Ньевес Идальго - Черный Ангел. Глава. 8
| – ¡Vamos, haraganes! Cargad más aprisa, no tenemos todo el día. Era lo que constantemente oían los esclavos. Eso y el restallar del látigo, aunque Colbert, para no mermar sus fuerzas y evitar infecciones, había prohibido el de cuero y se utilizaba otro compuesto de varias correas unidas por una tira más sólida que colgaba del mango. Esas correas impedían que se rasgara la piel, pero no por ello eran menos dolorosas. Sólo una vez, desde que estaban en la hacienda, Miguel y Diego habían sido testigos de un castigo con látigo de cuero, semejante a una serpiente negra. Era pavoroso y destrozaba piel y carne. El desgraciado al que se le aplicó el tormento había intentado fugarse durante la noche, únicamente para ver a la muchacha de la que estaba enamorado, vendida al dueño de la hacienda limítrofe a «Promise». Colbert puso en marcha un dispositivo de caza y, a la mañana siguiente, en lugar de llevarlos a los campos de azúcar, los reunieron en la plazoleta para que no se perdieran detalle de cómo se administraba su justicia. Ataron al desdichado a la pilastra donde se llevaban a cabo aquellas penas, un par de troncos en aspa clavados en el suelo. Lo desnudaron completamente y le dieron cincuenta azotes. A Miguel aún le resonaban en los oídos sus alaridos y el sibilante sonido del cuero. Sus gritos se fueron convirtiendo en estertores, luego súplicas, llantos y nada más. Para cuando el capataz encargado de aplicar el castigo acabó con él, el infeliz estaba medio muerto y su espalda no era sino un amasijo sanguinolento que provocaba repulsión. – ¡Más aprisa! -no dejaba de oírse mientras cortaban la caña-. Acabaré por sacaros las tripas y dejarlas pudrirse al sol. Miguel apretó los dientes y continuó su agotador trabajo, rezando para que terminase el día. Desde el alba, le habían asignado las peores tareas, como a Diego. Su hermano comenzaba a flaquear porque el cansancio le pasaba factura. Si no paraban pronto, se desmayaría y eso le acarrearía una paliza. El traqueteo de un carruaje distrajo a Miguel un segundo y se fijó en el camino que serpenteaba junto a ellos. Sólo fue un instante, pero las correas cayeron sobre su espalda. – ¡Al trabajo, maldito español! ¡No te distraigas! Miguel se tensó. Sus dedos apretaron con fuerza el mango del largo cuchillo con que cortaba la caña y en sus ojos apareció el brillo de un arrebato furioso. – Inténtalo, muchacho. -Se reía el capataz en su cara, dejando descansar su mano en la culata del arma que le colgaba del cinto-. Inténtalo y le vuelo la cabeza a tu jodido hermano. – Miguel, por favor… -suplicó Diego. Tragándose la bilis, agachó la cabeza y continuó con su trabajo. La ruin risotada del bastardo lo humilló más que si lo hubiera golpeado, porque le mostraba la impunidad de sus acciones, contra las que él nada podía hacer. No le hubiera costado demasiado cortarle la yugular a un tipo tan vil, pero la vida de Diego era más importante que acabar con semejante hijo de puta. Kelly lo vio todo. Llevaba el caballo al paso y se fijó en el esclavo al que acababan de zaherir. Le resultaba vagamente familiar. Tiró de las riendas y frenó el landó a la vereda del camino. El sujeto a cargo de los hermanos se acercó presuroso, se quitó el sombrero y en su cara ladina apareció una sonrisa. – Buenos días, señorita. A ella le desagradaba el tipo, pero lo disimuló. – Buenos días… eh… Brandon, ¿verdad? – Branson, señorita. – Branson. Lo siento, soy algo despistada para los nombres. – ¿Necesita algo? – Creo que una de las ruedas está suelta -mintió con descaro, echando miradas fugaces a los dos braceros de piel clara-. ¿Podría alguien revisarla? No me gustaría tener que regresar a la casa a pie. – Yo mismo… -Dio