queremos que esté a buenas con nosotros.
─Pero seguro que trama algo –dijo Violet.
─No crees que estas frambuesas estén envenenadas, ¿verdad? –preguntó Klaus, asustado.
─No –dijo Violet-. Olaf anda tras la fortuna que nosotros heredaremos. Matarnos no le serviría de nada.
─Pero ¿de qué le sirve meternos en su estúpida obra?
─No lo sé –admitió Violet con tristeza.
Se levantó y empezó a lavar los boles del desayuno.
─Ojalá supiéramos algo más acerca de las leyes de herencia -dijo Klaus-. Apostaría a que el Conde Olaf ha urdido un plan para hacerse con nuestro dinero, pero no sé cuál.
─Supongo que se lo podríamos preguntar al señor Poe –dijo Violet dubitativa, mientras Klaus se ponía a su lado y secaba los platos-. Conoce todas esas frases legales en latín.
─Pero probablemente el señor Poe llamaría otra vez al Conde Olaf y entonces este sabría que andábamos tras él. Quizá deberíamos intentar hablar con Justicia Strauss.
Ella es juez y seguro que lo sabe todo sobre las leyes.
─También es la vecina de Olaf y quizá le diga que le hemos hecho preguntas. Klaus se quitó las gafas, algo que hacía a menudo cuando estaba pensando con intensidad.
─¿Cómo podríamos saber algo de las leyes son que Olaf se enterara?
─¡Libro! –gritó Sunny de repente.
Probablemente quería decir algo como: «¿Alguien podría por favor lavarme la cara?», pero hizo que Violet y Klaus se miraran. Libro. Ambos estaban pensando lo mismo: seguramente Justicia Strauss tendría un libro sobre las leyes de herencia.
─Y el Conde Olaf no nos ha dejado encargada ninguna tarea –dijo Violet-, y supongo que somos libres de ir a visitar a Justicia Strauss y su biblioteca.
Klaus sonrió.
─Sí –dijo-. Y, mira, creo que hoy no voy a escoger un libro sobre lobos.
─Yo tampoco de ingeniería mecánica. Creo que me gustará leer sobre las leyes de
herencia.
─Bueno, vamos allá –dijo Klaus-. Justicias Strauss dijo que podíamos ir pronto y no queremos ser reservados.
Al mencionar la palabra que el Conde Olaf había utilizado de forma tan ridícula, los huérfanos Baudelaire se echaron a reír, incluso Sunny, que evidentemente no tenía un vocabulario demasiado amplio. Colocaron rápidamente los boles de cereales limpios en el armario de la cocina, que les observaba con sus ojos pintados. Entonces los tres chicos corrieron hasta la puerta de al lado. Para el viernes, día de la actuación, faltaban pocos días y los niños querían desvelar el plan del Conde Olaf lo antes posible.

Наутро, когда дети, пошатываясь со сна, вошли в кухню, они вместо записки от Графа Олафа нашли там его самого.
- Доброе утро, сироты, - приветствовал он их. - Овсяная каша вас уже ждет. Дети уселись за кухонный стол и с опаской уставились в миски. Если бы вы знали (Графа Олафа и он бы вдруг подал вам заранее приготовленный завтрак, вы бы тоже боялись: а нет ли в каше чего-нибудь страшного: отравы, например, или толченого стекла. Но вместо того или другого Вайолет,
Клаус и Солнышко увидели, что на кашу сверху насыпана свежая малина. Со времени гибели родителей бодлеровские дети ни разу не ели малины, хотя как раз ужасно ее любили.
- Спасибо, - осторожно проговорил Клаус, достав одну ягоду и разглядывая ее. А что если это ядовитые ягоды и только выглядят красиво? Граф Олаф заметил, с каким недоверием Клаус рассматривает малину, улыбнулся и выхватил одну ягоду из миски у Солнышка. Затем, переводя взгляд с одного на другого, забросил ее себе в рот и съел.
- Разве малина не восхитительна? Когда я был в вашем возрасте, это были мои любимые ягоды.
