Cucurrucucú, paloma

Dicen que por las noches no más se le iba en puro llorar.
Dicen que no comía, no más se le iba en puro tomar.
Juran que el mismo cielo se estremecía al oír su llanto.
¡Cómo sufrió por ella, que hasta en su muerte la fue llamando!

"Ay, ay, ay, ay, ay", cantaba.
"Ay, ay, ay, ay, ay", gemía.
"Ay, ay, ay, ay, ay", cantaba.
De pasión mortal moría.

Que una paloma triste muy de mañana le va a cantar
a la casita sola con las puertitas de par en par.
Juran que esa paloma no es otra cosa más que su alma,
que él todavía la espera a que regrese, la desdichada.

Cucurrucucú, paloma,
cucurrucucú, no llores.
Las piedras jamás, paloma,
qué van a saber de amores.

Cucurrucucú, cucurrucucú,
cucurrucucú, paloma,
ya no le llores.

Кукуррукуку, голубка

Говорят, что ночи напролет он лишь плакал.
Говорят, что не ел вовсе, а только напивался.
Уверяют, что само небо дрожало, слыша его плач.
Так он по ней страдал, что даже умирая, её звал.

Ай, ай, ай, ай, ай, пел он.
Ай, ай, ай, ай, ай, плакал он.
Ай, ай, ай, ай, ай, пел он.
От роковой страсти умирал.

И будто одна очень грустная голубка рано утром прилетает петь
к маленькому одинокому домику с распахнутыми дверцами.
Уверяют, что эта голубка ничто иное, как его душа,
что он всё еще ждет, что она вернется, несчастная.

Кукуррукуку, голубка
кукуррукуку, не плачь.
Камни вообще, голубка,
что могут понимать в любви?

Кукуррукуку, кукуррукуку,
кукурукуку, голубка,
больше о ней не плачь.