Nivel B2. La escritura de los mayas resuelta por un soviético sin pisar México: Yuri Knórozov

¡Bienvenidas, mentes curiosas! ¿Conocéis la historia de Yuri Knórozov, el soviético que descifró la misteriosa escritura maya?
Добро пожаловать, любознательные умы! Вы знаете историю Юрия Кнорозова, советского ученого, который расшифровал таинственное письмо майя?

Al gran público, el nombre de Yuri Knórozov no le resulta conocido: si les mostráis esta foto suya a vuestros amigos, es más probable que piensen que se trata de algún villano de una película de James Bond que de uno de los lingüistas más brillantes de la historia. Pero lo cierto es que el trabajo de este hombre aportó una llave fundamental para el conocimiento de la cultura maya y la historia de Mesoamérica. Y lo hizo sin ni siquiera poner un pie en América. ¿Cómo lo logró?
Широкой публике имя Юрия Кнорозова мало известно: если вы покажете эту его фотографию своим друзьям, скорее всего, они подумают, что это какой-то злодей из фильма о Джеймсе Бонде, а не один из самых блестящих лингвистов в истории. Однако работа этого человека дала ключ к пониманию культуры майя и истории Мезоамерики. И он сделал это, ни разу не ступив на американскую землю. Как он этого добился?

Para contar bien esta historia, primero viajemos en el tiempo y retrocedamos medio milenio...
Чтобы правильно рассказать эту историю, давайте сначала отправимся назад во времени и перенесемся на полтысячелетия назад...

Cuando los españoles desembarcaron por primera vez en la península de Yucatán, allá por el año 1517, se encontraron con una civilización culturalmente desarrollada que había sido capaz de levantar grandes ciudades, con construcciones monumentales, y que poseía amplios conocimientos matemáticos, obras de arte y una estructura social compleja y organizada. Eran, por supuesto, los mayas.
Когда испанцы впервые высадились на полуострове Юкатан, примерно в 1517 году, они обнаружили культурно развитую цивилизацию, которая смогла построить большие города с монументальными сооружениями, обладала обширными знаниями в математике, создавала произведения искусства и имела сложную и организованную социальную структуру. Это были, конечно же, майя.

Aquella civilización había creado un complejo sistema de escritura, cuyos símbolos podían encontrarse en vasijas, en estelas y también en códices, es decir, en libros. Unos libros que se consideraban sagrados y recopilaban la amplia sabiduría de los mayas acerca de temas tan diversos como la astronomía, la agricultura o la historia, además de describir los rituales de las ceremonias religiosas. Y es que los mayas contaban con su propio tipo de papel, preparado a partir de la parte interna de la corteza de algunos árboles. Lo llamaban huun, llevaban por lo menos mil años usándolo y era más resistente y práctico que el papiro egipcio.
Та цивилизация создала сложную систему письма, символы которой можно было найти на сосудах, стелах и также в кодексах, то есть книгах. Эти книги считались священными и содержали обширные знания майя по таким разным темам, как астрономия, сельское хозяйство или история, а также описывали ритуалы религиозных церемоний. У майя была собственная бумага, сделанная из внутренней части коры некоторых деревьев. Они называли её "уун", использовали её не менее тысячи лет, и она была прочнее и практичнее египетского папируса.

Pese a que una civilización tan desarrollada suponía un buen indicativo de riquezas, en la península de Yucatán no abundaban el oro ni la plata, los principales objetivos de los conquistadores españoles, de modo que estos prosiguieron en busca de otros territorios más prometedores antes de interesarse por Yucatán. No fue hasta una década más tarde, en 1527, cuando iniciaron la conquista de aquel territorio. Y les costó mucho, casi veinte años, someter a los mayas de aquella zona.
Несмотря на то, что такая развитая цивилизация могла указывать на наличие богатств, на полуострове Юкатан не было в изобилии ни золота, ни серебра — главных целей испанских завоевателей. Поэтому они продолжили искать другие, более перспективные территории, прежде чем заинтересовались Юкатаном. Только через десятилетие, в 1527 году, началась завоевание этой территории. И это оказалось для них непросто: потребовалось почти двадцать лет, чтобы подчинить майя в этом регионе.

