Бедняга Манолито. Глава 14. Ватага Чумазых Ног
| La tarde de aquel sábado histórico nos comimos seis bolsas de patatas, dos de panchitos, dos de cortezas, seis de fritos. Todo eso lo regamos con unas coca-colas de la cosecha del 95 y nos vimos una película de unos niños de esos que viven al lado de un acantilado, que forman una pandilla que investiga casos criminales y que tienen una contraseña y un cobertizo y un perro al que sólo le falta hablar. Estábamos en casa del Orejones, de izquierda a derecha tirados en el sofá: Arturo Román, yo, el Orejones y Paquito Medina, y en los dos sillones, Yihad y el Imbécil. Yihad hacía chistes sobre esos niños y todos nos reíamos de sus contraseñas y de sus citas secretas. Estábamos en plena risa, tirándonos unos encima de otros en el sofá por lo mucho que nos gustaba burlarnos de la pandillita, cuando dijo Yihad: —Nosotros no vamos a ser menos: tenemos que buscar un buen nombre para nuestra panda. A los cinco minutos estábamos todos sentados buscando nombres, contraseñas y lugares secretos de reunión. Te preguntarás qué hacíamos imitando a esos de los que nos burlábamos tanto. Es una buena pregunta y sólo tiene una respuesta: no somos niños de fiar. Nunca deposites tu confianza en nosotros. Lo que estuvo claro desde la constitución de nuestra banda es que el jefe indiscutible sería Yihad, cosa que ya sabíamos desde el principio de los tiempos, con banda o sin ella. Luego tuvimos que buscarle un nombre, y no es por tirarme el folio, pero fue a mí a quien se le ocurrió: —Ahora que la sita Asunción nos hace lavarnos a tope todos los días para no morir asfixiada, podíamos llamarnos la banda de los Pies Sucios y hacer honor a nuestro nombre —diciendo esto me sentía completamente salvaje, yeah. —Serás tú el que puedas, porque a mí desde que la sita dijo que olíamos putrefactamente mi madre no me deja salir si no me he lavado con estropajo todas las partes de mi cuerpo —dijo el Orejones. —Ni a mí —dijo Paquito Medina. La cruda realidad nos había chafado mi gran idea. —Entonces nos llamaremos Pies Limpios —se le ocurrió al Orejones. Le miramos de arriba abajo. ¡Pies Limpios! Una banda decente jamás se llamaría Pies Limpios. La desolación inundó el salón del Orejones. —Bueno, qué pasa, actuaremos sólo los fines de semana, cuando podemos ser los auténticos Pies Sucios —esto lo dijo Yihad quitándose los calcetines y pisando el suelo. Aquel fue el principio de los Pies Sucios, aquella mítica banda de Carabanchel Alto que actuaba solamente sábados y domingos, que tenía como meta en la vida luchar contra el mal, que no tenía un perro cinematográfico, pero se conformó con la Boni, la perra de la Luisa (a la que había que llevar en brazos porque no era exactamente una perra de acción), y que no tenía un cobertizo pero que fijó el lugar de reunión en el Árbol del Ahorcado. Los Pies Sucios debían salir por pies de casa antes de que una madre les rompiera el hechizo de su poder con agua y jabón. Los Pies Sucios se descalzaban en la calle y pisaban el suelo sin piedad hasta conseguir unos pies terriblemente negros. Los Pies Sucios tuvieron un tesorero, que se llamaba Manolito Gafotas. A este tipo le nombraron tesorero porque era un tipo de fiar y porque tenía un cerdo-hucha libre para poder meter el dinero de la banda. El dinero de los Pies Sucios se utilizaría sólo para las misiones especiales. La primera misión especial que el jefe de los Pies Sucios propuso fue echar a los tíos del Instituto Baronesa Thyssen del parque del Ahorcado, porque habían tomado el parque como un campo de fútbol y no dejaban a los viejos y a los niños pequeños disfrutar de las magníficas instalaciones del parque con tranquilidad (las magníficas instalaciones son un banco, dos columpios, la tierra y el propio Árbol del Ahorcado). Cuando el jefe pidió voluntarios para tan arriesgada misión nadie levantó la mano. ¿Por qué? Porque los Pies Sucios aman demasiado la vida para enfrentarse con unos tíos que gastan un 43 de pie. El jefe (Yihad) dijo que no importaba que no hubiera voluntarios porque iríamos a la fuerza. Aquel domingo maldito los Pies Sucios salieron de sus casas, se descalzaron en el parque y se sentaron a esperar a que llegara la banda del Baronesa. A los tres cuartos de hora aparecieron. Ni nos miraron. Empezaron a tirarse el balón como bestias. Yihad nos hizo una seña y con el miedo en el cuerpo salimos al ruedo a actuar. Nos pusimos