La sita dijo un día que somos unos niños que pasamos la tarde sin pensar en nada más que en lo que tenemos
delante de las nances, que es la televisión.
—Eso no es verdad, sita —dijo Arturo Román, que si no opina revienta—, yo no sólo pienso en la tele que
tengo delante de las narices, también pienso en la tele que tienen mis compañeros delante de las suyas, en
que a lo mejor están viendo otros programas y sufro por no tener cinco televisores y cinco pares de ojos.
Por una vez Arturo Román había dado en el clavo. Hay tardes en que me llama el Orejones por teléfono y
me dice:
—¿Has visto El coche fantástico en la 3?
Y le contesto:
—No, he visto McGyver en la 5.
—Mola diez veces más El coche fantástico. McGyver es un empollón con un corte de pelo de macarra.
—Más macarra es el gorila ese del coche fantástico. El coche fantástico y su musiquita: Titirirí, titirirí.
Vomito.
Colgamos el teléfono sin despedirnos. Pasamos un rato, cada uno en la soledad de su hogar, dándole vueltas
a la cabeza. Uno de los dos da el brazo a torcer y llama al otro. No lo hacemos por amistad, ya nos gustaría.
Lo hacemos para contarnos el uno al otro el programa que no hemos visto.
Debo reconocerlo: hay ocasiones en la vida en que nuestro cerebro no da más de sí.
La sita decidió tomar cartas en el asunto para evitar lo que ella llama «el embrutecimiento de nuestras
mentes». Nos dijo que a partir de ahora los niños de Carabanchel Alto íbamos a tener unas actividades
extraescolares que nos harían olvidar la televisión y nos convertirían en unos niños creativos, en unos niños
de película.
Y aquí es donde empieza esta historia que acaba regular, aviso. La contaré desde el principio de los tiempos:
A nuestro colegio llegaron una chica y un chico y pegaron un cartel que decía:
¡PARTICIPA EN EL TALLER DE CREATIVIDAD CON TUS AMIGOS FAMA Y CRONOPIO! EL
DOMINGO PRIMER CONCURSO DE ARTE RECICLADO EN EL PARQUE PEDRO SALINAS. ¡EH,
CHAVAL, NO TE LO PIERDAS!
El Orejones le preguntó a la chica:
—¿Y ese parque dónde está?
La sita nos dijo que era lo que nosotros llamamos parque del Árbol del Ahorcado, y que a ver si