un paso. – ¡Por Dios, no, señor Branson! -se alarmó con mucha convicción-. Usted se mancharía. Cualquiera de ellos servirá. -Señaló a los esclavos con la barbilla-. Ya están sucios. El capataz llamó a un negro. – ¡Eh, tú! – ¿Le importaría prestarme a ese de ahí? -Kelly señaló al sujeto que le parecía conocido-. Parece bastante fuerte. El hombre hizo un gesto que lo mismo podía ser de asentimiento como de negación, pero acabó aceptando. – ¡Tú! ¡Español! Diego y Miguel se irguieron a un tiempo y el capataz señaló al segundo. En la distancia, una mirada esmeraldina se clavó en el rostro de Kelly haciendo que se le parase el corazón al reconocer al que tan altanero se había mostrado en la plataforma del mercado. Él tiró el largo cuchillo a un lado y se fue acercando, limpiándose las palmas en las perneras del pantalón. Apretando las riendas entre sus dedos, ella no pudo evitar contemplarlo a placer: largas y elásticas zancadas, como las de una pantera al acecho, el cabello largo, y la impresión de que el duro trabajo en los campos había desarrollado sus músculos. Estaba muy moreno. Y sus ojos… de una intensidad eléctrica, le provocaron un estremecimiento que le recorrió la espina dorsal. – Revisa que las ruedas no estén sueltas -le ordenó el capataz-. Y date prisa. Miguel se inclinó sobre la rueda derecha y la voz de mando cambió de dirección, hostigando a otros braceros. A Kelly le sudaban las manos. No sabía la causa, pero se le aceleraban los latidos viéndolo trajinar. Cada movimiento de sus músculos era una sinfonía poderosa que el látigo no parecía haber mermado en absoluto. Con lástima, se fijó en las marcas que tenía en la espalda. Miguel cruzó a la otra rueda, en la que tampoco encontró anomalías. Cuando hubo terminado, la miró a la cara y a la muchacha se le atascó el aire en la garganta. – Están perfectamente. Kelly sintió que enrojecía ante su atento escrutinio. Cualquier duda se habría disipado bajo el brillo de aquellos ojos verdes. «¡Dios, es guapísimo!», pensó. A pesar de su aspecto y vestido solamente con pantalones holgados que, sin embargo, en ciertos puntos se ajustaban a sus largas piernas, era increíblemente atractivo. Sin proponérselo, demoró su inspección sin recato y dejó vagar sus ojos por el amplio pecho y la anchura de los hombros. Su madre la hubiera reprendido por su descaro, pero no estaban en Londres, donde un hombre jamás aparecería con el torso desnudo delante de una dama. Estaban en Jamaica. Allí las normas eran distintas. En realidad, no existían. Y los esclavos que se deslomaban cortando caña o recolectando café, ya fuesen negros o blancos, apenas si se vestían. Miguel no fingió no saber que estaba captando la atención de aquel rostro nacarado y hermoso. La chica era menuda y muy bonita, de largo cabello dorado que le caía en cascadas hasta la cintura y se rizaba ligeramente en las puntas y alrededor de las orejas. Unos ojos grandes, de un azul intenso, orlados de pestañas largas y ligeramente más oscuras. La nariz respingona y los labios amplios… Miguel se detuvo al llegar a ese punto. Se cubrió con el manto de la autoprotección. Llevaba demasiado tiempo sin una mujer y la beldad que tenía delante le recordaba su condición como una cuchillada a su orgullo. – ¿Desea algo más? Kelly parpadeó. Aferró las riendas con más fuerza, si cabía. – No. -Miguel se volvió dándole la espalda, y ella no pudo remediar hacer algo para retenerlo-. ¿De modo que es usted español? Él se detuvo y se volvió, con una chispa de diversión en sus pupilas. Asintió. Solamente asintió, pero para Kelly representaba un triunfo haber conseguido su atención. – Estuve una vez en España -dijo ella, pasándose las bridas de una mano a otra-. Cuando tenía seis años. En