Вайолет попыталась представить себе Графа Олафа подростком, но не смогла. Эти блестящие глаза, костлявые руки, зловещая улыбка - все это бывает только у взрослых. Несмотря на страх перед ним, Вайолет все-таки взяла ложку в правую руку и принялась за еду. Ведь поел же Граф Олаф и кашу, и ягоды, может, там и вправду нет отравы. Кроме того, она очень проголодалась. Клаус тоже начал есть, а Солнышко вообще успела размазать кашу с малиной по всему личику.
- Вчера мне звонили, - продолжал Граф Олаф. - Мистер По рассказал, что вы приходили к нему.
Дети переглянулись. Они рассчитывали, что посещение будет строго конфиденциальным, то есть «останется их с мистером По тайной и эта тайна не будет выболтана Графу Олафу».
- Мистер По сказал, что вам, оказывается, нелегко приспособиться к тем условиям жизни, которые я вам так любезно обеспечил. Мне огорчительно это слышать.
Дети посмотрели на Графа Олафа. Выражение его лица было серьезным, как будто он и в самом деле огорчен, но в глазах при этом бегали огоньки, какие бывают, когда говорят не всерьез.
- Да? - отозвалась Вайолет. - Зря мистер По вас побеспокоил.
- Я рад, что он позвонил, - возразил Граф Олаф, - я хочу, чтобы вы чувствовали себя здесь как дома, я же теперь ваш отец.
Дети слегка вздрогнули - они с грустью вспомнили своего доброго отца, глядя на сидевшую напротив никудышную замену.
- В последнее время, - продолжал Граф Олаф, - я очень нервничал из-за выступлений моей труппы и, боюсь, вел себя несколько отчужденно.
Слово «отчужденно», само по себе просто замечательное, совершенно не подходило для передачи манеры обращения Графа Олафа с детьми. Вести себя отчужденно означает «неохотно общаться с другими людьми». Скажем, стоит на вечеринке в углу и не желает ни с кем разговаривать. Но оно неприменимо к тому, кто выдал одну кровать на троих, заставляет выполнять трудную работу и отвешивает пощечину ребенку. Для таких людей найдется много определений, но слова «отчужденный» среди них нет. Клаус чуть не рассмеялся, услышав такое неуместное употребление этого слова. Но поскольку на лице у него все еще красовался синяк, он удержался от смеха.
- Поэтому, чтобы вы скорее привыкли на новом месте, я хочу взять вас в мой следующий спектакль.
- Какое же мы примем в нем участие? - поинтересовалась Вайолет. После всех трудных заданий Графа Олафа ей совсем не улыбалось делать что-то еще в том же роде.
- Значит, так, - глаза у Графа Олафа заблестели еще ярче, - пьеса называется «Удивительная свадьба», написал ее великий драматург Аль Функут. Мы дадим только одно представление - в эту пятницу вечером. Пьеса эта про одного очень храброго и очень умного человека, и его играю я. В финале он женится на молодой красивой женщине, которую любит. Толпа присутствующих ликует. Ты, Клаус, и ты, Солнышко, будете ликовать в толпе.
- Но мы будем гораздо ниже остальных, - сказал Клаус. - Не покажется ли это публике странным?
- Вы будете изображать двух карликов на свадьбе, - терпеливо разъяснил Олаф.
- А что буду делать я? - спросила Вайолет. - Я умею обращаться с инструментами и могла бы помочь вам устанавливать декорации.
- Декорации? Ни в коем случае! - воскликнул Граф Олаф. - Чтоб такая хорошенькая девочка работала за кулисами - это никуда не годится.
- А я бы с большим удовольствием, - настаивала Вайолет.
Бровь у Графа Олафа поползла вверх, и бодлеровские сироты сразу узнали этот признак гнева. Но бровь тут же опустилась, - видимо, он заставил себя сохранять спокойствие.
- Нет, у меня для тебя есть важная роль на сцене. Ты будешь играть молодую женщину, на которой я женюсь.
