Aquí estoy otra vez. Soy Manolito, el mismo de un libro que se llama Manolito Gafotas. Hay tíos que se
piensan que saben todo sobre mi vida por haber leído ese libro. Hay tíos en el Planeta Tierra que se creen
muy listos. Dice mi abuelo Nicolás que con mi vida se podrían rellenar enciclopedias; y no lo dice porque
sea mi abuelo, lo dice porque es cierto. En los ocho años que llevo viviendo en la bola del mundo (del
mundo mundial) me han pasado tantas cosas que no me daría tiempo a contarlas en los próximos 92 años; y
digo 92 porque a mí, si pudiera elegir, me gustaría morirme a los cien años; es que morirse antes no merece
la pena. Es lo que yo le digo a mi abuelo.
—Morirse a los ochenta y siete no mola, abuelo; te mueres a los cien años y quedas como un rey, con dos
ceros como catedrales.
Yo no puedo entender a esas personas tan importantes que se ponen a escribir sus memorias cuando son
viejos y sólo les sale un libro de 357 páginas. Te digo una cosa: yo tengo sólo ocho años y a mí, ahí, en 357
páginas, mi vida no me cabe. Así que tendré que escribir libros y libros y libros para que te vayas enterando
de la verdad de mi vida: Manolito se compra un chándal, El Imbécil tiene nombre, Los chistes de Manolito,
Manolito en Nueva York. Bueno, este último es de ciencia ficción, porque yo en Nueva York no voy a estar
nunca; es una tradición que hay en mi familia, la de no ir nunca a Nueva York; es casi tan antigua como la
de comer doce uvas en Noche Vieja o bailar la conga en las fiestas de Carabanchel. Hasta donde yo puedo
saber de mis antepasados ninguno fue a Nueva York, y no creo que yo vaya a ser el primero, porque en mis
ocho años de vida en este Planeta no he sido el primero en nada; pregúntaselo a mi sita Asunción, que me
definió al acabar el curso como «el clásico niño del montón». Pero no quiero adelantarte el final del libro, no
voy a ser como el Orejones, que se va tres días antes que tú a ver una película para contarte el final y
reventártela. Es una gracia típica de mi gran amigo (aunque sea un cerdo traidor).
En este libro vienen algunas de las aventuras que me pasaron en los últimos meses, y son tantas, tantas, las
cosas que me ocurren todos los días que me costó mucho decidirme por cuáles contarte. Y lo malo es que
todo el mundo tenía que meter baza:
Yihad me dijo que si no sacaba la aventura del silbato nos veríamos las caras un atardecer en el parque del
Ahorcado.
La Susana Bragas-sucias me pedía todos los días un capítulo para ella sola:
—... y no como en el otro libro, que sólo contaste lo de las bragas, gracioso —me dijo.
La Luisa no quería que apareciera la historia de Los cochinitos, pero, como en el fondo, le hacía mucha
gracia, me propuso que a ella y a Bernabé les sacara con seudónimo. Al final, se me olvidó y están con sus
verdaderos nombres. Mi madre ha dicho:
—Ya veremos las repercusiones del librito en el barrio.
El Imbécil, como de momento es analfabeto, tiene una única obsesión: que le saquen continuamente en los
dibujos. Así, cogerá el libro, señalará sus retratos con el chupete (llenando las hojas de babas) y dirá:
—Yo.
Y pasará las hojas hasta que vuelva a encontrarse. Cuando sepa leer exigirá ser el protagonista. Fijo.
La madre de Arturo Román llamó a mi madre para decirle:—Con lo amigo que es mi Arturo de Manolito y la vez anterior el pobre sólo decía una fr—Con lo amigo que es mi Arturo de Manolito y la vez anterior el pobre sólo decía una frase.
El Orejones me confesó el otro día que después de mucho pensar ha llegado a la conclusión de que las partes
que más molan son las que sale él.
—Te lo digo con el corazón —me dijo llevándose la mano al lado derecho (su fuerte no es la anatomía
humana).
El dueño del Tropezón me pidió que no sacara que el año pasado intoxicó a medio Carabanchel Alto con
una ensaladilla rusa que estaba caducada; así que ese capítulo lo guardaré para hacerle chantaje de vez en
cuando.
Los únicos que no han protestado ni han pedido nada han sido mi padre (aunque sé que está muy contento
porque en este libro aparece cantidad) y mi abuelo, que, viendo que entre unos y otros no me dejaban en paz,
me dijo:
—Tú a tu bola, Manolito; si quieren salir en un libro que se lo escriban ellos.
Así que eso he hecho, he ido a mi bola, que para eso soy el que cuenta estas espeluznantes historias.
Antes de que se me olvide: quiero darle las gracias a Paquito Medina, que me corrigió las faltas de
ortografía. Se había ofrecido a corregírmelas la sita Asunción, pero yo no tenía ganas de que luego me
pasara por el morro lo pedazo de bestia que soy; además, si le dejo el libro a la sita seguro que me lo cambia
de tal manera que me lo convierte en La sirenita. Estoy seguro de que Paquito Medina nunca le dirá a nadie
que me tuvo que corregir 325 faltas.
Aquí tienes el segundo tomo de la gran enciclopedia de mi vida. Prepara sitio en la estantería porque esto es
sólo el principio.