empezábamos a acostumbrarnos a llamar a las cosas por su nombre.
Todos mirábamos cómo Fama (la chica) y Cronopio (el chico) pegaban los carteles. No eran hermanos, pero
iban vestidos iguales, con dos monos vaqueros muy anchos, y los dos llevaban pelos en las axilas (los
sobacos, para que me entiendas). Eso nos llamó mucho la atención, lo de los pelos de la chica. Mi madre no
se deja ni uno. La Luisa sube con la Depilady todos los meses y ¡zas! ¡zas!: ¡fuera pelos! Todas las madres
de todos los niños de mi clase hacen lo mismo. Será una costumbre propia de Carabanchel (Alto).
Llegó el día del concurso de «Arte reciclado». El lema era: «Haz de la basura un arte». Los monitores nos
daban media hora para que fuéramos por los cubos de la basura recogiendo cosas que nos sirviesen para
hacer una obra artística inolvidable. Mi madre se fue a la farmacia y nos compró al Imbécil y a mí unas
mascarillas y unos guantes de intervenir quirúrgicamente. Era nuestro uniforme de Manipuladores de
Basuras. El Imbécil intervenía en la categoría de Analfabetos (esto es una broma, joé, que todo hay que
explicarlo). En esa categoría estaba incluido Yihad (no fue así, pero debería haberlo sido).
Los monitores Fama y Cronopio dijeron: «Ya», y todos salimos corriendo y empujándonos, como es nuestro
estilo. Los padres se quedaron en el parque y mientras nosotros hurgábamos en la basura, Fama y Cronopio
organizaron unos juegos para que se entretuvieran.
Cuando llegamos estaban con ese de las sillas, que suena una música y tienes que ir dando vueltas a las sillas
y se para la música y te sientas en la primera que pillas y el que se queda de pie es eliminado y se mosquea
cantidad. Bueno, pues la Luisa y mi madre estaban a punto de llegar a las manos por una silla. Mi padre y
Bernabé las tuvieron que separar: la cosa se estaba poniendo muy fea, no exagero.
El Imbécil y yo veníamos cargados con nuestras basuras: unas cuantas cáscaras de huevo (en una se había
ahogado una mosca golosa), huesos de pollo, cartones de rollos de papel del water y otros de tetrabrick de
vino que nos dio el dueño del Tropezón. La bolsa de basura estaba hasta los topes. En nuestro pupitre el
Imbécil y yo construimos un barco espacial y le pusimos un título muy poético: Con diez cartones por barba.
Tuve que quitarle al Imbécil el chupete porque ya estaba a punto de mojarlo en un papel de bolli-cao que
utilizamos para las velas. Es un niño sin escrúpulos, te lo juro.
Estábamos seguros de que íbamos a ganar. Lo teníamos clarísimo porque Yihad, que estaba con el chulito
subido, había cogido el cubo de basura de su madre y lo había titulado: El típico cubo de basura. Qué
morrazo tienen algunas personas.
El del Orejones era asqueroso; se había traído unos garbanzos con moho que había en el portal de la Susana
y le había puesto: Cocidito madrileño.
La Susana Bragas-sucias había pedido patas de pollo y de gallina en la pollería y las metió en un tarro de
plástico, como si fueran flores. Su trabajo se llamaba: Descanse en paz. El público hizo gestos de vomitar
con la boca.
Cronopio y Fama se iban pasando por todas nuestras obras. Al Imbécil y a mí nos dijeron que habíamos
hecho un trabajo muy interesante y un gran esfuerzo creativo y mi madre gritó desde su asiento:
—Como que son unos niños que tienen una imaginación sin límites.
El triunfo era nuestro. Sólo nuestro. Por eso cuando Cronopio y Fama, después de hablar entre ellos, dijeron
públicamente y con una sonrisita que habían decidido que no hubiera vencedores ni vencidos y que «todos
habíamos ejercitado al máximo la máquina de nuestro talento» y que todos nos merecíamos el soñado
diploma, el Imbécil y yo, acompañados de la Luisa, nos acercamos a los monitores para protestar. Eso de
que todos ganen, en Carabanchel Alto, no lo entendemos.