en mitad del parque para no dejarles jugar. Allí estábamos, descalzos: Paquito Medina, Arturo Román, Orejones, Yihad, Manolito y el Imbécil. Los Pies Sucios. —¡Quitaos de en medio, enanos! —gritó uno de los Thyssen. Pero como no nos quitamos siguieron jugando sobre nuestras cabezas. El balón sobrevolaba mis pensamientos. Por un momento me sentí como uno de esos pobres bolos a los que hay que cargarse en las boleras. Pensé en mis gafas, en lo poco que me habían durado estas últimas. Sólo se oía el chup-chup que hace el Imbécil con el chupete cuando está nervioso y las patadas que los del Baronesa daban al balón. Cerré los ojos porque meimaginaba que de un momento a otro un balonazo me derribaría y no quería verlo. No soy un niño masoquista. Pero cuando los abrí no era yo el que estaba en el suelo... Había sucedido algo nuevo en la historia de Carabanchel Alto; por una vez en la vida no había sido yo el herido: el que estaba en el suelo era Yihad, que se llevaba la mano a la cara. —La culpa la habéis tenido vosotros por molestar —dijo uno del Thyssen. Los Pies Sucios retiraron a su jefe, que no podía abrir el ojo derecho. Los del Baronesa siguieron jugando como si nada en cuanto nos llevamos arrastrando al herido. Fue la primera baja de la banda y la última, porque el jefe decidió que ese tipo de misiones especiales eran una tontería, que en realidad la tranquilidad de los ancianos y los niños le importaba un pepino. —¿A qué nos dedicaremos ahora? —preguntó el Orejones. —Seremos una asociación de carácter cultural —dijo Yihad. Así que decidimos que el dinero del cerdo-hucha se dedicaría a actividades del tipo de visitar el puesto del señor Mariano, llenar una bolsa de chucherías y ver una película en casa del Orejones. Volvíamos a estar como siempre, pero con tesorero. Bueno, era emocionante formar parte de la Asociación Cultural Pies Sucios y compartir el difiero con tus mejores amigos. Los sábados llegabamos a casa del Orejones, nos descalzábamos y nos veíamos una película y acabábamos con nuestras existencias y las de la madre del Orejones, que es una madre de película tridimensional. Luego, ya tarde, cuando los del Thyssen habían acabado su partido y se habían ido a los billares, íbamos al parque del Ahorcado y allí jugábamos a la película. Si había sido Robin de los Bosques, pues a Robin; si había sido Batman, pues a Batman; si Los Tres Mosqueteros, pues a los Tres Mosqueteros (Yihad siempre tenía que ser D'Artagnan; yo tenía que conformarme con lo que me cayera. En una ocasión me tocó ser el cardenal Richelieu. La tercera semana de vida de nuestra Asociación Cultural Pies Sucios había empezado a ocurrir una cosa muy extraña: cada vez aportábamos más dinero a la Asociación y cada vez había menos dinero. Yo había logrado disimular las pérdidas poniendo dinero de mi cerdo particular, pero llegó un momento en que los dos cerdos estaban en las últimas. Me presenté sudando a una de nuestras sesiones en casa del Orejones. Las cuentas no me cuadraban y temía la expulsión. No pudimos comprar casi nada, pero me libré del castigo del jefe porque el Imbécil compartió su bolsa de chucherías con todo el mundo. Era una bolsa tremenda. El Imbécil iba ganando popularidad mientras yo la iba perdiendo. Se estaba convirtiendo en el protegido de Yihad. Eso era terrible para mí: era como tener al enemigo en casa. —¿Qué haces con nuestro dinero, Manolito? —gritó Yihad. —¡Eso! ¿Qué haces? —gritaron rodeándome mis mejores amigos. Estaban a punto de hacerme un consejo de guerra cuando el Imbécil dijo: —El nene compra con el cerdo. Dicho esto, y con todo el morro del mundo, se sacó un montón de monedas del bolsillo y se las puso en la mano a Yihad con una sonrisa de oreja a oreja (y tiene las orejas muy separadas). El Imbécil había estado abriéndole la tripa al cerdo todo el tiempo, comprando por su cuenta y haciéndonos regalos con nuestro propio dinero. Nos comimos el resto, nos vimos la película y disolvimos la Asociación. Podíamos hacer lo mismo sin asociación ni nada. Al fin y al cabo siempre éramos los mismos, jugando a lo mismo y comiendo las mismas marranadas. La diferencia: cada uno con su dinero en el bolsillo, así no habría problemas ni cuentas pendientes. Los Pies Sucios no volvieron a actuar. Aquella tarde, cuando volví a casa, mi madre borró el último recuerdo de la Asociación poniéndome los pies debajo del grifo. De algo estaba seguro: si alguno de nosotros tenía sangre fría suficiente para dirigir una banda organizada ese era... el Imbécil. |
