—Bendito sea Dios. Vaya día ayer, ¿no? Recogidito en la calle... —exclamó mi madre con sorna a
la mañana siguiente mientras le servía el desayuno—. Estarás hecho unos zorros.
—No, mamá, porque no bebí —mentí—, y si no bebes, aunque duermas poco, te encuentras bien.
—Yo si duermo poco no tengo ganas de nada —contestó ella, lo que es verdad, si no duerme sus
ocho o nueve horas no da pie con bola, una manta zamorana es mi madre para el sueño.
—Hoy te va la rumana a echar una mano en la tienda, ¿verdad?
Que de pronto me preguntara por Corina me sobresaltó. No se me había ocurrido volver a asociar
a Corina con mi madre. Era como si fuesen universos separados. Una estupidez, porque si yo pensaba
tener una relación de pareja normalizada con Corina, mi madre sería la primera en enterarse. No
porque sea ella mi confidente. Qué va, me producen desconfianza las gentes que presumen de ser los
mejores amigos de sus hijos, es inverosímil. Se enteraría porque es mi compañera de piso y mi modo
de vida a partir de entonces sin duda iba a cambiar: saldría más. Quizá cogería el coche cada día para
llevarla al trabajo de la tarde y luego recogerla en la urbanización esa relamida, quizá... Planes,
proyectos, propósitos. Me encantaba trazar ese tiempo nuevo que se abría ante los dos.
Aunque había dormido poco, llegué a la tienda más temprano que nunca y me puse a limpiarla de
arriba abajo. Iba a ser una sorpresa para ella. Con la improvisación del día anterior, Corina no había
fregado los platos de la tarta ni las tazas del café, y el office andaba un poco manga por hombro. Como
una patena lo dejé. Hasta la fregona pasé, cosa que me di cuenta de que, salvo en casa de mi hermana
cuando estoy de canguro, había hecho muy pocas veces en mi vida y que tiene su gracia. Cuando llegó,
un pelín tarde, se quedó asombrada.
—Tú sabías muy bien fregar.
—En cambio, una cosa que no soporto es hacer la cama. Siempre me queda mal. Me gusta más
deshacerla... —dije, y me reí. Pero creo que ella no pilló el chiste, porque no se rió.
—¿Qué es cazafantasmas? —preguntó mirando el calendario donde yo había marcado el día que
era.
—¿Cazafantasmas? Un señor de una empresa de limpieza que quita el polvo de vez en cuando.
Lleva un aspirador muy gracioso y...
No me dejó terminar:
—¿Hoy viene? —preguntó—. Pero es dinero que tú tiras hoy. Mira todo limpio.
Era cierto. Desde que Corina trabajaba en la tienda no se acumulaba el polvo de la misma
manera, y el cazafantasmas, que venía ya regularmente porque me hacía un precio muy bueno y, la
verdad, porque el tío me caía bien, se iba a encontrar con poco trabajo.
—Tú despides a ese hombre —dijo Corina—. No necesitas más.
—Ya, pero, Corina, pobrecillo. Tal y como están las cosas no creo que le sobren clientes.
Además, no le he avisado con suficiente tiempo, estará al caer.
Simplemente imaginar ese coloquio entre el cazafantasmas y yo me inquietaba. Me quedé callado
dando vueltas al asunto. Ella aprovechó mis dudas.
—Tú eres en trastienda y yo le digo que has dejado recado que no limpie, muchas gracias. No hay
problema. No me conoce él a mí.
—No, claro, no te conoce. Pero el hecho es que si yo no doy la cara este hombre se va a sentir
decepcionado. Igual ha renunciado a otras visitas por hacer ésta, Corina. Imagínate sólo el tiempo que
le hacemos perder. Y la gasolina para venir hasta aquí. Y el parking. Y...
—Gasolina paga la empresa —contestó Corina sin ápice de duda—. Parking, también. Calla. ¿No
es ésa furgoneta suya?
Me hizo meterme para dentro. Yo estaba nerviosísimo, me sudaban las manos, pero obedecí. Oí
la puerta abrirse y las campanitas del ahuyentaespíritus. No sé por qué me santigüé. Yo no he ido a
misa en mi vida, pero en mi vida, vamos, que no he hecho ni la comunión, pero en situaciones
extremas se me va la mano. ¿Por qué me parecía ésta una situación extrema?
Me repetía a mí mismo en la penumbra de nuestro almacenillo que este señor del aspirador con
toda seguridad se enfrentaba a situaciones así todos los días y que yo, como cualquiera, estaba en
pleno derecho de decirle que prescindía de sus servicios si me daba la gana. Bastante había hecho ya
con contratarle esas veces anteriores sólo porque mi madre no alcanzaba ya bien a limpiar los estantes
más altos y por su charla, porque en el fondo había sido eso. Me gustaba su charla: me explicaba lo