Como había sucedido en otras zonas del continente, los conquistadores españoles, además de imponer su religión y sus costumbres, destruyeron todo aquello que iba en contra de sus creencias. Especialmente implacable fue un fraile llamado Diego de Landa, quien, en 1562, ordenó una quema masiva de códices y figuras religiosas mayas.
Как это происходило и в других регионах континента, испанские завоеватели, помимо навязывания своей религии и обычаев, уничтожали всё, что шло вразрез с их верованиями. Особенно безжалостным был монах по имени Диего де Ланда, который в 1562 году приказал массово сжечь кодексы и религиозные изображения майя.

Según él mismo contó, fueron “muchos libros, porque no tenían cosa en que no hubiese superstición y falsedades del demonio, y los quemamos todos”.
По его собственным словам, это были «многие книги, потому что в них не было ничего, что не содержало бы суеверий и лжи дьявола, и мы сожгли их все».

A día de hoy, solo se conservan cuatro códices mayas, repartidos entre París, Dresde, Madrid y México.
На сегодняшний день сохранилось лишь четыре кодекса майя, которые находятся в Париже, Дрездене, Мадриде и Мексике.

Y también se conservan muchas inscripciones que se encuentran en estelas, monumentos y objetos, así como la traducción de un abecedario maya que Diego de Landa recogió en sus crónicas. Unas crónicas escritas desde la perspectiva cristiana europea, pero que, paradójicamente, ayudaron a futuros investigadores a comprender cómo funcionaba la escritura maya.
Также сохранилось множество надписей на стелах, памятниках и предметах, а также перевод майяского алфавита, записанный Диего де Ландой в своих хрониках. Эти хроники были написаны с европейской христианской точки зрения, но, парадоксально, они помогли будущим исследователям понять, как работало письмо майя.

Durante siglos, el contenido de estas inscripciones permaneció oculto. No fue hasta mediados del siglo XIX cuando se hicieron los primeros avances: un investigador alemán, Ernst Förstemann, logró descifrar el sistema de numeración maya y su uso en el calendario.
На протяжении веков содержание этих надписей оставалось загадкой. Только в середине XIX века были достигнуты первые успехи: немецкий исследователь Эрнст Фёрстеманн смог расшифровать систему счисления майя и её использование в календаре.

Pero el contenido lingüístico seguía sin comprenderse. Y así, el misterio se mantuvo hasta que apareció en escena nuestro protagonista de hoy.
Однако языковое содержание по-прежнему оставалось непонятным. И тайна сохранялась до тех пор, пока на сцене не появился наш сегодняшний главный герой.

El 19 de noviembre de 1922, en la ciudad de Járkov, que por aquel entonces era la capital de la recién formada República Socialista Soviética de Ucrania, nació Yuri Valentínovich Knórozov. Su padre era ingeniero ferroviario y siempre se preocupó mucho por el desarrollo intelectual de sus cinco hijos, del mismo modo que su madre, que también era una persona muy culta y era quien más tiempo pasaba con los pequeños.

19 ноября 1922 года в городе Харькове, который в то время был столицей новообразованной Украинской Советской Социалистической Республики, родился Юрий Валентинович Кнорозов. Его отец был железнодорожным инженером и всегда очень заботился об интеллектуальном развитии своих пятерых детей, как и его мать, которая тоже была высокообразованной женщиной и проводила больше всего времени с детьми.

Así, por ejemplo, se empeñaron en que Yuri aprendiera a escribir con ambas manos, pues existía la teoría de que, de ese modo, se contribuía a un mejor desarrollo de ambos hemisferios cerebrales. Sea como fuere, el pequeño pronto destacó por su inteligencia. Aunque en el colegio lo consideraban un alumno difícil y excéntrico, que incluso estuvo a punto de ser expulsado por mal comportamiento, en su tiempo libre, de manera autodidacta, aprendió chino, griego y árabe. Además, escribía poesía, tocaba el violín y dibujaba muy bien. Estaba claro que tenía una mente brillante, y así lo reflejaron sus notas académicas, excelentes en todas las asignaturas menos en una: lengua ucraniana.

Так, например, родители настояли на том, чтобы Юрий научился писать обеими руками, так как существовала теория, что это способствует лучшему развитию обоих полушарий мозга. Как бы там ни было, мальчик быстро проявил свои интеллектуальные способности. Хотя в школе его считали трудным и эксцентричным учеником и даже чуть не исключили за плохое поведение, в свободное время он самостоятельно выучил китайский, греческий и арабский языки. Кроме того, он писал стихи, играл на скрипке и хорошо рисовал. Было очевидно, что у него блестящий ум, и это отражалось в его оценках — отличных по всем предметам, кроме одного: украинского языка.