Вайолет почувствовала, как каша с малиной закрутилась у нее в животе. То, что Граф Олаф объявил себя их отцом и действовал по родительскому праву, было уже достаточно скверно, но представить себе Олафа своим мужем, пусть даже в спектакле, было еще того хуже.
- Это очень важная роль, - рот его искривился в каком-то подобии улыбки, но улыбка вышла неубедительной, - хотя по роли ты произносишь только одно слово «да», когда судья Штраус спрашивает тебя, согласна ли ты взять меня в мужья.
- Судья Штраус? - удивилась Вайолет. - При чем тут она?
- Она согласилась сыграть роль судьи. - Из-за спины у Графа Олафа за детьми пристально следил один из многочисленных глаз, нарисованных на стенках кухни. - Я попросил судью Штраус принять участие в спектакле, потому что хотел проявить не только лучшие отцовские, но и добрососедские чувства.
- Граф Олаф... - начала Вайолет и замолчала. Ей хотелось попытаться убедить опекуна не брать ее на роль невесты, но она боялась рассердить его. - Отец, я не уверена, что способна играть профессионально. Я бы не хотела опозорить ваше доброе имя и имя Аль Функута. А кроме того, в ближайшие недели я буду трудиться над своими изобретениями... и учиться готовить ростбиф, - быстро добавила она, вспомнив, как он бушевал по поводу обеда.
Граф Олаф протянул свою паучью лапу и взял Вайолет за подбородок.
- Нет, ты будешь участвовать в представлении, - сказал он, пристально глядя ей в глаза. - Я бы предпочел, чтобы ты сделала это добровольно, но, как вам, кажется, объяснил мистер По, я могу заставить тебя, и тебе придется послушаться.
Острые грязные ногти слегка царапнули ей подбородок, и Вайолет вздрогнула. В комнате стояла мертвая тишина, когда наконец Граф Олаф отпустил Вайолет, выпрямился и вышел, не сказав больше ни слова. Бодлеровские дети молча прислушивались к тяжелым шагам на лестнице, которая вела в башню и куда им не полагалось ходить.
- Ладно, - нерешительно произнес Клаус, - вроде ничего страшного не будет, если мы примем участие в спектакле. Видно, для него это очень важно, а мы ведь хотим расположить его к себе.
- Он что-то задумал, - возразила Вайолет.
- Ягоды не были отравлены, как ты думаешь? - обеспокоенно спросил Клаус.
- Нет, - ответила Вайолет. - Олаф охотится за нашим состоянием. Ему невыгодно нас убивать.
- А чем выгодно, чтобы мы играли в его дурацкой пьесе?
- Не знаю. - Вайолет встала и с несчастным видом принялась мыть миски из-под овсянки.
- Хорошо бы узнать побольше про закон наследования, - заметил Клаус. - Ручаюсь, что у Графа Олафа уже готов план, как отнять у нас деньги, только непонятно, в чем он состоит.
- Можно бы спросить у мистера По, - неуверенно проговорила Вайолет. Клаус, стоя рядом, вытирал миски. - Он знает всякие латинские юридические выражения.
- Ну да, а потом он опять позвонит Графу Олафу, и тот поймет, что мы что-то затеяли против него, - запротестовал Клаус. - Может, поговорить с судьей Штраус? Она должна все знать про законы.
- Но она олафовская соседка, - возразила Вайолет, - и может упомянуть в разговоре с ним, что мы ее спрашивали.
Клаус снял очки с носа, что обычно делал, когда усиленно думал.
- Тогда как же нам узнать про законы без ведома Олафа?!
- Каги! - неожиданно выкрикнула Солнышко. Вполне вероятно, она имела в виду что-то вроде «Вытрите же мне наконец лицо!», но Вайолет и Клаус воззрились друг на друга. Книги! Оба подумали об одном и том же: наверняка у судьи Штраус имеется книга про закон наследования.