que veía en las viviendas que visitaba, porque se internaba en ellas hasta los últimos rincones. Muchos
de sus clientes eran gente acaudalada que se podían permitir ese lujo, y a mí siempre me ha matado la
curiosidad por saber cómo viven los demás, y en especial los ricos, pero cómo viven de verdad, en lo
cotidiano, no como dice el ¡Hola! que viven. Y me repetía que esos clientes ricos seguro que no lo
iban a despedir y que igual hasta le venía bien que yo le abriera este hueco en la agenda para poder
visitar una nueva mansión en las afueras o un enorme despacho de abogados alérgicos a las maderas
nobles. Pero ninguna de estas buenas palabras me calmaba, y ya podía escuchar la voz de Manolo,
porque se llamaba Manolo, bueno, se llama, espero que siga vivo, que esté bien Manolo el
cazafantasmas, porque se lo merece, era o es un buen tío, un poco cotilla, un poco chuleta, demasiado
orgulloso para ganarse la vida con un aparato ridículo, pero buen tío... En fin, podía escuchar su voz
preguntando a Corina:
—Pero ¿seguro que no ha dejado una nota para mí ni nada? Qué raro.
—Dice que tú no tienes necesidad de venir ya a limpiar porque yo trabajo aquí y todo mucho más
limpio.—
Mujer, más higiénico que con mi aspirador no creo. Y además, que te digo yo un tema, que si
yo vengo aquí una vez al mes, tú te ahorras cantidad de curro. ¿Sabes lo que te digo? Que a ti te
interesa la primera que yo siga viniendo, pero la primera te interesa. Que tú no sabes cómo tenían esto
cuando vine la primera vez. Que tuve que cambiar el filtro, no te digo más. Y estos filtros son
industriales, ojo. Pero es que esto..., telita cómo lo tenían la madre y el hijo. No habían pasado el trapo
desde la boda de san Isidro.
Corina callaba y yo me la imaginaba con esa mirada dura que sabía poner cuando convenía,
cuando entraba en la tienda algún adolescente gamberro o gente a pedir limosna o a repartir
propaganda. Pero Manolo también era duro de pelar e insistía.
—Vamos a ver. Hacemos una cosa. Tú no dices ni mu, yo hoy te cobro la mitad y, si te gusta
cómo lo dejo, vuelvo el mes que viene.
—Ha dicho jefe que no y no. Yo sólo hago que dice el jefe.
—¿Y tú a qué hora sales? —inquirió Manolo de pronto.
Qué mala suerte que no entrara un cliente, cualquier cliente, para romper la situación y que
Manolo, que estaba demostrando ser un jeta, se largara.
—Yo me llamo Manolo. ¿Y tú?
Esto me indignó. ¿Qué se había creído Manolo? Sólo podía preguntarle el nombre con un fin, y
eso era más de lo que ningún hombre puede soportar.
—Corina —contestó ella con su seguridad habitual, una seguridad que puede anticipar cualquier
cosa.
El corazón me estallaba en el pecho. Las orejas me quemaban. Sin más me dije: «Basta. Si no
entra ningún cliente, voy a entrar yo y le voy a arrancar la cabeza.» Hecho una furia, salí disparado por
la puerta de atrás y volví a entrar a mi propia tienda por la puerta principal dando un susto a Corina de
aquí te espero.
—¿Qué pasa, Manolo? ¿Cómo estás? —dije, casi sin resuello de la carrera que me había pegado,
pero perdiendo el ímpetu batallador tan pronto como vi a Manolo y su endiablada máquina chupadora.
—Hombre, Vicente, creí que no te iba a ver. Aquí estaba hablando con tu dependienta, que me
dice que ya no necesitas que te limpie la tienda.
—Bueno, lo que ocurre es que las cosas ya sabes, Manolo, cómo están y...
No me dejó explicarme. Me pisaba todas las frases. Eliminaba de mí la energía como extraía los
ácaros del material de oficina.
—Me hago cargo, pero la visita de hoy ¿quién me la paga? Porque yo me he desplazado, Vicente.
A mí esto tú me lo dices ayer y no hay ningún problema, pero, claro, ahora...
Y sí, lo confieso, en lugar de arrancarle la cabeza, aflojé. Acabó pasando su maldito aspirador por
toda mi tienda mientras yo me tragaba mi dignidad y Corina nos contemplaba, a mí con desdén, por
flojo, y a él con desprecio, por estafador. Y encima, cuando le iba a pagar la que sería su última visita,
me di cuenta de que no tenía ni un duro porque todo me lo había fundido la noche anterior con Corina,
y tuve que salir disparado al cajero porque no quería dejar ni un minuto más a ese buitre a solas con
mi chica. Porque sí, porque de pronto fui consciente de que lo de la noche anterior no había sido sólo