En 1940, con 17 años, se marchó a Moscú para iniciar sus estudios universitarios en el Departamento de Etnología de la Universidad Estatal de Moscú. Inicialmente se especializó en Egiptología, pero muy pronto sus planes de estudio se vieron interrumpidos por... Lo habéis adivinado: la Segunda Guerra Mundial.

В 1940 году, в возрасте 17 лет, он уехал в Москву, чтобы начать обучение на факультете этнологии Московского государственного университета. Изначально он специализировался на египтологии, но очень скоро его планы были прерваны... Вы угадали: Вторая мировая война.

Knórozov no gozaba del estado de salud necesario para ser considerado apto para servir en el ejército soviético, pero, si volvía junto a su familia, a Járkov, que estaba en manos de los nazis, podía ser obligado por estos a unirse a las unidades de apoyo del ejército alemán. A fin de evitarlo, durante dos años trabajó como maestro de escuela de pueblo en pueblo, mudándose con frecuencia. En 1943, por fin, tanto él como su familia lograron escapar a Moscú, donde Knórozov retomó sus estudios de Egiptología.

У Кнорозова не было достаточного состояния здоровья, чтобы его признали годным к службе в Советской армии, но если бы он вернулся к своей семье в Харьков, который находился под контролем нацистов, его могли бы заставить присоединиться к вспомогательным частям немецкой армии. Чтобы этого избежать, он в течение двух лет работал сельским учителем, часто переезжая с места на место. В 1943 году ему и его семье наконец удалось сбежать в Москву, где Кнорозов возобновил учебу по египтологии.

En 1944, cuando el curso de la guerra era ya favorable para los soviéticos, Knórozov fue requerido para unirse al Ejército. Aquello le pilló de sorpresa, pero por suerte para él su padre, que ostentaba el rango de coronel, le consiguió un puesto de operador telefónico en una unidad de artillería acuartelada cerca de Moscú, lo que lo mantuvo lejos del frente hasta el final de la guerra.

В 1944 году, когда ход войны уже был благоприятным для советских войск, Кнорозова призвали в армию. Это застало его врасплох, но, к счастью, его отец, имевший звание полковника, устроил его на должность телефонного оператора в артиллерийской части, расквартированной недалеко от Москвы, что позволило ему оставаться вдали от фронта до конца войны.

Existe una leyenda, muy repetida en los reportajes y documentales acerca de Yuri Knórozov, que surgió a partir de la publicación, en 1992, del libro titulado El desciframiento de los glifos mayas, escrito por el arqueólogo estadounidense Michael Coe. Según esa leyenda, Knórozov, junto a su unidad de artillería, participó en la toma de Berlín por parte de los soviéticos y, mientras ardía la Biblioteca Nacional, entró en ella y rescató de las llamas un libro que resultó ser un extraño ejemplar que recopilaba reproducciones de los Códices Mayas de Dresde, Madrid y París. A raíz de aquello, se despertó en él el interés por desvelar la escritura maya.

Существует легенда, часто повторяемая в репортажах и документальных фильмах о Юрии Кнорозове, возникшая после публикации в 1992 году книги под названием Расшифровка майяских иероглифов, написанной американским археологом Майклом Коу. Согласно этой легенде, Кнорозов вместе со своей артиллерийской частью участвовал во взятии Берлина советскими войсками и, когда горела Национальная библиотека, вошёл туда и спас из огня книгу, которая оказалась редким сборником репродукций майяских кодексов из Дрездена, Мадрида и Парижа. Именно тогда у него якобы пробудился интерес к расшифровке письменности майя.

Como anécdota es muy llamativa, y nos encantaría poder contaros que eso fue lo que sucedió, pero en realidad no hay ninguna evidencia de que Knórozov saliera de Moscú hasta el final de la guerra y él mismo desmintió aquella leyenda en una entrevista con el epigrafista finlandés Harri Kettunen, profesor adjunto de la Universidad de Helsinki: “Desafortunadamente fue un malentendido –le explicó Knórozov un año antes de morir–. Se lo conté a Michael Coe, pero no lo entendió bien. No hubo ningún incendio en la biblioteca. Los alemanes habían empaquetado en cajas los libros de la biblioteca para enviarlos a algún otro lugar, pero, como no tuvieron tiempo de trasladarlas, al final aquellas cajas fueron llevadas a Moscú”. Cuando Knórozov vio las cajas, escogió dos libros sobre los códices mayas que le llamaron la atención porque, siendo niño, había leído un artículo acerca del tema que se le había quedado grabado en la memoria.