Вечером той исторической субботы мы съели шесть пакетиков картошки, два – орешков, два – сухариков и шесть – чипсов. Все это мы запили кока-колой урожая 95-го года и посмотрели фильм о группе ребят, живущих рядом со скалой. Те ребята расследовали преступления, и у них был пароль, сарай и собака, которая умела всё, только не говорила. Мы сидели в гостях у Ушастика. Артуро Роман, я, Ушастик и Пакито Медина именно в таком порядке слева направо растянулись на диване, а в креслах развалились Джихад и Дуралей. Джихад отпускал шуточки в адрес этих ребят, а мы покатывались со смеху над их паролями и тайными встречами. Нам нравилось потешаться над этими ребятами и, завалившись друг на друга, мы от души хохотали. - Мы им не уступим, – неожиданно заявил Джихад. – Нам нужно найти хорошее название для нашей ватаги. Минут пять мы сидели, подыскивая названия, пароли и места для тайных собраний. Ты, вероятно, спросишь, чего это мы подражали тем ребятам, если так смеялись над ними? Это хороший вопрос, и на него есть только один ответ: мы – переменчивые и ненадежные ребята, так что ты никогда на нас не рассчитывай. По закону нашей ватаги было ясно одно – бесспорным главарем будет Джихад. Мы и так это знали с самого начала, хоть с ватагой, хоть без нее. Затем нам нужно было подыскать название. Не то, чтобы я важничал и задавался, но именно мне пришло в голову название нашей ватаги. - Теперь, когда сита заставляет нас каждый день намывать ноги, чтобы не задохнуться, мы могли бы называться ватагой Чумазых Ног и оправдывать название, – предложил я, чувствуя себя совершеннейшим дикарем. - Ты, может, и сможешь, – уныло сказал Ушастик, – а меня мама с тех пор, как училка сказала ей, что мои ноги пахнут тухлятиной, не выпускает из дома, пока не вымоет с мочалкой каждую частичку моего тела. - Даже меня, и то не выпускают, – с тоской заметил Пакито Медина. Суровая реальность доконала мою великую идею. - Значит, мы будем называться Чистыми Ногами, – осенило Ушастика. Мы смерили его уничтожающим взглядом. Надо же – Чистые Ноги! Порядочная ватага никогда не назвала бы себя Чистые Ноги. Комнату Ушастика затопило скорбное отчаяние. - Ладно, не вопрос, мы будем действовать только по выходным, когда действительно можем быть Чумазыми Ногами, – веско подытожил Джихад и, сняв носки, потоптался по полу. Таков был закон Чумазых Ног, мифической ватаги с Верхнего Карабанчеля, которая действовала лишь по субботам и воскресеньям, и жизненной целью которой была борьба со злом. У этой ватаги не было киношной собаки, и она довольствовалась Бони, собакой Луисы (которую приходилось носить на руках, потому что активной она явно не была). У этой ватаги не было сарая, но место встреч было определено – Дерево Висельника. Чумазые Ноги должны были быстро удрать из дома, пока матери не успели мылом и водой разрушить очарование их могущества. На улице Чумазые Ноги стаскивали носки и ходили по земле босиком, пока ноги не становились ужасно черными. У Чумазых Ног имелся свой казначей по имени Манолито Гафотас. Этого человека выбрали казначеем потому, что доверяли ему, и у него была пустая свинья-копилка, в которую можно было положить общие деньги ватаги. Чумазые Ноги использовали бы эти деньги только на особенные цели. Первой особенной целью, предложенной нашим главарем, было вышвырнуть из парка Висельника парней из техникума баронессы Тиссен. Они использовали парк как футбольное поле и не давали старикам и малышам спокойно наслаждаться его прелестными сооружениями (прелестные сооружения – это скамейки, качели, земля и само Дерево Висельника). Когда предводитель попросил нас проголосовать за эту рискованную задачу, никто из нас руку не поднял. Почему? Да потому что Чумазые Ноги слишком любят жизнь, чтобы схлестнуться с парнями, у которых сорок третий размер ноги. Главарь, он же Джихад, сказал, что ему по барабану наши голоса. - Нет добровольцев – пойдете насильно, – заключил он. Тем проклятым воскресным утром Чумазые ноги выскочили из своих домов, сбросили в парке носки и уселись ждать, когда придет техникумовская банда. Три четверти часа спустя банда появилась, но они даже не посмотрели на нас, а начали, как оголтелые, пинать мяч. Джихад подал нам знак, и мы со страхом в душе и дрожью в теле вышли на поле боя. Все шестеро босых Чумазых Ног, а именно, Пакито Медина, Артуро Роман, Ушастик, Джихад, Манолито