un polvo, un arrebato, que yo quería que Corina fuera eso, mi chica, como la habría definido José
Carlos, y en cuanto se largara el cazafantasmas se lo pensaba decir: «Corina, quiero salir contigo.» ¿O
era mejor «Corina, ¿quieres salir conmigo?»... Bueno, ya sé que estas fórmulas no se usan. Que hoy
dos personas adultas tienen otras alternativas y yo podía decirle algo así como «Corina, quiero verte
más», pero es que yo ya la veía a diario y eso me resultaba un poco redundante.
Cuando el tipo se largó, me volví hacia Corina y, fingiendo naturalidad ante aquella situación tan
desagradable que acabábamos de vivir y un poco por justificarme, comenté:
—Es un pesado. Qué gusto perderle de vista, Corina, muy buena idea has tenido. A enemigo que
huye, puente de plata.
Ella no contestó nada, porque yo creo que los refranes no los entiende y es tan orgullosa que
prefiere estrellarse a preguntar. Se metió para dentro a poner la cafetera. Di el asunto por concluido y
cambié de tercio. Me interesaba avanzar hacia mi meta.
—¿Estás muy cansada? Se me olvidó decirte que si querías no vinieras hoy, que te quedaras en
casa durmiendo. Como ayer trasnochamos...
Dije esto con la intención que cualquiera puede presuponer: la de renovar nuestro recién
estrenado vínculo. Cuando Corina había entrado en la tienda por la mañana, un poco tarde, ya digo, no
nos habíamos besado. Yo no le concedí importancia, uno, por el tema este que habíamos estipulado en
la cama de no dejarse llevar por miedos y paranoias, y dos, porque me resultaba comprensible que
para Corina el ámbito profesional fuera sagrado. No íbamos a cambiar en menos de veinticuatro horas
todas las rutinas establecidas. Porque no hacía ni veinticuatro horas que la había besado por primera
vez y ya estaba otra vez viéndola. Era un chollo. Eso es lo que pensé. Qué chollo. Y pensé también que
en el fondo era el mejor regalo que me había hecho mi madre en la vida y que un día le iba a dar las
gracias por ello. El día que llevara a casa a comer a Corina, que no tenía por qué ser una cosa formal,
podía ser cualquier día, se lo diría: «Mamá, gracias por empeñarte en que Corina entrara en la tienda.»
Yo la miraba y ella seguía a lo suyo, calentando la leche, que sabía ya que me gustaba muy calentita.
—Ayer... Anoche... —No era fácil encontrar las palabras adecuadas, sin orden ni concierto se me
agolpaban en el pecho—. Corina... Yo quería decirte que me gusta tenerte aquí... Cerca... Muy cerca.
Cuanto más cerca, mejor.
Di unos pasos para arrimarme a ella, pero en esto levantó el cazo, que estaba en el fuego. La
leche humeaba entre los dos y yo me detuve. Ahora sí me miraba y me dirigía una sonrisa un poco
torcida que hacía ella a veces, como diciendo: ¿te crees que no me doy cuenta de lo que pasa?
—Tú, tonto.
De primeras me asusté, no caía en la cuenta de a qué se refería.
—Podías haber ahorrado el dinero de ese persona.
Sentí un enorme alivio. No me insultaba por haberla seducido (aunque la seducción había sido
mutua y ambos somos adultos, yo puedo sentirme culpable por cualquier acto negativo que ocurra en
un radio de cincuenta metros de mi persona, metros, kilómetros o incluso millas, lo que haga falta),
me hablaba del cazafantasmas, a quien yo ya había olvidado.
—Yo casi había solucionado —concluyó su reproche, que, ya digo, no me sonó a crítica, sino a
mieles del paraíso.
—Es que os oía y se estaba poniendo muy pesado contigo —me expliqué.
—Yo sé defender sola, Vicente.
Dijo mi nombre y, como mi nombre no me agrada, me sonó raro. Me sonó falso. A mí me gusta
cuando las mujeres me llaman amor o cariño o mi vida, cualquier cosa de ésas, incluso gordi, algo que
mucha gente no soporta. ¿Cuándo me llamaría Corina amor o cariño o mi vida? Igual, como su lengua
materna es otra, nunca tendría soltura para dedicarme esos apelativos. Me diría otros, seguramente en
rumano. Qué sé yo, igual que Blanca había tenido el capricho de rebautizarme Vincenzo, para Corina
podía ser Vicentescu.
—Lo sé, Corina, y por eso me gustas. Me gustas mucho. Es lo que quería decirte.
No me contestó, pero no me importó. No tenía otra verdad, y se la ofrecí. Me acordé de la nota
manuscrita con boli azul, que todavía conservaba, y, cuando a las dos ella se marchó, conmovido, besé
el papelito.