Как анекдот это очень привлекательно, и нам бы хотелось рассказать вам, что именно так всё и было, но на самом деле нет никаких доказательств того, что Кнорозов покидал Москву до конца войны, и сам он опроверг эту легенду в интервью с финским эпиграфистом Харри Кеттуненом, доцентом Хельсинкского университета: "К сожалению, это было недоразумение, – объяснил Кнорозов за год до своей смерти, – я рассказал это Майклу Ко, но он не понял меня правильно. В библиотеке не было пожара. Немцы упаковали книги из библиотеки в коробки, чтобы отправить их в другое место, но, так как у них не было времени перевезти их, в конце концов эти коробки были отправлены в Москву". Когда Кнорозов увидел эти коробки, он выбрал две книги о майяских кодексах, которые привлекли его внимание, потому что в детстве он читал статью о теме, которая запомнилась ему.

Tras la guerra, Knórozov pudo regresar a la universidad y completar por fin sus estudios. Su especialidad eran los sistemas de escritura antiguos, especialmente los jeroglíficos egipcios, pero también estudió la literatura medieval japonesa y árabe. No fue hasta 1947 cuando por fin centró su atención en la escritura maya, después de que un profesor suyo le animara a escribir una disertación sobre el “Alfabeto de Landa”.

После войны Кнорозов смог вернуться в университет и, наконец, завершить свои исследования. Его специальностью были древние системы письма, особенно египетские иероглифы, но также он изучал средневековую японскую и арабскую литературу. Только в 1947 году он наконец сосредоточился на майяской письменности, после того как один из его преподавателей предложил ему написать диссертацию о "Алфавите Ланды".

¿Landa? ¿Como Diego de Landa, aquel que prendió fuego a la literatura maya? Pues sí. Resulta que Diego de Landa, aparte de quemar libros, también los leía: y había estudiado con gran interés la lengua maya. ¿Recordáis que os comentamos que era una figura muy controvertida? Pues bien, Landa, quien había aprendido la lengua maya con gran rapidez durante sus primeros años en Yucatán, la estudió con gran profundidad y genuino interés, hasta el punto de ser capaz de componer un sistema de normas tan preciso que permitía a los nuevos misioneros que llegaban de España aprender la lengua maya con la suficiente soltura como para predicar el evangelio en apenas un par de meses.

Ланда? Тот самый Диего де Ланда, который поджег майяскую литературу? Да, именно так. Оказалось, что, помимо того, что Диего де Ланда сжигал книги, он также их читал: и изучал язык майя с большим интересом. Помните, что мы говорили, что он был очень противоречивой личностью? Так вот, Ланда, который быстро выучил язык майя в первые годы пребывания в Юкатане, изучал его глубоко и искренне, до такой степени, что смог составить такую точную систему норм, которая позволяла новым миссионерам, прибывавшим из Испании, выучить язык майя достаточно быстро, чтобы проповедовать Евангелие всего за пару месяцев.

Según estudiosos de la figura de Landa, antes del auto de fe del que os hemos hablado el franciscano no era despreciado por los mayas, al contrario: había demostrado una gran caridad en épocas de malas cosechas de maíz, repartiendo el alimento que almacenaban los religiosos para su propio sustento entre todos aquellos que lo necesitaban, ya fueran españoles o nativos.

Согласно исследователям фигуры Ланды, до инквизиционного процесса, о котором мы упоминали, этот францисканец не был презираем майяами, напротив: он проявил большую благотворительность в годы плохих урожаев кукурузы, раздавая еду, которую хранили монахи для своего пропитания, всем нуждающимся, будь то испанцы или местные жители.

El caso es que, en esa línea, hay quienes defienden que Landa no cometió aquel tremendo crimen cultural con forma de hoguera por su propia voluntad, sino presionado por los poderes civiles españoles, quienes temían que la adoración de las antiguas deidades mayas pudiera desembocar en alzamientos y revueltas contra ellos, como ya había pasado en ocasiones previas. Tal vez incluso albergaran dudas sobre la firmeza que demostraría Landa frente a aquellas prácticas debido al gran interés que demostraba en conocer la lengua y la escritura mayas.

