Талия. "С каждым днем сильнее"
Глава. 7. Тайна моей болезни
| Cuando comencé a sentirme mal físicamente, tenía ocho meses de embarazo. No sabía qué era lo que me estaba pasando, pero me había convertido en una persona muy sedentaria porque siempre estaba agotada. Todo el mundo me decía que era porque era mi primer bebé, que era normal y por eso fue que no me preocupé demasiado. Pero una vez que nació Sabrina las cosas no mejoraron y comencé a sentirme de mal en peor. “Tienes depresión posparto” me decía mi doctor de cabecera, “ya se te pasará”. “Fue un parto muy largo”, me decía el ginecólogo, “no te preocupes”. Aunque me decían lo de la depresión posparto por lo mal que me sentía, en realidad sabía con toda la certeza de mi alma que no estaba ni deprimida ni triste. Nada más lejos de la verdad. Lo que estaba era en realidad muy enferma y simplemente no nos habíamos dado cuenta. Los médicos incluso llegaron a recetarme antidepresivos que nunca llegué a tomar, los estuve rebatiendo constantemente: “Están equivocados”, les decía. “Éste es el momento más feliz de mi vida. Por fin, después de tantos años de lucha, tengo a mi hija entre los brazos. ¡Esto no es depresión posparto!”. Pero no importaba lo que dijera, parecía que estuviera hablándole a una pared. No oían, o más bien, creo que ni siquiera tomaban en cuenta mi opinión. Más adelante me empezaron a decir que era la lactancia, que me estaba “drenando” de toda energía. Era verdad que yo producía mucha leche, ¿pero por qué iba a vaciarme de mi energía a través de la lactancia? Ese cuento no me lo tragaba. Después volvieron a cambiar de parecer y me dijeron que era un problema hormonal y que tal vez era porque mi tiroides estaba volviendo a ser como antes del embarazo. Otros médicos decían que no, que era anemia… No había manera de que se pusieran de acuerdo; todos opinaban, nadie acertaba, y esto desataba en mí un sentimiento muy fuerte de frustración y de rabia, sentimientos con los cuales —además de lo mal que me sentía — tenía que lidiar. El principal síntoma que tenía fue que comencé a perder toda mi energía. El cansancio era cada día peor y hasta me daba cuenta de que mi masa muscular había comenzado a desaparecer. Me invadía un agotamiento extremo y hasta la simple acción de pensar me dejaba agotada. Llegó un momento en el que estuve tan grave que ni siquiera podía sostener a mi bebé entre mis brazos. “Señor”, le pedía a Dios, “dame fuerzas para lactar a mi bebé. Por favor, dame fuerzas para levantarme de la cama a atenderla, porque ella me necesita fuerte y sana”. Hacía el esfuerzo de seguir todas las instrucciones que me daban los expertos… pero nada funcionaba. Seguía sintiendo como si me hubiera pasado un camión por encima y me estuviera arrastrando a mil kilómetros por hora junto con una aplanadora que hubiera triturado hasta el último huesito de mi cuerpo. Literalmente sentía que me estaba muriendo. Los dolores musculares eran terribles… Había momentos en los que mi cuerpo no me respondía ni siquiera para moverme de mi cama. Tenía ratos en los que solamente lloraba y lloraba, diciéndome a mí misma: “¿Cómo es posible que no pueda ni siquiera sostener a mi bebita entre mis brazos? ¿Cómo es posible?”. Una y otra vez me daba vueltas ese pensamiento mientras intentaba seguir adelante. Como a los cinco meses de haber dado a luz nos encontrábamos en Florida y una mañana me desperté y olfateé que la muerte estaba cerca. La “huesuda” me rondaba, hasta la pude ver de reojo. Pero a diferencia de la Llorona que era un espíritu perdido que rondaba y habitaba mi casa cuando yo era niña, esta presencia, densa y pesada, en realidad era la muerte misma: gélida, afilada y lista para tomarme de la mano y llevarme con ella para nunca regresar. Con gran esfuerzo me levanté de la cama y me paré frente a mi esposo. La certeza de que me iba era tan veraz que le dije: “Tommy, veme, disfrútame al máximo, porque me estoy muriendo y siento que este es mi último día”. Tommy por supuesto se alarmó y nos regresamos inmediatamente a Nueva York donde comenzó otra larga procesión de doctores, estudios, análisis, muestras de todo