- Ну слава богу! Вчерашний день прошел, а то домосед-то наш как разгулялся… – ехидно воскликнула мама на следующее утро, когда я готовил ей завтрак. – Тебе, должно быть, плохо, бедняжке.

- Нет, мама, не плохо, потому что я не пил, – соврал я, – а если ты не пьешь, то чувствуешь себя хорошо, даже если мало спал.

-  А вот мне, если не высплюсь, и жизнь не мила, ничего не хочется, – заметила она, и это чистая правда. Если мама не поспит восемь-девять часов, она ничего не соображает, бродит себе вялая и заспанная.

- Сегодня к тебе в магазин придет помогать эта румынка, так ведь?

Меня напугал ее неожиданный вопрос о Корине. У меня и в мыслях не было снова связывать Корину с моей матерью. Они были как две обособленные друг от друга вселенные. Какой идиотизм – ведь если я думал сойтись с Кориной и жить с ней как обычные люди, то мама первой узнала бы об этом, и вовсе не потому, что она была моей задушевной подружкой. Как бы не так! У меня вызывают подозрение люди, которые считают себя лучшими друзьями своих детей, это просто невозможно. Мама узнала бы об этом, потому что мы живем с ней в одной квартире, а я прямо сейчас собирался поменять свой образ жизни. Я чаще уходил бы из дома, вероятно, каждый день брал бы машину, чтобы по вечерам подвозить Корину на работу, а потом забирать ее из того лощеного квартала, и быть может… Планы, проекты, замыслы. Мне хотелось заранее распланировать то новое время, что открывалось перед нами обоими.

Хотя в эту ночь я поспал всего ничего, в магазин я пришел как никогда рано и принялся надраивать его сверху донизу. Я собирался преподнести Корине сюрприз. В суматохе импровизированных событий вчерашнего дня Корина не вымыла тарелки из-под торта и кофейные чашки и в, так называемом, офисе царил небольшой беспорядок. Я навел чистоту и даже прошелся по полу шваброй – хорошенькое дело, которым я занимаюсь крайне редко, и то исключительно в доме сестрицы, когда нянчусь с ее детьми. Когда чуть позже пришла Корина, она была поражена.

- А ты умеешь отлично убираться.

- Наоборот, терпеть не могу застилать постель. У меня никогда не получается. Мне больше нравится разбирать ее… – пошутил я и засмеялся. Я думаю, она не поняла соль моей шутки, потому что не рассмеялась в ответ.

- Кто это – охотник за привидениями? – живо спросила она, глядя на календарь, где был отмечен день его прихода.

- Охотник за привидениями? Это один человек из конторы по уборке помещений. Иногда он приходит сюда, чтобы собрать всю пыль. Он носит очень смешную маску, и… – Корина не дала мне закончить.