- Граф Олаф не оставил на сегодня никаких заданий, - сказала Вайолет, - и мы спокойно можем пойти в библиотеку к судье Штраус.
Клаус улыбнулся:
- Верно. И знаешь, сегодня я, пожалуй, не стану брать книг про волков.
- А я про машиностроение, - добавила Вайолет. - Я лучше почитаю про наследование.
- Ну так пошли, - поторопил Клаус. - Судья Штраус звала нас в ближайшее время, так что не будем проявлять отчужденность.
Вспомнив, как не к месту Граф Олаф недавно употребил это слово, бодлеровские дети покатились со смеху, даже Солнышко, хотя ее словарный запас был пока весьма ограничен. Они быстренько убрали чистую посуду в кухонные шкафчики, которые следили за ними своими нарисованными глазами. А затем побежали в соседний дом. До пятницы, дня спектакля, оставалось уже не много дней, и дети хотели как можно скорее докопаться, в чем состоит план Графа Олафа.

Capítulo VII

Глава VII

Hay muchos, muchos tipos de libros en el mundo, lo cual tiene sentido porque hay muchas, muchas clases de personas y todas quieren leer algo diferente. Por ejemplo, la gente que odia las historias en las que ocurren cosas horribles a niños pequeños debería cerrar este libro de inmediato. Pero un tipo de libro que a casi nadie le gusta leer es un libro sobre leyes. Los libros sobre leyes son muy largos, muy aburridos y muy difíciles.
Es una de las razones por las que a muchos abogados ganan tanto dinero. El dinero es un incentivo –la palabra «incentivo» significa aquí «recompensa ofrecida para que hagas algo que no quieres hacer»- para leer libros largos, aburridos y difíciles. Los niños Baudelaire, claro, tenían un incentivo ligeramente distinto para leer esos libros. Su incentivo no era el dinero, sino evitar que el Conde Olaf les hiciese algo horrible para conseguir mucho dinero. Pero, a pesar de este incentivo, leer libros de leyes de Justicia Strauss fue una tarea muy, muy, muy difícil.
─Dios mío –dijo Justicia Strauss, al entrar en la biblioteca y ver lo que estaban leyendo. Les había abierto la puerta, pero se había ido a seguir trabajando en su jardín, dejando a los huérfanos Baudelaire solos en su magnífica biblioteca-. Creí que estabais interesados en la ingeniería mecánica, los animales de Norteamérica y los dientes. ¿Estáis seguros de querer leer esos larguísimos libros de leyes? Ni siquiera a mí me gusta leerlos, y eso que trabajo en leyes.
─Sí –mintió Violet-, me parecen muy interesantes, Justicia Strauss.
─Y a mí también –dijo Klaus-. Violet y yo estamos considerando estudiar la carrera de leyes y por eso nos fascinan esos libros.
─Bueno –dijo Justicia Strauss-. No es posible que Sunny esté interesada. Quizá le gustaría ayudarme en el jardín.
─¡Uipi! –gritó Sunny, lo que significaba: «Prefiero la jardinería que estar aquí sentada mirando cómo mis hermanos leen con dificultad libros de leyes».
─Asegúrese de que no come tierra –dijo Klaus, al entregarle Sunny a la juez.
─Claro –dijo Justicia Strauss-. No queremos que esté enferma para la gran actuación.
Violet y Klaus intercambiaron una mirada.
─¿Está ilusionada con la obra? –preguntó Violet, indecisa.
A Justicia Strauss se le iluminó la cara.
─Oh sí –dijo- Siempre he querido subirme a un escenario, desde que era niña. Y ahora el Conde Olaf me da la oportunidad de vivir mi sueño. ¡No os emociona formar parte de una representación?
─Supongo –dijo Violet.
─Claro que sí –dijo la juez Strauss, los ojos como estrellas y con Sunny en brazos.
Salió de la biblioteca, y Klaus y Violet se miraron y suspiraron.
─Es una apasionada del teatro –dijo Klaus-. No creerá que el Conde Olaf está tramando algo, pase lo que pase.