И вот я снова здесь. Я – Манолито, тот самый, из книги с названием “Манолито-очкарик”. Есть

ребята, которые думают, что, прочитав ту книжку, знают все о моей жизни. На планете Земля есть ребята, считающие себя суперумнягами. Мой дедуля Николас говорит, что моей жизнью можно было бы заполнить целые энциклопедии. И между прочим, он говорит это не потому, что он мой дед, а потому что это в точности так и есть. За восемь лет, что я прожил на мировом шарике (в смысле всемирном) со мной произошло столько вещей, что мне не хватило бы следующих девяноста двух лет, чтобы рассказать о случившемся. Я говорю о девяноста двух годах потому, что мне, если бы я мог выбирать, хотелось бы умереть в сто лет, а раньше умирать не стоит. Так я говорю дедуле:

- Дедуля, умереть в восемьдесят семь – отстой; ты умрешь в сто лет и станешь прям как король,

прикинь, с двумя нулями – круто!

Я не могу понять всяких там важных людей, которые принимаются писать мемуары, когда они

уже старики, и у них выходит книжка всего-то в 357 страниц. Скажу тебе одну вещь: мне только восемь, а моя жизнь не поместится в 357 страницах. Так что мне придется писать и писать книгу за книгой, чтобы ты узнал правду о моей жизни: “Манолито покупает себе спортивный костюм”, “ По прозвищу Дуралей”, “Приколы Манолито”, “Манолито в Нью-Йорке”. Ладно, последняя книга из области научной фантастики, потому что я никогда не побываю в Нью-Йорке. Наша семейная традиция – никогда не ездить в Нью-Йорк. Эта традиция почти такая же древняя, как съесть двенадцать виноградин в новогоднюю ночь или сплясать конгу на карабанчельских праздниках. Насколько мне известно, ни один из моих предков не был в Нью-Йорке, и не думаю, чтобы я был первым, потому что за восемь лет моей жизни на этой планете я ни в чем не был первым. Спросите об этом мою училку, ситу Асуньсьон, которая по окончании учебного года охарактеризовала меня как “типичного мальчишку из многих”. Но я не хочу забегать вперед, в самый конец книги. Я не буду как Ушастик, который, идет смотреть фильм на три дня раньше тебя, чтобы подложить свинью, рассказав чем кончится фильм. Это – типичный прикол моего закадычного дружка (хоть он и был предательской свиньей).

Из этой книжки вы узнаете о некоторых моих приключениях, которые случились за последние

месяцы. Со мной каждый день происходит столько всяческих вещей, что мне трудно решить, о каких из них тебе рассказать. А самое худшее – что всем нужно было в это влезть.

Джихад прямо пригрозил, что если я не упомяну о приключениях свистка, то вечером он еще встретится со мной в парке Висельника.

Сусана-Грязные Трусы просила у меня каждый день по главе лично для нее одной:

- … и не как в той книге, когда ты рассказывал только о трусах, остряк-самоучка, – сказала она.

Луиса не хотела, чтобы всплывала история о поросятах, но поскольку, в глубине души, это было

ей приятно, она предложила мне дать им с Бернабе вымышленные имена. В итоге я забыл об этом предложении, и они появляются в книге под своими настоящими именами.

- Посмотрим, какие будут отзывы о книжке в квартале, – задумчиво заметила мама.

Дуралей у нас пока неуч безграмотный, и потому у него единственная навязчивая идея – чтобы в книжке он появлялся только в виде рисунков. Так он возьмет книжку, покажет свои портреты с соской, обслюнявит все листы и гордо пролепечет:

- Я.

Он будет пролистывать страницы, пока снова не наткнется на рисунок. Когда Дуралей научится читать, он, как пить дать, начнет требовать себе главную роль. Стопудовый верняк!

Моей маме позвонила мама Артуро Романа, чтобы пожаловаться:

- Мой Артуро так дружит с Манолито, но в прошлый раз он, бедняжка, сказал всего одну фразу.

На следующий день Ушастик признался мне, что он много думал и пришел к выводу, что всем больше всего нравятся главы, в которых участвует он.

- Я говорю тебе это от чистого сердца, – торжественно произнес он, прижимая руку к правому боку (анатомия человека не была сильной стороной Ушастика).

Владелец “Тропезона” попросил меня, чтобы я не рассказывал, что в прошлом году половина Верхнего Карабанчеля отравилась салатом “оливье”, потому что он был просроченным. Ха-ха, эту главу я сохраню, чтобы иногда шантажировать его ею.

Единственными, кто не спорил и не просил ни о чем, были мой отец (хотя я знаю, что он очень рад тому, что часто появляется на страницах этой книги) и дедуля, который, увидев, что ни спорщики, ни просители не дают мне покоя, изрек:

- Делай по-своему, Манолито. Если они хотят появляться в книге, то пусть сами пишут о себе.

Так я и поступил, сделал все по-своему, потому что именно я рассказываю эти жуткие истории.

Да, пока не забыл, хочу поблагодарить Пакито Медина, который исправил мои орфографические ошибки. Сита Асунсьон предлагала мне исправить их, но я не хотел, чтобы потом она с издевкой тыкала мне в лицо, что я болван и неуч. К тому же, если я оставлю книгу сите, она стопудово так все в ней изменит, что моя книжка превратится в “Русалочку”. Вдобавок я уверен, что Пакито Медина никому не скажет, что ему пришлось исправить 325 ошибок.

Короче, перед тобой второй том большой энциклопедии моей жизни. Готовь место на книжной полке, потому что это только начало.