- Он придет сегодня? – снова спросила она. – Но тогда ты потратишь деньги впустую. Все и так чисто, посмотри.

Все было именно так. С тех пор как Корина работала в магазине, пыль уже не скапливалась как прежде, и “охотнику”, приходившему теперь регулярно, потому что за работу он брал по-божески и, по правде говоря, мне нравился, находилось мало работы.

- Уволь этого человека, – посоветовала Корина. – Он больше не нужен.

- Да, но при таком положении вещей, не думаю, что у этого бедняги достаточно клиентов. Кроме того, я не известил его заранее, так что он, вероятно, вот-вот появится на пороге.

Я всегда представлял этот наш с “охотником” разговор и волновался. Я замолчал, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Корина воспользовалась моими сомнениями и нерешительностью.

- Сиди в подсобке, я сама поговорю с ним. Скажу ему от твоего лица, чтобы он не убирал сегодня и поблагодарю. Нет проблем. Он же меня не знает.

- Естественно, не знает, но, если я ему не заплачу, этот человек будет разочарован. Он отказался от других заказов, Корина, чтобы выполнить наш. Ты только представь, сколько времени мы заставляем его терять, плюс бензин, чтобы приехать сюда, плюс плата за стоянку, плюс…

- Бензин оплачивает компания, – без тени сомнения возразила Корина. – Стоянку – тоже. Молчи. Ведь этот фургончик его?

Корина вытолкала меня в подсобку. Я послушался ее, но нервничал так, что у меня вспотели руки.

Я услышал звук отрываемой двери и звон колокольчиков, отгоняющих злых духов. Я перекрестился, сам не знаю, почему. Я в жизни своей не ходил к мессе, даже не причащался, но в экстремальных ситуациях рука сама тянется вверх. Почему эта ситуация казалась мне экстремальной?

В полумраке нашего чуланчика я повторял сам себе, что этот человек в маске сталкивается с подобной ситуацией каждый день, и что я, как и любой другой, был абсолютно прав, сказав ему, что по собственному желанию отказываюсь от его услуг. Я уже достаточно сделал для него, нанимая на работу прежде только потому, что маме уже не удавалось хорошо убраться на самых верхних полках и из-за его болтовни, что, в сущности, так и было. Мне нравилось болтать с ним: он рассказывал о том, как живут те, у кого он работал, потому что он видел все до самых распоследних уголоков. Многие из его клиентов были людьми состоятельными и могли позволить себе подобную роскошь, а я всегда сгорал от любопытства узнать, как живут другие, особенно богачи, но мне хотелось знать, как они живут в обычной повседневной жизни, а не так, как об этом трубят в журнале “Hola!” Про себя я твердил, что эти богачи точно не уволят его, что ему же лучше, что я освободил место в списке дел, чтобы он мог приходить в новый особняк недалеко отсюда, или к каким-нибудь адвокатам-аллергикам в просторный конторский кабинет, отделанный ценной древесиной. Но ни одно из этих правильных слов не успокаивало меня. Я мог слышать голос Маноло, потому что его звали Маноло, нет, не звали – зовут. Надеюсь, он продолжает жить, потому что этот “охотник” Маноло заслуживает того. Он был и остается славным малым. Он сплетник самую малость, немного задавака, чрезмерно горд для жизни со смешным пылесосом, но все-таки приятный парень… Итак, я мог слышать его голос. Маноло спрашивал Корину:

- Это точно, что он ничего мне не оставил? Очень странно.

- Он говорит, что тебе не нужно приходить убираться, потому что здесь работаю я, и везде чистота.

- Послушай, дорогуша, я не думаю, что ты убираешь чище моего пылесоса. Вот что я тебе скажу, если я буду приходить сюда раз в месяц, у тебя будет меньше работы. Сечешь, о чем я говорю? Мой приход сюда в первую очередь в твоих интересах, в твоих, поняла? Ты же не знаешь, что здесь было, когда я впервые пришел сюда. Нужно поменять хотя бы фильтр, я уж не говорю о большем. А фильтры заводские, сечешь? Тут это… паутина была повсюду. Мать с сыном не убирались здесь со времен свадьбы святого Исидора. [прим: святой Исидор, Исидор Мадридский (ок.1070 – 1130гг) – покровитель Мадрида и всего крестьянства]

Корина молчала, и я представлял ее суровый, непреклонный  взгляд, каким она может смотреть, когда ей это выгодно, или когда в магазин заходит какой-нибудь хулиганистый подросток, попрошайка или разносчик рекламных листовок. Однако Маноло тоже был крепким орешком, и продолжал гнуть свое:

- Послушай, давай сделаем вот что – ты ничего не говоришь, сегодня я беру себе половину, а половину оставляю тебе, и если захочешь, то через месяц я приду снова.