─De todas formas, no nos ayudaría –señaló Violet con tristeza-. Es juez y nos soltaría el discurso de in loco parentis, como el señor Poe.
─Por eso tenemos que encontrar una razón legal para detener la función –dijo Klaus con firmeza-. ¿Has encontrado algo en tu libro?
─Nada que nos sirva –dijo Violet, repasando un trozo de papel donde había estado tomando notas-. Hace cincuenta años hubo una mujer que dejó una enorme suma de dinero a su comadreja y nada a sus tres hijos. Los tres hijos intentaron demostrar que la mujer estaba loca, para conseguir el dinero.
─¿Qué ocurrió? –preguntó Klaus.
─Creo que la comadreja murió, pero no estoy segura. Tengo que buscar algunas palabras.
─De todas formas, no creo que nos sirva para nada.
─Quizá el Conde Olaf intente demostrar que nosotros estamos locos, para quedarse así con el dinero.
─Pero ¿por qué iba a demostrar que estábamos locos el hecho de actuar en La boda maravillosa? –preguntó Klaus.
─No lo sé –admitió Violet-. Estoy atascada. ¿Tú has encontrado algo?
─Más o menos en la misma época de tu mujer de la comadreja –dijo Klaus, hojeando el enorme libro que había estado leyendo-, un grupo de actores dio una representación del Macbeth de Shakespeare, y ninguno de ellos llevaba ropa.
Violet se sonrojó.
─¿Quieres decir que todos estaban desnudos en el escenario?
─Solo poco rato –dijo Klaus sonriendo-. Llegó la policía y dio por terminada la función. Tampoco creo que esto nos sea de mucha ayuda. Simplemente era interesante.
Violet suspiró.
─Quizá el Conde Olaf no está tramando nada –dijo-. A mí no me interesa actuar en su obra, pero quizá todos estemos inquietos por nada. Quizá el Conde Olaf solo esté intentando darnos la bienvenida a su familia.
─¿Cómo puedes decir eso? –gritó Klaus-. Me dio una bofetada.
─Pero no hay forma alguna de que se apropie de nuestra fortuna haciéndonos actuar en una obra. Tengo los ojos cansados de leer estos libros, Klaus, y no nos sirve de nada. Voy a ayudar a Justicia Strauss en el jardín. Klaus vio que su hermana salía de la biblioteca y le invadió una ola de desesperación. El día de la representación no estaba lejos, y él ni siquiera había averiguado lo que tramaba el Conde Olaf, y no digamos discurrir la forma de impedirlo. Klaus había creído toda su vida que, si leía los libros suficientes, podría resolver cualquier problema, pero ahora no estaba tan seguro.
─¡Oye tú! –Una voz procedente de la puerta apartó a Klaus de sus pensamientos-.
El Conde Olaf me envía a buscarte. Tienes que regresar a casa enseguida. Klaus dio media vuelta y vio a uno de los miembros del grupo de teatro, el que tenía garfios en lugar de manos, de pie en la entrada.
─Y además, ¿qué estás haciendo en esta vieja y húmeda habitación? –le preguntó gruñendo, acercándose a él y forzando mucho la vista para leer el título de uno de los libros-. ¿Leyes de herencia y sus implicaciones? –dijo bruscamente-. ¿Por qué estás leyendo eso?
─¿Por qué cree que lo estoy leyendo?
─Yo te diré lo que creo –El hombre puso uno de sus terribles garfios en el hombro de Klaus-. Creo que nunca más te deberían permitir entrar en esta biblioteca, o como mínimo no hasta el viernes. No queremos que un niño pequeño tenga grandes ideas. Bueno, ¿dónde está tu hermana y ese horrible bebé?
─En el jardín –dijo Klaus, quitándose el garfio del hombro-. ¿Por qué no sale a buscarlos?
El hombre se agachó hasta que su rostro estuvo a pocos centímetros del de Klaus, tan cerca que los rasgos se volvieron borrosos.