tipo, consultorios, hospitales… Así pasaron tres meses más, y nada. Me pasaba el día en cama descansando. Pero cada vez que tenía fuerzas, me ponía a buscar por Internet toda enfermedad que tuviera o se acercara a mis síntomas. Después de horas y horas de lectura e investigación en todos las páginas web imaginables, descubrí que las enfermedades que en su descripción más se acercaban a lo que yo estaba sintiendo eran el Lupus y el Lyme. Me obsesioné con saber si tenía alguna de estas dos enfermedades y si no las tenía, sentía que al menos habría que descartarlas pues los síntomas sí eran muy similares. Así que le pedí a mi doctor de cabecera que me hicieran las pruebas para saber si tenía Lupus o Lyme. Yo ya me había informado de que solo había dos laboratorios especializados en la detección del Lyme, con resultados mucho mas veraces que cualquier otro, uno llamado IGeneX en Palo Alto, California y el otro en Stony Brook, Long Island. Al poco tiempo de mandar mis pruebas a estos laboratorios, llegaron los resultados y mi intuición estaba en lo correcto. —Thalia —me dijo el doctor cuando fuimos a que nos diera los resultados—. Te tengo una buena noticia y una mala. La buena noticias es que tenías razón, efectivamente es Lyme. La mala noticia es que estás muy delicada, pues el Lyme está muy avanzado. Por el tono de su voz sentí cómo mi estómago se encogió de miedo a lo desconocido. Apreté la mano de Tommy tan fuerte que se me veían los huesos de las manos. La enfermedad de Lyme es una condición infecciosa causada por la bacteria Borelia burgdorferi, y que se transmite a través de las garrapatas. Y eso fue exactamente lo que me pasó a mí, una garrapata me picó y me transmitió la bacteria del Lyme. La enfermedad se conoce también como la “gran imitadora” porque es una enfermedad silenciosa y la bacteria logra engañar al sistema de tal manera que los médicos muchas veces no son capaces de detectarla en los exámenes rutinarios. Sus síntomas son bastante amplios, de los cuales yo soy una prueba viviente: se puede confundir con fatiga crónica, demencia, ceguera, depresión, fibromialgia, esclerosis múltiple, lupus o la enfermedad de Alzheimer. Si no se detecta a tiempo, puede evolucionar a su forma crónica lo cual significa que el paciente tendrá que tomar antibióticos potentísimos y muy agresivos, con secuelas secundarias por años, e incluso por el resto de la vida. Cuando la garrapata muerde, en muchos casos deja una marca circular de color rojo, que se conoce como “ojo de toro” y ese es el mejor momento para atacar la enfermedad con antibióticos, y así evitar que se disperse por todo el cuerpo. Después de la picadura, la persona experimenta síntomas como los de una gripa: cansancio, dolores en el cuerpo y de cabeza, mareos y ganas de vomitar, al igual que otros síntomas que afectan el sistema nervioso central y provocan hipersensibilidad a la luz y al sonido, cambios radicales de humor, ansiedad e insomnio. En algunos casos afecta los nervios faciales, lo que puede causar una parálisis facial. Existen cuatro etapas de Lyme: primaria, secundaria, terciaria y crónica. Lo que determina en cuál etapa está el enfermo, es el tiempo en que tarden los médicos en descubrirla. En mi caso nunca vi ni la garrapata, ni la marca roja, ni nada. Fue casi un año después de empezar a sentir los primeros síntomas que finalmente me la detectaron y ya para ese momento me encontraba en la etapa crónica. Esto significaba que la bacteria ya se había dispersado por todo mi cuerpo, infectando todos mis órganos, incluyendo el corazón, el cerebro y más que nada el sistema nervioso central. Según me explicaron mis médicos, lo peligroso de esta enfermedad, que a simple vista parece inofensiva, es que ataca directamente el sistema nervioso de la persona provocando daño vascular, y sus secuelas pueden ser irreversibles. Mucha gente ha quedado paralítica, otros quedan ciegos y otros sin poder ni siquiera hablar. En casos extremos, les cuesta la vida. Tuve que conocer a profundidad mi enfermedad para entender lo que me estaba sucediendo, así que con esta información desarrollé un sitio web llamado www.sobrelyme.com