Sevilla. – ¿De veras? – ¿Es usted de allí? -Trataba de hablar con naturalidad, pero el nudo que tenía en la garganta se lo impedía. El corazón galopaba en su pecho como un purasangre en campo abierto y una desazón incómoda hacía que se removiera en el asiento. Miguel, a su vez, se fijó en los hoyuelos que se le formaban en las mejillas. – No. – ¡Ah! – ¡Por amor de Dios, estaba poniéndose en ridículo! ¿Qué le importaba a ella de dónde era aquel hombre? ¿Por qué le apetecía tanto seguir mirándolo? Miguel fantaseó con la repentina idea de estirar los brazos, arrancarla del landó y estrecharla contra él. Realmente era preciosa. Sus labios prometían el néctar más jugoso, su cuerpo los deleites que un hombre… Reaccionó de pronto, regresando a la cordura y apretó las mandíbulas. ¡Por todos los infiernos! ¿Qué le pasaba? Ella era la sobrina del hijo de perra que los había comprado. ¡Una maldita inglesa, compatriota de los piratas que arrasaron Maracaibo y asesinaron a Carlota! El dolor del pasado reciente lo incitó a hacérselo pagar a la joven. Sí, la muchachita merecía un escarmiento. Apoyándose con insolencia en el pescante del landó, con la mano muy cerca de los pliegues de su vestido azul, le espetó, acuciado por los recuerdos: – ¿Qué pasa, preciosa? ¿Se aburría en casa y ha decidido salir a flirtear un rato? Kelly se irguió como si la hubiesen abofeteado. Sus ojos perdieron la calidez y despidieron fuego. Su fascinación se tornó en repulsa. Él se estaba burlando y, aunque no merecía otra cosa por su estupidez, se rebeló. – Señor… – Déjese de títulos, milady. Aquí sobran. Los perdí cuando me encadenaron y el cerdo de su tío me compró como se compra una res para el matadero -se explayó sin miramientos-. Sé que los hacendados eligen de vez en cuando a alguna muchacha para calentar su cama. ¿Ha pensado usted hacer lo mismo? Le aseguro que, como esclavo, me dedicaría a esa tarea en cuerpo y alma. Ella enmudeció. Si hubiera sido una dama menos bravía, hasta podría haberse desmayado. ¿Cómo se atrevía a insultarla de aquel modo? ¿Cómo era capaz de decirle semejante grosería? ¡Maldito patán! – Es usted un grosero. – Simplemente un esclavo, milady. – Al que podría hacer que le cerraran la boca. – Hágalo. Total, poco más pueden hacerme ya. ¿La incitaba? El asombro de Kelly llegó a su cenit. Se tragó la humillación. Había lanzado la amenaza como un último cartucho para frenar la osadía del hombre, pero sabía que no iba a dar un paso en ese sentido. – Se muestra demasiado impertinente -respondió entre dientes-. Tenga cuidado, o un día de éstos pagará caros sus desplantes. – Si es en su cama, no tendría precio. ¡Botarate engreído! Por fortuna, su primo Edgar cabalgaba hacia ellos y encontró en él la oportunidad de la retirada. Miguel se hizo atrás un par de pasos y ella saludó al recién llegado. – Buenos días, Edgar. Colbert le hizo una inclinación de cabeza sin que se le escapara la figura del español. – ¿Paseando, dulce primita? – Se ha aflojado una rueda. Y, sin más, hizo chascar en el aire el latiguillo y puso al pinto al trote a la vez que gritaba: – ¡Gracias, señor Brandon! – ¡Branson, señorita! -rectificó el capataz desde lejos. – Branson, sí -gruñó-, o como demonios te llames. Miguel regresó a su ocupación en el campo bajo la atenta mirada de Colbert. Y tardó mucho en relajar de nuevo sus músculos, tensos por el cruce de palabras. Enfrentarse a ella, humillarla como lo había hecho, no significó una victoria, porque el rostro de la joven no lo abandonó durante el resto de su penosa jornada. |