- Шеф сказал – нет, нет и нет. Я передаю только то, что сказал шеф.

- А во сколько ты уходишь? – неожиданно спросил Маноло.

Вот невезение – как на грех ни одного клиента! Хоть бы кто-нибудь вошел, чтобы разрушить сложившуюся ситуацию, и чтобы Маноло с его наглой рожей, собиравшийся хамить и дальше, убрался отсюда.

- Между прочим, меня зовут Маноло. А тебя?

 Я был возмущен до глубины души. Да кем он себя возомнил, этот чертов Маноло? Он мог спрашивать, как ее зовут, только в своекорыстных целях, а это больше, чем может вынести какой бы то ни было человек.

- Корина, – ответила она со свойственной ей уверенностью, которая может означать и обещать что угодно.

Сердце в моей груди разрывалось, уши горели. Ни с того ни с сего я сказал себе: “Ну все, довольно! Если сейчас не войдет ни один покупатель, то войду я сам и снесу ему башку”. Донельзя взбешенный, я пулей вылетел на улицу через заднюю дверь и снова вошел в магазин через основную, тем самым напугав Корину.

- Как дела, Маноло? Что нового? – произнес я, почти не задыхаясь от быстрого бега, который мне по душе, но я растерял весь свой боевой задор, едва завидев Маноло с его уродливым пылесосом.

- Висенте, дружище, Я думал, что не увижу тебя. Я поговорил здесь с твоей продавщицей, и она сказала, что ты уже не нуждаешься в уборке магазина.

- Да, тут случилось кое-что. Ну ты и сам знаешь, Маноло, как оно бывает…

Он не дал мне объяснить все до конца, на корню похоронив все заготовленные мною фразы. Он вытянул из меня энергию как высасывал пылевых клещей из офисных ковров.

- Я, конечно, все понимаю, но кто оплатит мне сегодняшний приход? Я проделал такой путь, Висенте. Скажи ты мне об этом вчера, и не было бы никаких проблем, а сегодня, понятно дело…

Признаю́, вместо того, чтобы оторвать ему башку, я уступил. Он проволок свой проклятый пылесос по всему магазину, пока я глотал свое достоинство. Корина молча взирала на нас. На меня –  с безразличным пренебрежением из-за моей слабости, на него – с оскорбительным презрением из-за того, что он прощелыга. И хуже того, собравшись заплатить этому пройдохе, чтобы это был его последний визит, я понял, что у меня нет ни гроша, потому что я все потратил прошлой ночью с Кориной. Мне пришлось стрельнуть деньги из кассы, потому что я ни на минуту не хотел оставлять этого бабника-авантюриста наедине с моей девушкой. Я вдруг осознал, что прошлой ночью был не просто трах в порыве влечения, мне хотелось, чтобы Корина и в самом деле стала моей девушкой, как назвал бы ее Хосе Карлос. Как только “охотник за привидениями” ушел, я решил сказать ей: “Корина, я хочу встречаться с тобой”. А может, так будет лучше: “Корина, хочешь со мной встречаться?” Я понимаю, что эти выражения уже не в ходу. Сегодня у двух взрослых людей есть выбор, и я мог бы сказать нечто такое: “Корина, я хочу снова увидеть тебя”, но я и так видел ее каждый день, и это было бы чересчур.

Когда несносный тип ушел, я повернулся к Корине и, стараясь придать себе как можно более непринужденный вид после только что пережитой неприятной ситуации, пояснил, отчасти пытаясь оправдать свое поведение:

- Вот приставучий. Как мне хочется навсегда потерять его из виду. Корина, ты подала отличную идею. Бегущему врагу – серебряный мосток, как говорится, скатертью дорожка.