con el fin de informar a la gente, ya que es una enfermedad que no se toma con la seriedad debida, principalmente por la falta de información que se tiene al respecto, aun en el área medica y en los laboratorios en donde se debería de diagnosticar. En la etapa en la que yo me encontraba —la crónica — la infección persiste y es resistente a cualquier tipo de antibiótico. Esto complicó todo. Como habíamos estado intentando parar la enfermedad de todas las formas posibles, ya estaba intoxicada de medicinas. La intoxicación estaba a un nivel tal, que me dio lo que se conoce como el síndrome de Herxheimer que sucede cuando el cuerpo hace reacción a la medicina haciendo que los síntomas se multipliquen al máximo, como si todo el sistema nervioso estuviera temblando. Los síntomas empeoran extremadamente y muchas veces se confunden con reacciones alérgicas a los antibióticos, pero esto es antagónico, pues cuando se tiene esta reacción es porque los antibióticos están atacando a la bacteria, que a su vez desprende toxinas. Todo el malestar y los temblores son en realidad la reacción del cuerpo al tratar de limpiarse de toda esa toxicidad. Así que no sólo tenía Lyme, sino que mi cuerpo estaba reaccionando negativamente a las medicinas que me estaban dando. Por así decirlo, me llovió sobre mojado. Me pasé meses tirada en cama sintiendo que me moría y con muy pocas ganas de vivir. Sentía que no valía la pena seguir así, entendí a todas esas personas que tienen enfermedades terminales como el cáncer, y que están sometidos a las quimioterapias, con sus efectos secundarios tan agresivos, que tienen momentos en los que se les hace muy difícil seguir luchando. Gracias a Dios Tommy estuvo siempre a mi lado. Pude comprobar que los votos matrimoniales los hizo con todo su corazón, “En las buenas y en las malas, en la salud y en la enfermedad”, pues ahí estuvo a mi lado todo el tiempo. En ocasiones hasta tuvo que cargarme hasta la bañera donde me metía en agua caliente, me lavaba el pelo y me lo desenredaba mientras yo lloraba y lloraba y le decía que me dejara irme tranquila, que ya no podía más. —No tengo más fuerzas para luchar… por favor Tommy, déjame ir… Él ahogaba su llanto y me decía con mucha ternura: —No Baby, no digas tonterías… Te vas a poner bien… Sabrina y yo te necesitamos. Tú te vas a poner bien. Fue mi enfermera, mi cuidador, mi compañía. Me vestía, me ponía la pijama, me arreglaba el cabello. Yo era un esqueleto, y nunca permitió que viera en su rostro ninguna señal de rechazo, de alarma, de nada. A cada rato me decía con una gran dulzura :“Estás hermosa, mi amor. Ponte este color, te vas a ver muy bella, te va a levantar el ánimo”. Me subía al coche, me paseaba, me llevaba a ver el atardecer; nunca, en ningún momento, me dejó caer. El mayor problema era que estaba intoxicada con los antibióticos, pero tampoco podía dejar de tomarlos. ¡Era terrible! Sudaba empapando mi pijama, las sabanas y hasta el colchón; me dolía todo, hasta el pelo, que de hecho se me empezó a caer. En momentos sentía que me estallaba la cabeza, que me pesaba como si tuviera plomo adentro; los ojos en sus cuencas me dolían, a veces sentía que eran canicas de metal que se hundían al fondo de mi cabeza; todo aunado a noches de insomnio que no permitían el descanso. Las coyunturas me pulsaban como si me latiera el corazón en cada una de ellas, además de sentir como si metieran un cuchillo entre cada una de ellas y las estuvieran desprendiendo; era un dolor atroz. Era tal la hipersensibilidad en mi piel que había momentos en que no soportaba ni las sábanas. Sentía como si me hubieran untado chile en toda la piel o como si me la hubieran arrancado… Y los músculos… ¿Cuáles músculos? Ya no tenía masa muscular, me había convertido en un esqueletito de 49 kilos. En lo que me quedaba de músculos, sentía como si les hubieran pasado un rodillo, o más bien una aplanadora. El sistema nervioso central me hacía sentir calambres, destellos de electricidad que recorrían todo el cuerpo. La cadera y las piernas parecían estar unidas a una viga de acero que no podía mover y las manos se me abrían constantemente pues no tenía fuerza ni para cerrarlas y obviamente no podía agarrar nada. Cada vez que quería caminar parecería que no podía apoyar los pies, sentía como si millones de agujas ardientes me atravesaran las plantas de los pies, como si hubiera caminado en piedras volcánicas por horas enteras. Cuando la infección del Lyme está más avanzada, otro síntoma que existe es que se empieza a perder la memoria. Un día que me visitaba mi hermana Titi, mientras ella platicaba conmigo tratando de animarme, yo recuerdo que la veía y me decía: “Yo amo a esta mujer, sé que es mi hermana, pero… ¿cómo se llama?”