─Escúchame atentamente, chiquillo –dijo, llenando de vapor las gafas de Klaus con cada palabra-. La única razón por la que el Conde Olaf no os ha abierto en canal es que no ha conseguido apoderarse de vuestro dinero. Os permite vivir mientras ultima sus planes. Pero pregúntate lo siguiente, ratoncito de biblioteca: ¿por qué razón tendría que dejaros con vida una vez haya conseguido vuestro dinero? ¿Qué crees que os ocurrirá entonces? Klaus sintió que un escalofrío le recorría todo el cuerpo al oír hablar a aquel hombre horrible. Nunca en su vida había estado tan aterrorizado. De repente vio que sus brazos y sus piernas temblaban descontrolados, como si estuviese sufriendo una especie de ataque. Su garganta emitía extraños sonidos, como Sunny, mientras luchaba por encontrar algo que decir.
─Ah… -se oyó decir Klaus a sí mismo-. Ah…
─Cuando llegue el momento –dijo el hombre manos de garfio sin alterarse ni hacer caso de los ruidos que hacía Klaus-, creo que el Conde Olaf os dejará en mis manos. Así que, en tu lugar, yo empezaría a ser un pelín más amable.
El hombre se puso de pie y colocó sus dos garfios frente al rostro de Klaus, dejando que la luz de las lámparas de lectura se reflejase en aquellos aparatos de aspecto malévolo.
─Ahora, si me perdonas –dijo-, tengo que ir a por tus pobres hermanas huérfanas.
Klaus sintió que su cuerpo perdía la rigidez cuando el hombre manos de garfio salió de la habitación, y quiso permanecer allí sentado un momento y recuperar el aliento. Pero su mente no se lo permitió. Aquellos eran sus últimos instantes en la biblioteca y quizá su última oportunidad de frustrar el plan del Conde Olaf. Pero ¿qué hacer? Al oír a lo lejos al hombre manos de garfio hablando con Justicia Strauss en el jardín, Klaus miró frenéticamente por la biblioteca en busca de algo que pudiese serle de ayuda. Entonces, cuando oía ya los pasos del hombre dirigiéndose hacia donde él se encontraba, Klaus descubrió un libro y rápidamente se apoderó de él. Se saco la camisa por fuera de los pantalones, metió el libro dentro del pantalón y volvió a meterse la camisa, justo cuando el hombre manos de garfio volvía a entrar en la biblioteca, seguido por Violet y con Sunny en brazos, que estaba intentando, sin conseguirlo, morder los garfios del hombre.
─Estoy listo –dijo Klaus a toda prisa, y salió por la puerta antes de que el hombre pudiese mirarlo con calma.
Caminó rápidamente delante de sus hermanas, esperando que nadie se diese cuenta del bulto que hacía el libro debajo de su camisa. Quizá, solo quizá, el libro que Klaus estaba ocultando podía salvarles las vidas.

На свете есть множество книг самого разного типа, и это правильно, поскольку на свете есть множество людей разного типа и все хотят читать что-то на свой вкус. И скажем, люди, которые терпеть не могут истории про то, как с маленькими детьми приключаются всякие страшные вещи, должны немедленно отложить в сторону эту книгу. Но есть один тип книг, которые никто не любит читать, - это юридические книги. Эти книги отличаются тем, что они очень длинные, очень скучные и их очень трудно читать. В этом кроется одна из причин, по которой многие юристы зарабатывают кучу денег. Деньги тут являются стимулом, что в данном случае означает «денежное вознаграждение, призванное убедить вас делать то, чего делать не хочется», а именно читать длинные, скучные, трудные книги.
У бодлеровских детей стимул носил несколько иной характер: они хотели не заработать кучу денег, а помешать Графу Олафу сотворить с ними что-то ужасное для того, чтобы заграбастать кучу денег. Но даже и при таком стимуле просмотреть все юридические книги судьи Штраус оказалось делом весьма, весьма и весьма нелегким.