Так или иначе, существует мнение, что Ланда не совершил это ужасное культурное преступление в виде костра по своей воле, а был под давлением испанских светских властей, которые опасались, что поклонение древним майяским божествам может привести к восстаниям и мятежам против них, как это уже происходило ранее. Возможно, они даже сомневались в стойкости Ланды перед этими практиками из-за его большого интереса к изучению языка и письменности майя.

Y es posible que la quema de todos aquellos códices y documentos pictográficos también le doliera a él. No obstante, Landa escribió sobre ellos: “Hallámosles gran número de libros de estas sus letras, y porque no tenían cosa en que no hubiese superstición y falsedades del demonio, se los quemamos todos, lo cual sentían a maravilla y les daba pena”. Es decir, que por un lado sin duda comprendía el valor lingüístico de aquellas obras, pero, por otro, pensaba que eran vehículos de transmisión de todo aquello que él, como misionero, quería que los mayas olvidasen.

Возможно, сожжение всех этих кодексов и пиктографических документов причиняло боль и ему. Тем не менее, Ланда писал о них: «Нашли у них множество книг с этими их письменами, и поскольку в них не было ничего, кроме суеверий и дьявольских лжеучений, мы сожгли их все, что они восприняли с удивительной болью и сожалением». То есть, с одной стороны, он, без сомнения, понимал лингвистическую ценность этих произведений, но, с другой, считал их носителями всего того, что он, как миссионер, хотел, чтобы майя забыли.

Por supuesto, al margen de aquella barbarie cultural, la tortura de personas durante el proceso inquisitorial fue una salvajada y demuestra que no era ningún angelito. Sus métodos fueron tan brutales que los sentimientos antiespañoles se dispararon entre los nativos; los colonos se quejaron de ello a las autoridades de España y el caso llegó a oídos del rey, Felipe II. De modo que, poco después del auto de fe, cuando llegó a América el nuevo obispo de Yucatán, Francisco de Toral, que era de carácter pacífico y se oponía al empleo de la tortura, liberó a los nativos que habían sido condenados por Landa y este fue obligado a regresar a España para ser juzgado por sus actos, acusado de conducta impropia.

Разумеется, помимо того культурного варварства, пытки людей во время инквизиционного процесса были жестокостью и доказывают, что он вовсе не был «ангелочком». Его методы были настолько жестоки, что среди коренных жителей вспыхнули антииспанские настроения; колонисты пожаловались на это испанским властям, и дело дошло до ушей короля Филиппа II. Таким образом, вскоре после «авто де фе», когда в Америку прибыл новый епископ Юкатана, Франсиско де То́раль, человек мирного нрава, выступавший против применения пыток, он освободил осуждённых Ландой туземцев, и сам Ланда был вынужден вернуться в Испанию, чтобы предстать перед судом за свои действия, обвинённый в недостойном поведении.

Curiosamente, aquel giro de los acontecimientos, el juicio contra Landa, sería clave para que, cinco siglos más tarde, se lograra descifrar la escritura maya. “¿Y eso?”, os preguntaréis. Pues resulta que Landa, en previsión de que necesitaría pruebas para defender su trayectoria en Yucatán, se afanó en preparar el llamado “Alfabeto de Landa”, una correspondencia entre el alfabeto español y los glifos mayas, que incluyó, acompañado de varios capítulos de anotaciones explicativas y ejemplos de uso, como parte de su manuscrito titulado Relación de las cosas de Yucatán, en el que también describía todo lo que había visto y aprendido acerca de los mayas.

Любопытно, что этот поворот событий — суд над Ландой — стал ключом к тому, чтобы спустя пять веков удалось расшифровать письменность майя. «Как так?» — спросите вы. А дело в том, что Ланда, предвидя, что ему потребуются доказательства для защиты своей деятельности в Юкатане, усердно подготовил так называемый «Алфавит Ланды» — соответствие между испанским алфавитом и иероглифами майя, который он включил вместе с несколькими главами пояснительных заметок и примеров использования в свою рукопись под названием Отчёт о делах в Юкатане, где также описал всё, что увидел и узнал о майя.