- Пошевеливайтесь, бездельники! Нагружайте быстрее, не целый же день возиться! Рабы постоянно слышали эти слова, да щелканье ременного кнута, хотя Колберт запретил бить их кнутом по телу во избежание заражения ран и истощения сил. Для битья использовались плети-многохвостки, кожаные хвосты которых были стянуты прочным ремешком, свисавшим с рукояти. Эти плети не рвали кожу, но от этого не становились менее болезненными. Только раз за время своего пребывания в поместье Мигель и Диего были свидетелями наказания в виде порки кнутом, похожим на ужасающую черную змею, рассекающую плоть и кожу. Несчастный, подвергшийся этому истязанию, пытался ночью сбежать для того, чтобы всего-навсего встретиться с любимой девушкой, которую продали владельцу поместья, граничащего с “Подающей надежды”. Колберт отрядил людей на поимку беглеца, и на следующее утро вместо того, чтобы вести рабов на поля сахарного тростника, их собрали на небольшой площадке, чтобы они во всех деталях видели, как свершается правосудие. Несчастного раба привязали к грубо сколоченному из пары бревен крестообразному столбу, врытому в землю. Здесь и осуществлялись его мучения. Беднягу раздели донага и пятьдесят раз отхлестали кнутом. У Мигеля еще стояли в ушах его вопли и громкий свист ременного кнута. Постепенно крики бедолаги превращались в хрипы, потом в мольбы и плач, а затем и вовсе стихли. Когда надсмотрщик закончил наказание, несчастный горемыка был уже полумертв, а его спина превратилась в отвратительное кровавое месиво, вызывающее неприязнь. - Шевелитесь, черт возьми, да поживее! – эта брань слышалась непрестанно, пока рабы резали стебли тростника. – Давайте, а не то я выпущу вам кишки и оставлю их гнить на солнце! Стиснув зубы, Мигель продолжал свой изнурительный труд, молясь, чтобы закончился день. На рассвете его, как и Диего, направили на самую тяжелую работу. Усталость брала свое, и брат начинал слабеть на глазах. Если перерыв будет нескоро, Диего упадет в обморок, а это непременно приведет к побоям. Стук колес экипажа на секунду отвлек Мигеля, и он посмотрел на извилистую дорогу неподалеку от них. Это длилось всего мгновение, но на его спину тут же опустилась плеть. - Давай, работай, проклятый испанец! Не отвлекайся! Мигель напрягся. Его пальцы с силой сжали рукоять длинного ножа, которым он резал тростник, а в его глазах вспыхнула необузданная ярость. - Давай, попробуй, парень, – глумливо расхохотался ему в лицо надсмотрщик, положив руку на рукоять оружия, висевшего на поясе. – Попробуй, и я сверну голову твоему чертову братцу. - Ради бога, Мигель... – взмолился Диего. Подавив злость, Мигель наклонил голову и продолжил работу. Презрительный хохот ничтожного ублюдка открыто демонстрировал безнаказанность его поступков, но Мигель ничего не мог с этим поделать. Лучше бы этот выродок ударил его, это было бы менее унизительно. Мигелю не составило бы труда перерезать горло этому сукину сыну, но жизнь Диего была для него куда важнее возмездия. Келли все видела. Придержав лошадь, она перевела ее на шаг и внимательно посмотрела на раба, над которым только что насмехался надсмотрщик. У девушки возникло смутное ощущение, что он ей знаком. Келли натянула поводья и остановила ландо на обочине дороги. Тот самый тип, в чьем подчинении находились братья, засуетился, подбежал к ней и торопливо стянул с головы сомбреро. - Добрый день, барышня, – на его лице появилась подобострастная улыбка. Келли не нравился этот человек, но она ответила ему с притворной учтивостью: - Добрый день...