Yihad también quería que se supiera quién era el ganador. Todos exigíamos que hubiera un primer puesto, y
un segundo, y un tercero. Con su medalla y su pódium y su himno nacional. Como en las Olimpíadas
mundiales. El que quiera premios de consolación que se vaya a Carabanchel Bajo. Ese tipo de premios no
van con nuestro estilo, amiguito.
El chulito de Yihad, más chulito que nunca, montó en cólera y tiró nuestra vela de bollicao. Aunque no lo
creas, yo también tengo mi límite, así que le pegué una patada a su cubo. El cubo tiró por la tierra el cocidito
verde del Orejones. Empezamos a arrojarnos nuestras obras de arte a la cara. El Imbécil se armó con una
sartén que había traído Arturo Román para su trabajo: Cuando seas padre comerás huevos. El Imbécil daba
sartenazos al aire. Menos el que fue a parar a mi frente. Por suerte, la sartén pasó a un centímetro de mis
gafas. Como verás, soy el primero en buscarle un lado positivo a la vida.
Fama y Cronopio también se animaron, perdieron la sonrisa y le pidieron a la sita a gritos que pusiera orden.
—¿Yo? —dijo la sita, sin moverse de su sitio—. Los sábados no trabajo, cierro la comisaría y me dejo la
porra y el pito en casa.
—¡Jamás volveremos a este parque de delincuentes comunes! —dijo Fama, quitándose una pata de pollo
que había salido volando de la pelea y se había depositado en su pelo.
Se montaron en su camioneta: «Fama y Cronopio: taller de creatividad» y salieron pitando, haciendo con las
ruedas el mismo ruido que los coches de las películas.
Poco a poco los padres consiguieron separarnos de nuestros rivales, antes de que el Orejones, muerto de risa
por su gran idea, rellenara las patas de la Susana (me refiero a las de pollo) con sus garbanzos y utilizara
éstas como catapulta. Ningún padre entendió por qué Fama y Cronopio se habían enfadado tanto. Están
acostumbrados a que todos nuestros actos culturales fallen por el lado de la organización.
Aquella tarde mi madre nos puso por decimoquinta vez el vídeo de E. T. mientras ellos se echaban la siesta.
El Imbécil y yo lloramos porque ese marciano nos recuerda a nuestro abuelo cuando se quita la dentadura y
se ha bebido tres tintos de verano y señala a nuestro bloque y dice: «Mi casa», pensando que nunca será
capaz de llegar hasta el sofá-cama.
Abajo, en la calle, en el parque del Árbol del Ahorcado, mi abuelo tomaba el sol rodeado de basura o de
miles de obras de arte. Dijo mi padrino, Bernabé, que aquello se había quedado como el Vertedero
Municipal o como el Museo de Arte Reina Sofía, según el color del cristal con que uno lo mire.

Как-то училка сказала нам, что мы единственные дети, кто проводит вечера, думая только о том, что у нас под носами, в смысле, о телеке, и ни о чем другом.

- А вот и неправда, сита, – возразил Артуро Ромáн, который, даже если не считает так, будет спорить. – Я думаю не только о телеке, что у меня под носом, но и о телеках, что под носами моих друзей. Они, скорее всего, смотрят другие программы, и я переживаю, что у меня нет пяти телеков и пяти пар глаз.

В кои-то веки Артуро Роман попал в самую точку. Иногда по вечерам мне по телефону звонит Ушастик и спрашивает:

- Смотрел “Рыцарь дорог” по третьему каналу?

- Нет, я смотрел “Макгайвера” по пятому. [прим: “Рыцарь дорог”, “Секретный агент Макгайвер” – американские телесериалы]

- А мне нравится рыцарь, он в десять раз лучше. Макгайвер – это ботан со стрижкой драчуна.

- Драчун – это твоя горилла-рыцарь. Тоже мне “Рыцарь дорог”, да еще эта музычка: тра-ля-ля, тра-ля-ля. Аж тошнит.

Не попрощавшись, мы вешаем трубки. Какое-то время мы проводим в раздумьях, каждый в своем семейном одиночестве, а потом кто-нибудь из нас сдается и звонит другому. Мы звоним не из-за того, что дружим, как нам хотелось бы, а чтобы рассказать друг другу о программе, которую второй из нас не видел.

Надо признаться, что в жизни бывают случаи, когда наш мозг за себя не отвечает.

Сита решила вмешаться в это дело, чтобы мы “не растеряли ум”, как она это называет, а проще говоря, не отупели. Она заявила, что с этого момента у детей Верхнего Карабанчеля будут внешкольные дела, которые заставят нас забыть о телеке, и сделают из нас творческих детей, и о нас снимут фильм.

С этого и начинается история, которая, скажу я вам, закончилась так себе. Начну-ка, пожалуй, с самого начала.

В нашу школу пришли девчонка с парнем и приклеили объявление, в котором говорилось:

УЧАСТВУЙ ВМЕСТЕ С ДРУЗЬЯМИ В ТВОРЧЕСКОМ КОНКУРСЕ “ХРОНОПЫ И ФАМЫ”. В ВОСКРЕСЕНЬЕ, В ПАРКЕ ПЕДРО САЛИНАСА СОСТОИТСЯ ПЕРВЫЙ ТУР В СТИЛЕ ТРЕШ-АРТ. ЭЙ, РЕБЯТА, НЕ ПРОПУСТИТЕ! [прим: хронопы и фамы – персонажи цикла фантастических миниатюр Хулио Кортасара “Истории о хронопах и фамах” (1962г); треш-арт – искусство, где задействован старый хлам, испорченные вещи ит.п.]