. Además, me llegó a suceder que no podía comunicarme pues ni siquiera lograba formar oraciones. Perdí la capacidad de organizarme mentalmente, de planear; estaba como en un estado vegetativo, como que estaba sin estar… Vegetando… flotando… fuera de la realidad. Duré casi dos años tomando antibióticos, entre todos ellos, cinco de los más fuertes. Me ponían inyecciones de penicilina, un día si y un día no, y los tratamientos duraron tanto tiempo que ya no había espacio en mis glúteos para más inyecciones; parecían bolsas de canicas, bolas por todos lados, ya duras por el medicamento que ya estaba agolpado en el tejido. También me daban una medicina que se utiliza para atacar la malaria, y varias otras inyecciones que me tenía que poner a diario para reforzarme el sistema inmunológico. Todas esas drogas me las suministraban con el único propósito de matar la bacteria, pero eran en realidad pequeñas dosis de veneno que no solo la mataba a ella, sino que también me iban matando a mí en el proceso. Entre las inyecciones, las pastillas, los complementos nutricionales, vitamínicos y herbolarios, en total me metía cincuenta pastillas al día. Un horror. |
На девятом месяце беременности я начала плохо себя чувствовать. Я не знала, что это было, и что со мной происходило, но я становилась большой домоседкой, поскольку вечно была усталой и измотанной. Поскольку ребенок был первый, все говорили мне, что это нормально, и я не слишком волновалась. Однако, когда Сабрина уже родилась, мое самочувствие не улучшалось, и я чувствовала себя хуже некуда. “У тебя послеродовая депрессия, – сказал мне лечащий врач, – все пройдет”. “Роды были очень долгие, – добавил гинеколог, – не волнуйся”. Хотя врачи и твердили мне, что мое плохое самочувствие результат послеродовой депрессии, в душе я с полной уверенностью знала, что у меня не было ни слабости, ни уныния. Ничего более далекого от истины. На самом деле я была очень больна, просто мы этого не понимали. Врачи даже выписали мне антидепрессанты, которые я так и не стала принимать. Я постоянно возражала им: “Вы ошибаетесь, – говорила я, – это самый счастливый момент в моей жизни. Наконец-то после стольких лет борьбы я держу на руках и обнимаю свою дочурку. Это не послеродовая депрессия!” Но что бы я ни говорила, это не имело значения. Казалось, что я разговариваю со стеной. По-моему, меня не слушали или, скорее всего, мое мнение просто не принимали в расчет. Позже мне стали говорить, что мое состояние было вызвано тем, что я кормила ребенка грудью, и это “высасывало” из меня всю энергию. Это правда, у меня было много молока, но почему это грудное вскармливание должно было выкачивать из меня энергию? Этой сказочке я не верила. Потом мнения врачей снова изменились. Одни из них говорили, что у меня гормональная проблема, возможно, из-за того, что моя щитовидка снова стала такой, как была до беременности. Другие утверждали, что это было вовсе не так, и у меня анемия... Врачи никоим образом не могли прийти к соглашению. У каждого было свое мнение, но ни один не находил причину, и это пробуждало во мне смешанное чувство разочарования и ярости. Словом, помимо того, что мне и так было плохо, приходилось еще бороться и со своими чувствами. Основным симптомом болезни была потеря всей энергии. С каждым днем мне было все хуже, я уставала все сильнее, и так до тех пор, пока я не поняла, что начала терять мышечную массу. Я была на грани полного истощения. Меня выматывали даже простые размышления. Наступил момент, когда я была настолько тяжело больна, что даже не могла держать на