- Боже милостивый, - вырвалось у судьи Штраус, когда позже она вошла в библиотеку и увидела, что они читают. Ведь впустив их, она сразу же ушла на задний двор и занялась цветами, оставив детей одних в своей великолепной библиотеке. - А я-то думала, вас интересует машиностроение, животные Северной Америки и зубы. Вы уверены, что вам хочется читать эти толстые книги? Даже я не люблю их читать, а ведь я занимаюсь судебными делами.
- Да, - солгала Вайолет, - я нахожу их очень интересными.
- Я тоже, - поддержал ее Клаус. - Мы с Вайолет подумываем о юридической карьере, нам эти книги кажутся захватывающими.
- Ну хорошо, - сказала судья Штраус, - но Солнышку-то вряд ли они так интересны. Может, она не против помочь мне в саду.
- Уипи! - крикнула Солнышко, что означало «Да, я предпочитаю возиться в саду, а не сидеть и смотреть, как мои старшие маются над скучными книжками!»
- Хорошо, только, пожалуйста, последите, чтобы она не наелась земли. - Клаус передал Солнышко судье.
- Конечно послежу, - пообещала судья Штраус. - Совершенно ни к чему, чтобы она заболела перед спектаклем.
Вайолет с Клаусом переглянулись.
- Вас так волнует предстоящий спектакль? - робко спросила Вайолет.
Лицо судьи Штраус просияло.
- О да. Мне всегда хотелось играть на сцене, еще с той поры, как я была совсем девочкой. И вот сейчас, благодаря Графу Олафу, я получила возможность исполнить свою мечту. А вас разве не волнует, что вы станете частичкой театра?
- Да, наверное, - ответила Вайолет.
- Ну разумеется. - И судья Штраус с сияющими глазами и с Солнышком на руках покинула библиотеку, а Клаус и Вайолет со вздохом поглядели друг на друга.
- Она помешана на театре, - проговорил Клаус, - она ни за что не поверит, будто Граф Олаф замышляет что-то дурное.
- Она в любом случае нам не поможет, - мрачно заметила Вайолет. - Она ведь судья, начнет вроде мистера По твердить про родительское право.
- Значит, обязательно надо найти юридическую причину, чтобы представление не состоялось, - решительно заявил Клаус. - Нашла ты что-нибудь в своей книге?
- Ничего полезного. - Вайолет взглянула на клочок бумаги, на котором делала заметки. - Пятьдесят лет назад одна женщина оставила огромную сумму денег своей ручной кунице, а трем сыновьям - ничего. Сыновья, чтобы деньги достались им, пытались доказать, что мать была не в своем уме.
- И чем кончилось дело? - поинтересовался Клаус.
- Кажется, куница сдохла, но я не вполне уверена. Надо посмотреть в словаре значение некоторых слов.
- Вряд ли это имеет отношение к нам, - заметил Клаус.
- А может, Граф Олаф хочет доказать, что это мы не в своем уме, и таким образом получить деньги? - высказала предположение Вайолет.
- Но зачем для доказательства этого надо заставлять нас играть в «Удивительной свадьбе»?
- Не знаю, - призналась Вайолет. - Я зашла в тупик. А ты что нашел?
- Примерно во времена твоей женщины с куницей, - Клаус перелистывал толстенную книгу, - группа актеров играла в постановке шекспировского «Макбета», и все актеры были без костюмов.
Вайолет покраснела:
- Ты хочешь сказать - они были голые? На сцене?
- Совсем недолго. - Клаус улыбнулся. - Явилась полиция и прекратила представление. Но это тоже нам мало может помочь. Просто интересно почитать.
Вайолет вздохнула:
- А может, Граф Олаф ничего такого не замышляет? Играть в его пьесе мне неохота, но, возможно, мы с тобой зря волнуемся? А вдруг Граф Олаф в самом деле пытается приучить нас к дому?
- Как ты можешь так говорить? - возмутился Клаус. - Ведь он ударил меня по лицу!