- А где находится этот парк? – спросил девчонку Ушастик.

Училка растолковала, что это был тот самый парк, что мы называем между собой Парком Висельника, и сказала, чтобы мы привыкали называть вещи своими именами.

Мы во все глаза смотрели, как Фама (девчонка) и Хронопио (пацан) расклеивали объявления. Они не были братом и сестрой, но одеты были одинаково – в широченные классные джинсовые комбинезоны, и у обоих были волосы под мышками, именно под мышками, ты правильно понял. Особенно привлекли наше внимание волосы у девчонки. У моей мамы нет под мышками ни единого волоска. Каждый месяц к нам поднимается Луиза с эпилятором, и бац! Бац! Были волосы – и нету! И все матери моих одноклассников делают то же самое. Вероятно, это исключительно верхнекарабанчельский обычай.

И вот наступил день треш-артовского конкурса. У конкурса был девиз: “Создай из мусора шедевр”. Организаторы дали нам полчаса, чтобы мы походили с мусорными ведрами, подбирая вещи, которые послужат нам для создания незабываемого шедевра. Мама зашла в аптеку и купила нам с Дуралеем маски и хирургические перчатки. Это была наша униформа Мусорщиков. Дуралей принимал участие в категории неучей (да ладно тебе, я пошутил, все-то тебе нужно объяснять). В эту категорию вошел Джихад (так должно было быть, но не было).

Организаторы, Фама и Хронопио крикнули: “Начали!”, и мы побежали в разные стороны, как у нас принято, толкая и отпихивая друг друга. Родители оставались в парке, и, пока мы рылись в мусоре, Фама и Хронопио организовали несколько игр, чтобы развлечь их.

Когда мы пришли, там уже стояли стулья, и звучала музыка. Нужно было ходить вокруг стульев под музыку, а когда музыка переставала играть, нужно было плюхнуться на первый подвернувшийся стул, а тот, кто не успел сесть, выбывал из игры. Мама и Луиза уже вырывали друг у друга из рук последний стул, и моему отцу и Бернабе пришлось растаскивать их, а это, скажу вам без преувеличения, ужасное дело.

Мы с Дуралеем пришли по уши нагруженные мусором: яичной скорлупой (в одной из них утонула прожорливая мошка), куриными косточками, картонными валиками из-под туалетной бумаги и картонными пакетами из-под вина, которые дал нам владелец “Тропезона”. Короче, мусорный пакет был набит до краев. На месте, отведенном нам, мы с Дуралеем сооружали космический корабль, которому дали очень поэтичное название: “С десятью картонками на душу”. [прим: имеется в виду перефразированная строчка из стихотворения “Пиратская песня” Хосе де Эспронседа – “с десятью пушками на одну команду…”]

Мне пришлось отобрать у Дуралея соску, потому что он уже готов был макнуть ее в обертку от “болли-као”, которую мы использовали для парусов. Вот клянусь, что у этого ребенка нет ни капли брезгливости. [прим: “болли-као” – бисквитный рулетик с жидкой начинкой]

Мы были уверены в том, что победим. Это было ясно, потому что Джихад, наглец и задавака, взял у матери мусорное ведро и назвал свое творение: “типичное мусорное ведро”. Ну и голова у некоторых.

Шедевр Ушастика был вообще омерзительным. Он приволок из подъезда Сусаны заплесневелый нут и назвал его “мадридское косидо”. [прим: косидо – традиционное испанское блюдо из нута с мясом и овощами]

Сусана-грязные трусы выпросила в магазине цыплячьи и куриные лапки поставила их в пластиковую банку, будто это были цветы. Она назвала свою работу: “Мир праху твоему”. Люди подносили пальцы ко рту, делая вид, что их тошнит.