э... Брандон, верно? - Брансон, барышня. - Да-да, Брансон. Мне так жаль, но я всегда путаюсь в именах. - Вам что-нибудь нужно, барышня? - Мне кажется, ослабло одно из колес, – бессовестно солгала Келли, бросая быстрые взгляды на двух белокожих работников. – Может кто-нибудь осмотреть его? Мне не хотелось бы возвращаться домой пешком. - Я сам... – шагнул вперед надсмотрщик. - Нет-нет, не стоит, господин Брансон! – воскликнула Келли, очень убедительно разыгрывая тревогу. – Вы испачкаетесь. Любой из них проверит, – девушка кивнула в сторону рабов, – они и так уже грязные. - Эй, ты! – позвал Брансон одного из негров. - Быть может, Вы дадите вон того, если не против, – Келли указала на человека, казавшегося ей знакомым. – Он кажется довольно сильным. Надсмотрщик сделал неопределенный жест, который мог выражать как согласие, так и отказ. - Эй ты, испанец! – наконец позвал он. Диего и Мигель одновременно выпрямились, и надсмотрщик ткнул пальцем в Мигеля. Взгляд изумрудных глаз вонзился в лицо Келли, заставляя ее сердце замереть – она узнала того надменного гордеца, выставленного на торги. Мигель отбросил в сторону длинный нож и направился к девушке, отряхивая ладонями штаны. Вцепившись в поводья, Келли любовалась приближающимся к ней испанцем: его широкими и грациозными, как у крадущейся пантеры, шагами, длинными волосами, и литыми, окрепшими от тяжелой работы на полях мышцами. Он был очень загорелым. А его глаза... они, как электрический разряд, вызывали у Келли дрожь в спине. - Проверь, чтобы колеса не шатались, – приказал надсмотрщик, – да побыстрее. Мигель наклонился над правым колесом, а повелительный голос, обращенный в другую сторону, подстегивал теперь других работников. У Келли вспотели ладони. Она не понимала причину, но ее сердце билось чаще, когда она смотрела, как Мигель возится с колесом. Каждое движение его мышц было величественной симфонией, совершенство которой, кажется, не умалял даже кнут. Келли с жалостью вглядывалась в отметины кнута на его спине. Мигель перешел к другому колесу, но и там не нашел никаких повреждений. Закончив осмотр, он посмотрел девушке прямо в лицо, и у нее перехватило дыхание. - Колеса в полном порядке. Келли почувствовала, что краснеет под его внимательным, изучающим взглядом. Под блеском этих зеленых глаз развеялось бы любое сомнение. “О, боже, как он красив!” – подумала она. Мигель был невероятно привлекателен, несмотря на свой внешний вид и одежду, состоявшую из одних широких штанов, которые, тем не менее, в определенных местах облегали его длинные ноги. Сама не желая того, девушка невольно остановила на нем свой взгляд, без всякого стеснения рассматривая его широкие плечи и грудь. Мама отчитала бы ее за подобное бесстыдство, но они находились не в Лондоне, где мужчина никогда не появился бы перед дамой с голым торсом. Они находились на Ямайке, и правила здесь были иные, хотя в действительности этих правил вообще не существовало. И рабы, будь это негры или белые, гнули горбы на резке тростника или уборке кофе едва одетыми. Мигель не притворялся, он и в самом деле не знал, почему его привлекало это сияющее миловидное личико. Девушка была невысокой и очень красивой. Длинные, слегка вьющиеся на кончиках и вокруг ушей золотистые волосы ниспадали водопадом до самого пояса; огромные, ярко-голубые глаза в окаймлении длинных темных ресниц; слегка вздернутый нос и пухлые губы... Дойдя до губ, Мигель остановился, нацепив на себя оборонительную маску. Он слишком много времени провел без женщины, а красавица, находящаяся перед ним, напоминала ему о его положении, раня, будто ножом, его гордость. - Желаете еще что-нибудь? Келли моргнула, и еще крепче сжала поводья. - Нет. – Мигель повернулся к ней спиной, и она не могла ничего сделать, чтобы задержать его, помешать ему уйти. – Значит, Вы испанец? Мигель остановился и снова повернулся к ней. В его зрачках мелькнула искорка веселья. Мигель кивнул, подтверждая ее слова. Он всего лишь наклонил голову, но для Келли этот кивок представлялся триумфом – она добилась его внимания. - Я была в Испании один раз, – сказала девушка, перекладывая поводья из одной руки в другую. – Когда мне было шесть лет. В Севилье. - Правда? - Вы