- Но каким образом он захватит наше состояние, если просто возьмет нас играть в спектакле? - сказала Вайолет. - У меня глаза уже устали читать книги, все равно толку никакого. Я иду помогать судье Штраус в саду.
Клаус смотрел вслед сестре, и им овладевало чувство безнадежности. До спектакля остались считанные дни, а он до сих пор не разгадал замыслов Графа Олаф а и тем более не придумал, как ему помешать.
До сих пор Клаус был убежден, что если будешь читать много книг, то сумеешь разрешить любую проблему. Сейчас он не так был в этом уверен.
- Эй, вы! - раздался голос у двери и разом вывел Клауса из задумчивости. - Меня послал за вами Граф Олаф. Вы должны немедленно вернуться домой.
Клаус повернул голову и увидел в дверях одного из членов олафовской труппы - того, что с крюками.
- Что ты тут в этой затхлой конуре делаешь? - произнес он скрипучим голосом и подошел к сидевшему на стуле Клаусу. Прищурив свои маленькие глазки, он прочел заглавие одной из книг: «Закон наследования и его истолкование». - Зачем ты ее читаешь? - спросил он резко.
- А вы как думаете - зачем? - огрызнулся Клаус.
- Сейчас я тебе скажу, что думаю. - Крюкастый положил один из крюков Клаусу на плечо. - Я думаю, тебя больше нельзя пускать сюда в библиотеку, во всяком случае до пятницы. Нам ни к чему, чтоб такой малявка, как ты, набрался ненужных идей. Говори, где твоя сестра и эта маленькая паршивка?
- В саду. - Клаус стряхнул с плеча крюк. - Идите за ними сами.
Актер нагнулся так близко, что черты его лица расплылись у Клауса перед глазами.
- Слушай меня внимательно, малявка. - Каждое слово вырывалось у него вместе с вонючим дыханием. - Единственно, почему Граф Олаф не разорвал вас на куски, так это потому, что еще не заполучил ваши денежки. Он оставляет вас в живых, пока не приведет в исполнение свой план. Но задай себе вопрос, книжный червяк: какой ему смысл сохранять вам жизнь после того, как он отберет у вас деньги? Что произойдет с вами тогда, как ты думаешь?
Ледяные мурашки побежали у Клауса по всему телу. Никогда в жизни он еще не испытывал такого страха. Руки и ноги у него затряслись, как в припадке. Губы не повиновались, и он издавал какие-то непонятные звуки вроде тех, что издавала Солнышко.
- А-а-а, - выдавил он из себя, - а-а-а...
- Когда наступит час, - произнес крюкастый ровным голосом, не обращая внимания на попытки Клауса, - Граф Олаф скорее всего отдаст тебя мне. Так что на твоем месте я бы вел себя повежливее. - Он распрямился и поднес свои крюки к самому лицу Клауса, свет от лампы падал теперь прямо на зловещие приспособления. - А сейчас, извини, я пошел за двумя другими сиротками.
Он вышел, и Клаус почувствовал, как обмякло все его тело. Ему захотелось посидеть и отдышаться. Но разум не позволил ему медлить. Оставались последние минуты, чтобы побыть в библиотеке, и, возможно, последний шанс, чтобы сорвать планы Графа Олафа. Но что делать? Прислушиваясь к тихим звукам разговора крюкастого с судьей Штраус, доносившимся из сада, Клаус отчаянно шарил взглядом по полкам, ища что-нибудь полезное. Наконец, когда к двери уже приближались шаги, Клаус высмотрел одну книгу и быстро схватил ее. Едва он успел сунуть ее себе за пазуху и заправить спереди рубашку, как крюкастый вошел в библиотеку, конвоируя Вайолет и неся Солнышко, которая безуспешно пыталась кусать его крюки.
- Иду, иду, - торопливо сказал Клаус и поскорее вышел из дома, чтобы актер не успел разглядеть его как следует. Он быстро пошел впереди, надеясь, что никто не заметит у него спереди бугра под рубашкой. А вдруг книга, которую он несет тайком, спасет им жизнь?