руках ребенка. “Господи, – просила я Бога, – дай мне силы кормить грудью моего ребенка. Пожалуйста, дай мне силы подняться с постели и заботиться о моей девочке, потому что я нужна ей сильной и здоровой”. Я прикладывала усилия и выполняла все предписания врачей... но это не помогало. Я по-прежнему чувствовала себя так, словно по мне проехал грузовик, а потом проволочил меня за собой на скорости тысяча километров в час вкупе с дорожным катком, который раздробил все до единой косточки в моем теле. Я в буквальном смысле слова чувствовала, что умираю. Ужасно, просто зверски, болели мышцы... Порой я не могла даже пошевелиться на кровати и только плакала и плакала, причитая себе самой: “Ну как такое возможно, что я даже ребенка на руках не могу подержать? Как это возможно?” Раз за разом я прокручивала в голове эту мысль, стараясь хоть как-то сдвинуться вперед. С рождения Сабрины прошло уже пять месяцев, мы находились во Флориде. Как-то утром я проснулась и почуяла, что смерть со мною рядом. “Костлявая с косой” кружила так близко, что я могла видеть ее краем глаза. В отличие от Плакальщицы, которая являлась потерянным духом, жила в моем доме и кружила по нему, когда я была совсем еще ребенком, этот неясный, расплывчато-смутный кошмар на самом деле был самóй смертью. Ледяная и худющая, она была готова схватить меня за руку и безвозвратно увести с собой. С громадным усилием я встала с кровати и остановилась перед мужем. Я так искренне была уверена в том, что смерть пришла за мной, что сказала: “Томми, посмотри на меня, посмотри хорошенько, потому что я умираю и чувствую, что это мой последний мой день.” Конечно Томми встревожился не на шутку, и мы немедленно возвратились в Нью-Йорк, где началась еще одна бесконечно длинная вереница врачей, разного рода всевозможных исследований, анализов, консультаций, больниц... Так прошло больше трех месяцев, и ни-че-го. Я проводила день, отдыхая в постели, но всякий раз, когда у меня были силы, я принималась выискивать в интернете болезни с похожими на мои симптомами. После многих и многих часов чтения и исследований на всех мыслимых сайтах, я обнаружила две болезни, симптомы которых были очень похожи на то, что чувствовала я, – красная волчанка и болезнь Лайма. В моей голове прочно засела мысль: “А не больна ли я одной из этих болезней? Уж очень похожи симптомы”. Впрочем, если это и не так, то я, по крайне мере должна была исключить эту возможную вероятность. Я попросила своего лечащего врача сделать мне анализы, чтобы узнать нет ли у меня волчанки или болезни Лайма. Я уже знала, что было только две лаборатории, специализирующихся на выявлении болезни Лайма; результаты их исследований были наиболее точными из всех. Одна из них называлась IgeneX и находилась в городе Пало-Альто, в штате Калифорния, другая лаборатория находилась в Стоуни-Брук, Лонг-Айленда. Вскоре после того, как анализы были отосланы в лабораторию, пришли результаты. Интуиция меня не подвела, и мои предположения оказались верными. - Талия, – сказал доктор, когда мы пришли за результатами анализов, – у меня для тебя хорошая и плохая новости. Хорошая новость та, что ты была права, у тебя действительно болезнь Лайма. Плохая новость та, что ты очень слаба, поэтому болезнь прогрессирует. От тона, каким доктор сообщил мне новость, я почувствовала, что у меня живот свело от страха неизвестности. Я так сильно сжала руку Томми, что у меня побелели костяшки пальцев. Болезнь Лайма инфекционная. Причиной ее является бактерия рода Боррелия бургдорфери, передаваемая клещами. Именно это со мной и произошло, меня укусил клещ; таким путем я и заразилась. Между собой врачи именуют эту болезнь “великой подражательницей”, потому что протекает она очень тихо. Бактериям удается незаметно обмануть организм таким образом, что зачастую врачи не могут выявить ее при обычных обследованиях. Симптомы этой болезни достаточно широки, и ее можно спутать с хронической усталостью, деменцией [прим: синдром, при котором происходит деградация памяти, мышления, поведения и способности выполнять ежедневные действия], офтальмией [прим: воспалительное поражение глаз], депрессией, фибромиалгией [прим: диффузная