и Дуралей, встали в середине парка, чтобы не дать им играть. - А ну-ка, мелюзга, выметайтесь с середины поля, живо! – крикнул один из тиссеновцев. Поскольку мы не вымелись, они продолжали играть, перекидывая мяч над нашими головами. Мяч летал туда-сюда над моими мыслями. На секунду я почувствовал себя несчастной кеглей, которую выбивают в кегельбане. Я подумал о своих очках и о том, что они недолго мне послужили. Были слышны только причмокивания нервно сосущего пустышку Дуралея, да удары парней по мячу. Я не мазохист, и поэтому крепко зажмурился, представляя, что с секунды на секунду тяжеленный мячище собьет меня с ног, а я не хотел этого видеть. Однако когда я открыл глаза, не я валялся на земле... Это было что-то новое в истории Верхнего Карабанчеля: впервые в жизни раненым на земле валялся не я, а Джихад, подносивший руку к лицу. - Сам виноват, – сказал один из техникумовских парней, – не нужно было мешать. Чумазые Ноги подбежали к своему предводителю, который никак не мог открыть правый глаз. Техникумовские ребята, как ни в чем не бывало, продолжали играть, пока мы волокли с поля раненого. Это была первая потеря в нашей ватаге, и последняя, поскольку босс решил, что подобного рода особые миссии были глупостью, и что на самом деле старикам и детям начхать на спокойствие и тишину. - И чем мы займемся теперь? – поинтересовался Ушастик. - Мы будем союзом культурного характера, – ответил Джихад. Короче, мы решили, что деньги из свиньи-копилки пойдут на что-нибудь типа сходить в магазинчик сеньора Мариано, набить сумку леденцами и посмотреть фильм в доме Ушастика. Мы снова стали такими как всегда, но теперь у нас был казначей. Было здорово составлять часть Культурного Союза Чумазых Ног и делить с лучшими друзьями всякое разное. По субботам мы приходили к Ушастику домой, снимали носки, смотрели фильм и приканчивали наши запасы и запасы ушастиковой мамы, которая является копией матери из стереофильма. А вечером, после того как тиссеновцы заканчивали гонять мяч и шли играть в бильярд, мы направлялись в парк Висельника и там играли в фильм. Если это был фильм про Робин Гуда, то мы играли в Робина, если был Бэтмен, то в Бэтмена, если показывали “Трех мушкетеров”, то в мушкетеров. При этом Джихад всегда был д'Артаньяном, а мне приходилось довольствоваться тем, что достанется. Как-то раз я был даже кардиналом Ришелье. На третьей неделе существования Культурного Союза Чумазых Ног начало твориться что-то странное: с каждым разом мы клали в общественную свинью все больше денег, а оставалось их все меньше. Мне удавалось скрывать потери, докладывая деньги из моей личной свиньи, но настал момент, когда в обеих свиньях почти ничего не осталось. Обливаясь пóтом, я предстал перед членами нашего Союза. Денежные счета явно не сходились, и я боялся исключения. В это раз мы почти ничего не смогли купить, и я избежал командирского наказания только потому, что Дуралей поделился со всеми конфетками из своего пакета. Точнее, это был не пакет, а сумища. Дуралей становился популярным в массах, а я свою популярность терял. Джихад теперь защищал Дуралея, и для меня это было просто ужасно. Это было все равно, что иметь врага в своем доме. - Что ты делаешь с нашими деньгами, Манолито? – заорал Джихад. - Вот-вот! Что делаешь? – завопили лучшие друзья, окружив меня плотным кольцом. Еще чуть-чуть и они устроили бы трибунал по законам военного времени, но тут влез Дуралей и довольно сказал: - Малыш покупает свиньей. Сказав это, он с вселенской наглостью достал из кармана кучу монет и положил их в руку Джихада со счастливой, широченной улыбкой до ушей (а он еще тот лопоухий). Все это время Дуралей открывал брюхо свиньи, покупал на наши деньги леденцы и угощал нас. Короче, делал нам подарки за наш собственный счет. В общем, мы доели оставшееся угощение, посмотрели фильм и распустили Союз. Ходить в гости к Ушастику, вместе есть и смотреть фильмы мы могли и без всякого Союза. В конце концов, мы всегда были такими, играли в те же игры и ели те же самые гадости. Разница только в том, что у каждого в кармане свои деньги, и никаких тебе насущных проблем. Словом, Чумазые Ноги прекратили свою деятельность. Тем вечером, когда я вернулся домой, мама стерла последнее напоминание о Союзе, засунув мои ноги под кран с водой. Но кое в чем я был абсолютно уверен: если кто-то из нас и был настолько хладнокровен, чтобы руководить ватагой, то это… Дуралей.
tirarse el folio – важничать, задаваться
|