оттуда? – Келли старалась говорить естественно, но ей мешал подступивший к горлу комок. Сердце скакало в ее груди, как чистокровный скакун на раздольных лугах, а неловкое беспокойство заставляло ерзать на сиденье. Мигель же разглядывал ямочки, образовавшиеся на щеках Келли. - Нет. - А-а-а! – Келли замялась. О, господи, она оказалась в глупом положении! Какая ей была разница, откуда родом этот человек? И почему ей так хотелось продолжать смотреть на него? Неожиданно Мигель представил, что он протягивает руки, вытаскивает ее из ландо и крепко прижимает к себе. Поистине, это было восхитительно. Ее губы сулили свежий и сочный нектар, а тело обещало наслаждения, какие мужчина... Мигель быстро очнулся от грез и стиснул зубы так, что на скулах заиграли желваки. К нему вернулся помутившийся было разум. Ради всего святого! Что это с ним? Ведь она была племянницей того самого сукина сына, что купил их. Проклятая англичанка! Соотечественница пиратов, разрушивших Маракайбо и убивших Карлоту! Боль недавнего прошлого побуждала его заставить эту девушку платить за все. Да, она заслуживала наказания. Подстегиваемый воспоминаниями, Мигель развязно прислонился к облучку ландо и, положив руку рядом со складками светло-голубого платья Келли, язвительно прошипел: - В чем дело, красотка? Тебе наскучило сидеть дома, вот и решила поехать пофлиртовать немного? Келли выпрямилась, словно ей влепили пощечину. Ее глаза потеряли теплоту и теперь полыхали огнем, а очарование обернулось суровостью. Он издевался над ней, и, хотя из-за своей глупости она не заслуживала иного, Келли взбунтовалась. - Сеньор... - Ах, оставьте Ваши титулы, миледи. Здесь они излишни. Я лишился их, когда меня заковали в цепи, а Ваш дядюшка-мерзавец купил меня, как покупают скот для скотобойни, – выпалил Мигель, ничуть не церемонясь. – Мне известно, что хозяева время от времени выбирают какую-нибудь девушку, чтобы она согрела им постель. Вам вздумалось сделать то же самое? Уверяю Вас, как раб, я отдался бы этому делу и телом и душой. Келли онемела. Будь она чуть более воспитанной дамой, то могла бы даже лишиться чувств. Как он посмел так оскорбить ее? Как мог произнести подобную грубость? Хам неотесанный! - Вы грубиян и хам. - Ну что Вы? Я просто раб, миледи. - Тогда я могла бы сделать так, чтобы Вам закрыли рот. - Ну так сделайте. В целом, мне уже мало что могут сделать. Он подзадоривал ее, выводил из себя? Изумление Келли достигло предела. Проглотив оскорбление, она прибегла к угрозе, как к последнему патрону, чтобы умерить дерзость этого мужчины, понимая при этом, что не сделает и шагу в этом направлении. - Вы слишком бесцеремонны, выказывая свою наглость, – сквозь зубы процедила Келли. – Берегитесь, иначе когда-нибудь Вы дорого заплатите за свою дерзость. - Если в Вашей постели, то этому нет цены. Сумасбродный, самодовольный спесивец! К счастью, верхом на лошади к ним ехал ее кузен Эдгар, и Келли нашла в этом возможность к отступлению. Мигель отошел на пару шагов назад, а девушка поздоровалась с подъехавшим братом. - Добрый день, Эдгар! В ответ Колберт учтиво склонил голову, поглядывая на испанца. - Что-то случилось, милейшая сестрица? - Ослабло колесо, – ответила она и, щелкнув в воздухе хлыстом, с места пустила коня рысью, прокричав на ходу: - Спасибо, сеньор Брандон! - Брансон, барышня! – издалека поправил ее надсмотрщик. - Верно, Брансон, – пробормотала она под нос, – или как там черти тебя зовут. Мигель вернулся на свое место в поле под бдительное око Колберта. Гораздо позже он снова расслабил свои мускулы, напрягшиеся в словесной перепалке. Встретившись с хозяйской племянницей, он унизил ее, но это не означало победу, потому что лицо девушки не покидало его в течение всего оставшегося тягостного дня. |