симметричная мышечно-скелетная боль, носящая хронический характер], рассеянным склерозом, красной волчанкой или болезнью Альцгеймера [прим: неизлечимое дегенеративное заболевание центральной нервной системы, характеризующееся постепенной потерей умственных способностей: памяти, речи, логического мышления], и я живое тому подтверждение. Если болезнь Лайма не обнаружить вовремя, то она может прогрессировать и перейти в хроническую форму. Это означает, что заболевший будет вынужден несколько лет, а возможно, и всю оставшуюся жизнь принимать сильнодействующие антибиотики со всеми вытекающими отсюда второстепенными последствиями. Очень часто после укуса клеща на теле остаются заметными покраснения кольцевидной формы, известные как “бычий глаз”. Это самое лучшее время для того, чтобы атаковать болезнь антибиотиками и избежать распространения сыпи по всему телу. После укуса человек испытывает симптомы, характерные для гриппа (усталость, ломоту во всем теле, головную боль и головокружение, тошноту), а в равной степени и иные симптомы, затрагивающие центральную нервную систему и вызывающие повышенную чувствительность к свету и звуку, радикальные смены настроения, беспокойство и бессонницу. В каких-то случаях болезнь затрагивает лицевой нерв, что может послужить причиной паралича лица. Существует четыре стадии болезни Лайма: первая, вторая, третья и хроническая. На какой стадии находится больной зависит главным образом от времени, которое потребовалось врачам для распознавания болезни. В моем случае я не заметила ни клеща, ни покраснений, ничего. Прошел почти год, когда у меня обнаружились первые симптомы заболевания, и я начала их ощущать. К этому моменту болезнь находилась уже в хронической стадии. Это означало, что бактерии распространились по всему телу, инфицировали все органы, включая сердце, мозг и, тем более, центральную нервную систему. Судя по объяснениям врачей, опасность этого заболевания, на вид кажущегося безопасным, заключается в том, что бактерии атакуют непосредственно нервную систему человека, поражая сосуды, и последствия этого могут быть необратимы. В результате множество людей остались парализованными, другие ослепли, а некоторые не могли даже говорить. В самых тяжелых случаях, это стоило людям жизни. Нужно было узнать степень тяжести моей болезни, чтобы понять, что же со мной происходило. Я развернула сайт под названием www.sobrelyme.com с тем, чтобы делиться информацией об этой болезни с людьми, поскольку она не воспринимается с должной серьезностью, главным образом из-за нехватки этой самой пресловутой информации даже в медицинской среде и в диагностических лабораториях, которые должны были бы распознавать это заболевание. На хронической стадии, когда у меня обнаружили эту болезнь, инфекция прочно обосновалась в моем организме и была устойчива к любому виду антибиотиков, что всё очень осложняло. Поскольку мы пытались остановить болезнь всеми возможными способами, от лекарств у меня началась интоксикация организма. Степень интоксикации была столь сильна, что у меня проявился так называемый синдром Герксгеймера. В этом случае реакция организма на медикаменты до предела усугубляет всю клиническую симптоматику основной болезни; нервная система словно содрогается. Зачастую ухудшение симптоматических показателей можно спутать с аллергической реакцией на антибиотики, но это не так. Наоборот, эта реакция возникает вследствие того, что антибиотики борются с бактериями, которые, в свою очередь, выделяют токсины. Недомогание и дрожь на самом деле являются реакцией организма на его стремление очиститься от всех токсинов. Короче говоря, у меня в наличии имелась не только сама болезнь Лайма, но и отрицательная реакция организма на препараты, которые мне давали. Как говорится, беда не приходит одна. Несколько месяцев я провалялась в постели, чувствуя, что умираю. У меня почти не было желания жить. Я чувствовала, что не стоило продолжать так мучиться. Я понимала всех неизлечимо больных людей. Например, раковых больных, которых подвергают химиотерапии, побочный эффект от которой настолько силен, что, порой, бывает очень тяжело продолжать борьбу с самой болезнью. Слава богу, Томми