Хронопио и Фама прошли и посмотрели на все наши труды. Они сказали нам с Дуралеем, что у нас очень интересная и творческая работа, и что мы очень постарались, а наша мама закричала со своего места:

- Вот какие у меня дети! У них безграничная фантазия!

Это был наш с Дуралеем триумф. Наш, и только наш! Однако Хронопио и Фама, посовещавшись между собой, принародно с улыбочкой объявили, что не будет ни победителей, ни побежденных. Дескать, они решили, что “все выложились по максимуму и продемонстрировали свой талант”, и что все мы заслужили диплом фантазера. Тут уж мы с Дуралеем не выдержали, и вместе с Луисой подошли к организаторам, чтобы выразить свой протест. Нам, в Верхнем Карабанчеле, не понять, как это так – побеждают все.

Джихад тоже хотел знать, кто победитель. Да и вообще, все мы потребовали, чтобы было первое, второе и третье место. Чтобы был пьедестал, медали и национальный гимн, как на Всемирных Олимпийских играх. Тот, кого устраивают утешительные призы, пусть катится в Нижний Карабанчель, у нас, дружок, такие номера не прокатят.

Джихад рассвирипел, как никогда, и бросил на землю наш оберточный парус. Может, ты так и не считаешь, но у меня тоже есть свой предел, так что я пнул ногой ведро Джихада. Ведро свалилось на территорию Ушастика с его зеленым варевом. Мы начали швырять друг другу в лицо наши творения искусства. Вооружившись сковородой, которую притащил Артуро Роман для своей работы под названием: “Не лезь поперед батьки”, Дуралей размахивал ей во все стороны. Хорошо еще, что он остановил ее перед моим лицом, и она просвистела в сантиметре от очков. Как видишь, я первый, кто находит во всем позитив.

Фама и Хронопио растеряли свои улыбочки, собрались с духом и, перекрикивая шум, попросили училку навести порядок.

- Кто? Я? – спросила сита, не двигаясь с места. – По субботам я не работаю, закрываю свой комиссариат и дома ем пончики и попиваю пито. [прим: пито – освежающий напиток из ячменя и специй]

- Мы больше никогда не придем в этот парк типичных преступников! – сказала Фама, вытаскивая цыплячью ножку, во время драки залетевшую к ней волосы и застрявшую там.

Они сели в свой фургончик с надписью: “Фама и Хронопио: студия творчества” и газанули так, что колеса просвистели по асфальту, ну прям, как в фильмах.

Кое-как родителям удалось оттащить нас от наших соперников до того, как Ушастик, умирая от смеха от своей идеи, принялся начинять сусанины куриные ножки (я больше люблю цыплячьи) своим нутом и использовать их как катапульты. Никто из родителей не понял, почему Фама и Хронопио так рассердились. Они-то уже привыкли, что все наши культурные мероприятия срываются по вине организаторов.

В тот вечер мама в пятнадцатый раз включила нам кассету с “Инопланетянином”, пока они отдыхали.

Мы с Дуралеем ревели, потому что марсианин напоминает нам дедулю, когда он, сняв свои вставные зубы и выпив три бокала “тинто де верана”, указывает на наш квартал и говорит: “Мой дом”, думая, что никогда не доползет до диван-кровати. [прим: “тинто де верана” – коктейль на основе вина с содовой]

А внизу, на улице, в Парке Висельника, дедуля загорал на солнце в окружении мусора или целой тысячи шедевров. Мой крестный, Бернабе, сказал, что теперь наш парк стал муниципальной свалкой или же Центром искусств королевы Софии, судя по тому, в каком цвете на это посмотреть.

con diez cartones por barba – имеется в виду обыгрыш перефразированной первой строчки из стихотворения Canción del pirata Хосе де Эспронседа – Con diez cañones por banda