Она ничего не ответила. Мне думается, Корина не поняла пословицу, но она так горда, что скорее лопнет, чем переспросит. Ни слова не говоря, она пошла варить себе кофе. Я счел вопрос исчерпанным и сменил тему. Я был заинтересован в своем продвижении к намеченной цели.

- Ты очень устала? Я забыл тебе сказать, чтобы ты не приходила сегодня, если захочешь, осталась бы дома, выспалась, ведь вчера мы легли очень поздно…

Любому ясна цель моего высказывания – этим я недвусмысленно намекал на возобновление наших только что завязавшихся отношений. Когда утром Корина, слегка припозднившись, вошла в магазин, мы не поцеловались. Я не придал этому особого значения, во-первых, потому, что еще в кровати мы обсуждали этот вопрос и договорились не поддаваться страху, а во-вторых, для меня было вполне очевидным, что работа для Корины – это святое. Мы не собирались менять меньше чем за сутки заведенный нами распорядок. Не прошло еще и двадцати четырех часов, как я впервые поцеловал Корину, и вот я снова вижу ее. Я подумал, что это было удачей, неслыханной удачей. И еще я подумал, что Корина была самым лучшим в жизни материнским подарком, за который я когда-нибудь поблагодарю ее. Это произойдет в тот день, когда я без какого-либо формального повода приведу Корину к нам домой просто пообедать. И тогда я скажу: “Мама, спасибо тебе за то, что настояла на своем, и Корина пришла в магазин”. Я смотрел на Корину, а она подогревала молоко, поскольку уже знала, что мне нравилось горячее молоко.

- Вчера… Ночью… – запинаясь, пробормотал я. Мне было нелегко подобрать нужные слова среди беспорядочно теснившихся в груди. – Корина… Я хотел сказать… Я очень рад, что ты здесь… Мне нравится, что ты рядом… Совсем близко от меня… И чем ближе, тем лучше.

Я сделал несколько шагов, чтобы подойти к ней поближе, но в этот самый момент Корина сняла кастрюльку с огня; пар от вскипевшего молока стеной вырастал между нами, и я остановился. Теперь уже Корина смотрела на меня с лукавой, слегка насмешливой улыбкой, словно говоря: “Ты думаешь, я не понимаю, что происходит?”

- Глупыш… – Поначалу я испугался, не понимая, к чему отнести ее слова. – На этом типе ты мог сэкономить деньги.

Я почувствовал огромное облегчение – Корина не ругала меня за то, что я завлекал ее, стараясь соблазнить. Хотя соблазн и влечение были обоюдными, а мы оба – взрослые люди, я могу чувствовать себя виноватым за любой скверный поступок, совершенный в радиусе пятидесяти метров, километров или тысяч километров от меня по мере необходимости. Сейчас Корина говорила об “охотнике за привидениями”, о котором я уже забыл.

- Я уже почти все уладила, – пожурила она меня, но, как я говорил, ее упрек прозвучал для меня не горьким осуждением, а райским медом.

- Понимаешь, я слышал ваш разговор, этот тип приставал к тебе, – пояснил я.

- Висенте, я и сама могу постоять за себя.

Корина назвала меня по имени, а поскольку мне мое имя не нравится, для меня оно прозвучало странно, фальшиво. Мне нравится, когда женщины называют меня любимый, милый или жизнь моя и все такое, даже толстячком, что терпеть не может большинство людей. И когда только Корина назовет меня любимым, милым или своей жизнью? Впрочем, возможно, мне никогда не удастся услышать от нее эти слова, произнесенные легко и непринужденно, потому что у нее другой родной язык. Но, может быть, она скажет мне иные слова, по-румынски. У Бланки был заскок называть меня Винсенсо, и как я понимаю, в равной степени для Корины я мог бы быть Висентеску.

- Я это знаю, Корина, поэтому ты мне и нравишься. Очень нравишься. Это я и хотел тебе сказать.

Она ничего не ответила, но мне это было неважно. Я сказал ей правду. Я вспомнил о рекламке, написанной от руки синей шариковой ручкой, которую все еще хранил. Когда в два часа дня Корина ушла, я в волнении поцеловал листок.

Estar hecho unos zorros – быть сильно уставшим, очень плохо себя чувствовать

pelín – немного, чуть

dar la cara – здесь: заплатить

almacenillo – чуланчик, маленькая подсобка

cambié de tercio – сменить тему