всегда находился рядом со мной. Я смогла убедиться в том, что слова, произнесенные им перед алтарем – “в радости и горе... в болезни и здравии” – были искренними и шли от самого сердца, поскольку все это время он был рядом. Он вынужден был регулярно относить меня в ванную и укладывать в горячую воду. Он распутывал мои свалявшиеся волосы и мыл их, а я в это время заливалась слезами, говоря, чтобы он дал мне спокойно уйти, и твердила, что больше я не могу. - У меня больше нет сил бороться... ради бога, Томми, дай мне уйти... - Ну что ты, детка, не говори ерунду, – очень ласково говорил он, задыхаясь от слез, – ты поправишься... Ты нужна нам с Сабриной. Вот увидишь, ты поправишься. Томми был моей медсестрой, заботливой сиделкой, моим спутником. Он надевал на меня пижаму, приводил в порядок мои волосы. Я была чистым скелетом, но он ни разу не позволил, чтобы я увидела на его лице отражение беспокойства или какой-либо знак брезгливости. Всякий раз он говорил мне комплименты: “Ты очень красива, любимая. Тебе так идет этот цвет. Ты выглядишь просто потрясающе, ты окрепнешь”. Он сажал меня в машину и вез на прогулку любоваться вечерними сумерками. Ни разу, никогда он не позволил мне пасть духом. Интоксикация от антибиотиков была основной проблемой, но и не принимать их было нельзя. Это было ужасно! Я была мокрой как мышь; пижама и простыни были насквозь сырыми от пота, влажным был даже матрас. У меня болело все тело, даже волосы, которые начали выпадать. Временами я чувствовала, что голова просто лопается от боли; она была такой тяжелой, словно внутри нее был свинец. Жутко болели глаза, а порой мне казалось, что в глубине головы затонули металлические шарики. И все это наваливалось разом бессонными ночами, не позволяя отдохнуть. Биение сердца отзывалось режущей болью в каждом из суставов, словно в них вонзали ножи и теперь отрывали от тела. Эта боль была ужасающе жуткой. Кожа стала гиперчувствительной. Были моменты, когда я не могла терпеть даже прикосновение простыней. Ощущение было таким, словно всю кожу натерли жгучим перцем чили или просто заживо сдирали ее... А мышцы... Впрочем, какие мышцы? У меня не было мышц. Я превратилась в сорокадевятикилограммовый скелетик. Я чувствовала себя так, будто по жалким остаткам мышечной массы проехал дорожный каток или того хлеще – грейдер. По всему телу пробегали элетрические разряды, мышцы сводило судорогой. Я не могла пошевелиться – бедра и ноги казались единой стальной балкой, которую я не могла сдвинуть с места. Ладони были постоянно открыты, поскольку у меня не было сил сжать пальцы рук. Я ничего не могла удержать в руках. Всякий раз как я хотела куда-нибудь пойти, мне казалось, что я не смогу встать на ноги. Я чувствовала как миллионы раскаленных игл пронзают ступни, будто я целыми часами шагала по вулканическим камням. Когда болезнь Лайма прогрессировала, проявился еще один симптом – я начала терять память. Как-то меня пришла проведать моя сестренка Тити. Помнится мне, пока она разговаривала со мной, стараясь подбодрить, я смотрела на нее и говорила про себя: “Я люблю эту женщину, я знаю, что она моя сестра, но... как ее зовут?” Дошло до того, что я даже не могла общаться, поскольку не могла построить предложения. Я потеряла способность связно мыслить, планировать. Я была подобна растению – существовала, словно и не существуя вовсе. Так, прозябала... плыла по жизни... витала где-то вне реальности. Я принимала пять самых сильных антибиотиков почти два года. Через день мне кололи пенициллин, и на моей заднице уже не было живого места для очередного укола. Ягодицы напоминали сетки с шариками; шишки от уколов были со всех сторон, это лекарство скапливалось под кожей. Помимо этого мне давали препарат, использующийся в борьбе с малярией, и ежедневно делали уколы для укрепления имунной системы. Всеми этими лекарствами меня пичкали с единственной целью – убить бактерии, но на самом деле это были небольшие дозы яда, который походя убивал не только бактерии, но и меня. В общей сложности за день в меня впихивали пятьдесят таблеток, включая уколы, пилюли, пищевые добавки, витамины и лекарственные травы. Ужас. |
© Перевод — Вера Голубкова